Фото Виктории Банновой

 С крещением долго не получалось.
 Уж Борис и таблетки свои отглотал, и пошёл на работу, и весна наступила.
Однажды совсем было собрались к отцу Герману – попостились, приготовили чистое бельё, завели будильник, чтоб встать пораньше.
Борис давно похрапывал, я читала “Свет невечерний” Сергия Булгакова, свернувшись в старинном кресле.

И вдруг…

- А креститься–то ему завтра нельзя.

Я уже знала этот Голос - вроде бы во мне, но не от меня исходивший.

- Но почему, Господи?

- А ты подойди и спроси: зачем ты креститься идёшь?

Я встала, растолкала, спросила.
Борис сквозь сон пробормотал:

- Чтоб ты от меня не ушла.

Всё стало ясно. Я отключила будильник и легла спать.

Произошло это уже в мае, как-то само собой.
Просто в одно воскресное утро он положил в сумку приготовленное чистое бельё и сообщил, что идёт креститься.
Я не стала ничего уточнять.

Возвращался он от отца Германа... - не могу сказать, чтоб совсем другим человеком, хоть та семейная буря и улеглась.
Искушений нам предстояло достаточно – но уже совсем иного плана.
Одно бесспорно – из купели Борис вышел верующим.

Его замечательная фраза, высказанная “до того”: “Бог, конечно, есть, но я в Него не верю” обернулась теперь фанатичным упованием на чудо с Небес – вот сейчас, немедленно, по щучьему велению.
И Господь посылал ему в утешение эти чудеса, как настрадавшемуся непослушному ребёнку, обжёгшемуся об утюг.

Подходя после крещения к станции, мы издали увидали электричку.
Я сказала, что бежать ни к чему, потому что по расписанию наша ещё нескоро, а эта наверняка мимо.
Однако Борис вдруг заявил, что нет, это именно “наша” электричка.
И понёсся.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Мы скакали через колдобины, на бегу переругиваясь.

- Она остановится, остановится, - твердил он.

Запыхавшись, взбежали на ступени платформы.
Электричка приближалась.
Не так быстро, чтоб мимо, но и не так медленно, чтоб окончательно затормозить.

- Остановится, остановится, - повторял Борис.

До сих пор не понимаю, что это было.
То ли машинист услыхал его молитвы, то ли действительно сам Господь, но чудо произошло.   
Неизвестно откуда взявшаяся электричка, абсолютно вне расписания и совершенно пустая, вдруг замедлила ход, и прямо перед нами гостеприимно раздвинула двери.

- Погоди, может, она не туда…

- Туда, туда! – торжествующе орал Борис, запихивая меня в тамбур, - Я просил, и Он услышал!

Теперь уже я молилась, чтоб всё так и было.
Волшебная электричка мчалась мимо подмосковных дач в нежной майской зелени, тормозила на каждой станции, сажала изумлённо осчастливленных пассажиров, тоже недоумевающих, откуда она взялась...
И Борис всякий раз победоносно на меня поглядывал, с трудом удерживаясь, чтоб не объявить всему вагону, кто виновник этой счастливой случайности в железной закономерности, установленной МПС.

Зато в Москве случился скандал.
Борис поведал, что свекровь, увидав на шее сына крест, побелела и потребовала, чтоб тот его немедленно снял.
Иначе она умрёт.
При этом вид у неё был такой, что свою угрозу она намерена сию минуту выполнить. Испуганный Борис повиновался и положил крест в карман.

Мне его рассказ не понравился.
Я сказала, что устами матери говорил бес и снимать крест не следовало.

- А если б она действительно умерла?

- Глупости, это - духовная брань.
К тому же сказано:
“Кто любит отца или мать более, нежели Меня, тот не достоин Меня”.
Вот пойдёшь на исповедь, обязательно покайся.

Борис не возражал.
В результате - ещё одно чудо.
Через пару недель мы отправились на исповедь.
Немного опоздали – отец Герман уже начал проповедь, которой обычно предварял таинство.

Из-за приоткрытой двери филипповского придела мы услышали:

- А некоторые ещё вот что делают: крест с шеи снимают да в карман кладут...