Юлия Иоаннова-Иванова(середина девяностых)
Теперь я прихватывала с собой на рынок общую тетрадь.
В “мёртвые часы” (с одиннадцати до четырёх, когда покупателей было мало), удавалось написать несколько страниц. Иногда увлекалась, забывая о клиентах.
Как-то подняла глаза – знакомое лицо.
Сам Кобзон, Иосиф Давыдович, который теперь проживает на бывшей нашей даче в Баковке.
Протёрла глаза – точно, он.
Горе у него. Купил на похороны матери тюльпанов.
Царствие ей Небесное…
Потом как-то Татьяна Лаврова приобрела сорок жёлтых нарциссов – тоже на материны сороковины.
Захаживал часто Леонид Замятин - бывший завотдела информации ЦК, - за розами и гладиолусами.
Я колдовала над букетами, стараясь попутно выпытать побольше этой самой “информации” и политических прогнозов.
Эммануил Виторган любил ромашки, а Александр Ширвиндт – бордовые голландские розы.
Почему-то предпочитал всегда покупать у меня. Однажды даже не хватило цветов: у жены был юбилей.
Собрала ему лучшие розы со всего рынка, получился огромный шикарный букет.
Перед выборами поинтересовалась – за кого он будет голосовать?
Помявшись, артист замечательно выкрутился:
- Знаете, всё-таки за этих... За бывших…
Понимай, как хочешь.
У каждой продавщицы на рынке были свои любимцы, для которых товар отпускался бесплатно.
Особенным успехом пользовались Пётр Глебов, Валентин Гафт, младший Табаков (Антон), всегда подолгу задерживающийся в мясном ряду.
Певец Игорь Суруханов с хорошенькой темноволосой женой Леночкой, ставшей впоследствии белокурой Пресняковой были моими клиентами.
Захаживали и политики – их, кроме меня, никто не узнавал.
Однажды заскочил Явлинский с кудрявой непокрытой головой, запорошённой снежком. Купил у южан белые крупные хризантемы и умчался.
- Знаешь, кто это был?
Потом Равшан долго меня ругал, что не предупредила, - он бы больше запросил, раз депутат.
У меня никаких фаворитов не было – цветов я не дарила, зарабатывая на издание “Дверей”.
Только однажды, как-то осенью, увидела невысокого худощавого человека со странно-знакомым неулыбчивым лицом, про которого Александр Аркадьевич Галич сказал бы: “Был похож он на чуть постаревшего мальчика”.
Сразу же защипало в горле – ассоциации с какими-то эмоциями...
Ну конечно же, подросток из “Иванова детства” и “Колокола” Тарковского, с которого я всегда уходила зарёванная.
Николай Бурляев.
Он молча стоял в проходе, глядя на мои “икебаны” из розовых георгинов-лотосов.
- Вам что-либо предложить, молодой человек? – улыбнулась я.
Он шагнул к прилавку.
- Так, наверное, очень дорого?
- Ну, для вас, Николай, не знаю отчества, будет бесплатно, - я протянула ему самый красивый букет.
- Спасибо. Вот Танечка обрадуется!. .- он сказал то ли “Танечка”, то ли “Леночка” – видимо, о дочке или жене.
Мы проговорили около часа, отвели душу.
Он поведал о планах создания “Золотого Витязя”, я – о публикации книги.
Поддержали духовно друг друга и пришли к выводу, что надо бороться.
Я предположила, что мы ещё обязательно встретимся в каком-то грядущем бою. Он обнял меня со словами:
- Есть ещё в жизни светлые минуты.
Спустя почти десять лет мы действительно встретимся.
И будет “Витязь”, и будет книга.
И “завтра будет хуже, чем вчера”.
Но бой будет у каждого свой.
Ну а тогда от “последнего и решительного” меня спасёт рынок.
Гвоздики, розы, хризантемы. Уже не молдавские и хохляцкие, а голландские.
Шикарные букеты для “буржуинов”.
Опять я работала зимой, ежедневно - к рассвету приезжать, в шесть затемно уезжать.
Брала цветы у фирм на реализацию, составляла сама и помогала “азикам” оформлять вошедшие в моду композиции в целлофане, неверно именуемые “икебанами”.
К тому времени и у южан постепенно кончалась эйфория по поводу новой власти.
- Ты только подумай, Юлия, - сетовал один из них в минуту откровения, - я всегда считался в семье дурачком, никудышным.
Отец и мать – с высшим образованием, ответственные работники. Старшие братья и сёстры тоже - кто отличник, кто в институте...
Отец сказал: “Поскольку ты у нас ни на что больше не годен, поедешь в Москву гвоздикой торговать”.
А теперь они все безработные, никому их образование и способности не нужны.
А я, бездарь и двоечник, кормлю всю семью.
Что ж за х...ня такая у нас получилась, а?