ПО ЗАДАНИЮ РЕДАКЦИИ
Юлия с фотокором "Смены" Тюккелем

(лето 1958 года)

       Вот листаю сейчас старые журналы с первыми своими публикациями - везде просматривается одна и та же тема: поиск смысла жизни.
Человек, его место в мире и обществе. Его высокое предназначение.
 Получается, что с самых первых шагов я искала Изанию.

       И – первый щелчок по носу. Еду в командировку с группой журналистов и фотокорров “Смены” в Ставрополье, в совхоз “Россия” – один из лучших в Союзе.
Там недавно сняли председателя Лыскина – за несоветские методы. Возил продукты в дальние края, продавал по “спекулятивным ценам”. А на вырученные деньги строил новые фермы. Отгрохал дворец культуры, стадион, бассейн.
 Что-то так и не достроил – помню, повсюду были развалины и остовы каких-то незавершёнок.
 Но народ Лыскина поминал добром.
Вот сейчас сразу же думается - а как бы решалась проблема состыковки богатейших и беднейших районов Советского Союза при наличии Изании?
 Да очень просто! Нужна лишь единая база данных и система современной связи всех со всеми. И на дух не подпускать никаких хапуг-чиновников.
 Допустим, с утра в конторе сельсовета лежит сводка всех проблем на сегодняшний день. Начиная с дефицита продуктов и кончая срочной медицинской или иной помощью.
  Выходим по поисковику на базу данных. Предложения по району, области, Союзу.
 Совсем необязательно Лыскину везти на Север яйца и фрукты - явно найдутся районы поближе, у которых и урожай хороший, и дешевле получится.
Затем выходим на транспортную базу и договариваемся о доставке.
 Загрузи порожняк!Наверняка окрестные реки и леса какой-нибудь тьмутаракани полны грибов, ягод, рыбы. Тоже невостребованых из-за транспортных проблем. Можно и мини цеха по переработке им подкинуть Договариваемся с местным населением и вперёд!
Всё по системе взаимозачётов через народный Изан-банк, где у каждого хозяйства - свой счёт. Дебет-кредит, все на виду. Халявщики не пройдут, а от жулья, само собой, нужна надёжная защита.

И кошки сыты, и лыскины целы.

       Впрочем, про Лыскина я тогда писать не собиралась.
 Мне повезло – киногруппа во главе с режиссёром Татьяной Лукашевич приехала в совхоз снимать кино.
 Сценарий никакой – про непутёвого паренька, мечтающего стать трактористом, с которым вечно что-то приключается.
 Комедия вроде “Ивана Бровкина”, только гораздо хуже.
 
Во время съёмок знакомлюсь с реальным учеником на тракториста. Иду к нему домой, беседуем о том, о сём.
Поражает нищета, развешанное во дворе застиранное тряпьё, самодельная мебель.
 На столе сушится хмель.
       - Пиво собираетесь варить? – спрашиваю.
       - Какое там пиво, - отвечает мать подростка, - Хлеб печём. Покупать-то больно дорого.
       И это – в одном из богатейших совхозов страны!

       Пьём чай с ликёром “Красная роза”. Я быстро усекла – хочешь разговорИть народ, бери с собой флягу. Кому вино, кому водку, смотря по обстоятельствам. А кому и недорогой тогда коньяк.
 Парень признаётся, что хочет податься из совхоза в город, хотя технику любит, в моторе готов копаться часами.
 Но если б ещё и платили... Молодёжи развалюхи дают, а новая техника – для передовиков. Ему б, Витьке, нормальный трактор, он бы давно на почётной доске висел. А тут мать не прокормишь.
 Куртку вот польскую в сельпо приглядел, хоть с девчонками после клуба погулять. Так уже три месяца грошей собрать не может...

       Ещё много о чём невесёлом повествует мне разоткровенничавшийся от “Красной розы” Витька.
 А тут и мать, утирая глаза краем платка, начинает вспоминать о витькином отце. Какой он был первый парень, и в работе, и на гармошке играл. Как они радовались, что он с войны живой вернулся – пусть калекой, но живой.
 Почки в окопе застудил, всё по больницам.
 “Не горюй, - говорит, - мать, зато мы Витьку нашему завидную судьбу отстояли – скоро знаешь, как заживём”!
Не дождался.

       Рассказывают наперебой, не успеваю записывать.
 А в голове уже созрел замысел: жизнь выдуманная, киношная, и реальные проблемы молодёжи.
 На этом всё и построю.
 Пусть дурацкие эпизоды показушного сценария пересекаются с этим невесёлым рассказом. С витькиным лежанием под трактором, с его единственной промасленной курткой, с отцовской гармонью на стене рядом с медалями и орденами...
Так и назову: “Снимается кино”.

       Сама жизнь подкинула мне для очерка и нужный эпизод.
 Снимали сцену, когда непутёвый герой заехал на тракторе в пруд и в панике прячется в камышах, а мать (её играла Татьяна Пельцер), да и собравшийся на берегу народ думают, что бедолага утонул.

       - Кровинушка ты моя ро-одненькая! Да на кого ж ты меня поки-инула! – начинает голосить Пельцер. Да так, что все собранные для массовки бабы, вспомнив каждая своё, причитают и ревут, сливаясь в один скорбный вой.
 В котором и похоронки, и одинокие вдовьи ночи, и растущие без отцов сыновья...

       - В самое яблочко, молодчина, - похвалит очерк зам.главного, - Только боюсь, кина не будет.

       “Кина” действительно не было – весь номер был изъят цензурой прямо из типографии.
 Меня утешали, что не только из-за моего материала, что такое не впервой.
 Но я долго не могла успокоиться. Рвалась куда-то в высшие инстанции искать правду-матку, пока мне не намекнули, что будет только хуже. Для всех.
 Что им там виднее.

       С горя решили напиться всей редакцией, и я в который раз пожалела, что не родилась мужиком.
 Чтобы вот так, с авоськой поллитровок, загудеть у кого-нибудь на квартире и поговорить по душам “за жизнь”.
 Приставать начнут, перессорятся, жена приревнует – такое уже не раз случалось.

 Так что пришлось мне одной горестно размышлять, что же происходит у нас в стране, гуляя по промозглой осенней Москве и затягиваясь студенческим “Дукатиком”.

 А фильм "Ход конём" до сих пор иногда показывают по ящику.