Неужто и “МК” способен “краснеть”?
(из газет)

Лев Колодный:

 “К войне Сталин готовился задолго до её начала.
 Занимался повседневно делами армии, думал о предстоящих сражениях на суше, в небе и на море.
Если бы не это обстоятельство, очевидно, Беломоро-Балтийский канал вряд ли начали бы рыть. По нему первым прошёл в 1933 году караван военных судов из Балтики в Белое море.

 Там, в Полярном, ныне всем известной базе Северного флота, в кают-компании миноносца, глядя в иллюминатор, высокий гость поразил моряков, как пророк, предвидением:

 “Что такое Чёрное море? Лоханка.
 Что такое Балтийское море? Бутылка, а пробка не у нас.
 Вот здесь море, здесь окно! Большой флот здесь.
 Отсюда мы сможем взять, если понадобится, Англию и Америку. Больше неоткуда!”

 Когда ему моряки докладывали, что без Южного Сахалина наш Тихоокеанский флот в мышеловке, он обещал:
“Будет вам Южный Сахалин!”.
 Который сейчас есть желающие отдать.

Даже когда он ехал с детьми на дачу. Говорил в машине о важности артиллерии в будущих боях, убеждал сынов учиться на артиллеристов:
 - Ребята, скоро война, и вы должны стать военными…

От Сталина они услышали крылатые слова: “Артиллерия – бог войны”.
 Их он произнёс в Кремле, на встрече с выпускниками военных академий, незадолго до нападения Германии на Советский Союз.
 Старший сын Яков и приёмный сын Артём послушали совета и поступили в артиллерийскую академию.
Младший сын Василий рвался в лётчики, отец ему в этом не помешал.

- Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской и французской авиации.
 Я был поражён его осведомлённостью. Он разговаривал как авиационный специалист - свидетельствует авиаконструктор Александр Яковлев.

Первая наша победа произошла в московском небе, а на земле всё складывалось ужасно.

 Немецкие танки вышли на дальние подступы к городу.
Началась Московская битва, где решалась судьба не только столицы, страны, но и всей континентальной Европы, лежавшей у ног Гитлера.

 Московская система противовоздушной обороны, авиация и зенитная артиллерия выдерживали удары с воздуха.
Здание сил ПВО с бомбоубежищем выстроили на Мясницкой, у станции метро “Кировская”. От дома проложили подземный ход в метро.
 Генеральный штаб и Ставка такого бункера не имели.
 
Что доказывает: Сталин в 1941 году воевать не собирался. И верил истово, что Гитлер войну не начнёт, пока не разгромит Англию.
 Но роковым образом просчитался.

Узнав ночью 22 июня, что началась война, вернулся в Кремль с “Ближней дачи”, и в кабинете, где собрались соратники, несколько раз выругался:
 “Обманул-таки, подлец Риббентроп!”
 В ту белую ночь выглядел подавленным, но ни от кого не скрылся за городом, как пишут.

 Двери его кабинета открывались перед высшими чинами 29 раз, на следующий день - 21 раз, на третий день – 20.
 И так всю войну, что зафиксировано в журнале посещений, который вёлся до последнего дня жизни вождя.

Оправдываясь за аресты, Сталин говорил:
 - Ежов – мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК- говорят, уехал на работу.
 Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил.
 Мы его за это расстреляли.

Когда прервалась связь с Западным фронтом, Сталин с соратниками приехал на Знаменку, в наркомат обороны и, выслушав доклады военачальников, устроил им разнос с матом, которым владел в совершенстве.

 По одной версии, после того громкого скандала начальник Генерального штаба попросил членов политбюро не мешать работать.
 По другой версии, озвученной свидетелем этой сцены, начальник Генштаба “разрыдался как баба”.
 Им состоял тогда, как известно, Жуков.

Выйдя из кабинета, Сталин подавленным сподвижникам с горечью сказал:
 - Ленин оставил нам великое наследство. А мы все его просрали.

Наутро после той бурной сцены Сталин 30 июня образовал Государственный комитет обороны, который под его рукой взял всю власть в стране.
 В полдень 3 июля он прибыл на Центральный телеграф и выступил впервые перед народом, начав речь проникновенными словами:
 - Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!
 Обращался с этими словами и к сыновьям на фронте, куда велел их отправить в первый день войны.
 Старший сын Яков, оказавшись в окружении, на приказ отойти ответил:
 - Я – сын Сталина и не позволю батарее отступать.
После боя попал в плен в числе трёх миллионов красноармейцев и командиров.
А жена его Юля, заподозренная в пособничестве врагу, по приказу тестя оказалась в тюрьме и ссылке, как родственница военнопленного.

Ночевать Сталин, как до войны, по-прежнему ездил на “Ближнюю”.
Кроме кабинета в Кремле у него появилась резиденция на улице Кирова 37, рядом со штабом ПВО.
 Она разместилась за оградой в одноэтажном особняке, некогда принадлежавшем меценату и купцу Солдатенкову.
 Его бывший дом служил до войны детским садом.

Во время налётов Верховный главнокомандующий покидал особняк, проходил в здание ПВО, откуда по подземному ходу шёл на станцию метро “Кировская”.
 Там, на недосягаемой для бомб глубине, находились узел связи Сталина, кабинеты Сталина, начальника Генерального штаба, членов Ставки.

 Немцы хорошо знали, где жил и работал Сталин.
 Бомбы сыпались и на “Ближнюю дачу”, и на Кремль, где погибли многие бойцы охранного полка.
Мощная фугасная бомба попала в дом штаба ПВО, убив офицеров и солдат.

 (Телохранитель Сталина в те годы, ныне покойный Алексей Рыбин лично мне рассказывал, как на “Ближней” во время бомбёжки он тщетно пытался увести вождя в убежище, но тот лишь отмахнулся: “Наша бомба мимо нас не пролетит” - Юлия).

В середине октября положение Москвы стало отчаянным. Под Вязьмой войска попали снова в гигантский германский “котёл”, где на медленном огне гибли, не давая врагу сходу прорваться к Кремлю.

- У нас большая беда, большое горе, - услышал в день прорыва Западного фронта вызванный с фронта генерал, - Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружены шестнадцать наших дивизий. Что будем делать?

А командующему Западного фронта Коневу, потерпевшему поражение, сказал о себе в третьем лице, так объяснив ему причины катастрофы:

- Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек. Вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам.
 Товарищ Сталин сделает всё, что в его силах, чтобы исправить сложившееся положение.

Но до мига победы в декабре город пережил величайшую трагедию, начавшуюся 15 октября.
 В тот день за номером 801 вышло постановление Государственного комитета обороны “Об эвакуации столицы СССР”.

 В нём среди прочих немедленных мер в скобках значилась ещё одна – “т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке”.
 Но шила в мешке утаить не удалось, весть о предстоящей эвакуации вождя просочилась за стены Кремля, в атмосферу города.

 Началась паника. Люди бросились к поездам, на шоссе, ведущие на восток. Переворачивали машины с бежавшими начальниками, громили магазины…

Сапёры заминировали “Ближнюю”, охрана вывезла книги в Куйбышев, ставший играть роль дублёра столицы.
 Дачу в Зубалове взорвали.

 На запасном пути стоял под парами паровоз и правительственный поезд.
 В одном из романов о войне описывается, как якобы Сталин приехал на этот охраняемый войсками НКВД путь и в глубоком раздумье ходил долго вдоль вагонов, решая в душе гамлетовский вопрос: уехать ему или не уезжать из Москвы?

 Это, конечно, выдумка.
 Случись такая “эвакуация”, и магнетизм Сталина на его окружение и народ, очевидно, перестал бы действовать. Кто знает, что бы тогда случилось.

 Но верно и то, что на аэродроме с заведёнными моторами четыре “Дугласа” ждали приказа на взлёт.
“ Чтобы его без минутной задержки исполнить, полковник Грачёв сидел в кабине личного самолёта Сталина” – так утверждает один из охранников вождя.

Однако на “Ближнюю” хозяин и в ту ночь приехал ночевать, прилёг во флигеле с телефоном правительственной связи.
 Большой дом приказал разминировать, что вызванные сапёры срочно исполнили.
Однако Большой театр, здания Кремля, Старой площади стояли на взрывчатке.
 Минировались заводы и мосты, всё, что могло достаться на радость врагу.

Тогда Сталин проявил изумительную выдержку и такт, поражавший особенно его охрану, знавшую подноготную жизнь вождя.
Чем тревожнее становилась обстановка, тем спокойнее выглядел вождь, проявляя в общении с генералами и наркомами терпимость, дружелюбие, оптимизм, никак не вызываемые трагическими известиями с фронта.

 С каждым днём его линия неуклонно приближалась к объявленной на осадном положении Москве.
 От Красной Поляны, занятой немцами, до Центрального аэродрома насчитывалось 20 километров.
 До Красной площади – 27
 С холмов Красной Поляны немцы собирались стрелять по Кремлю из тяжёлых пушек фирмы Круппа, которые они подвезли на платформах из Германии.

 В те дни германские газеты писали, что Москва видна в артиллерийский бинокль.
В разговоре с озабоченным Рокоссовским, оборонявшим этот самый близкий к Москве участок фронта, Сталин проявил полное доверие и не учинил ему разнос, как некогда Коневу, чуть было не поставленному к стенке за катастрофу под Вязьмой.

На вопрос авиаконструктора Яковлева: “Товарищ Сталин, а удастся ли удержать Москву?” – последовал неторопливый ответ после того, как легендарная трубка была набита свежим табаком:

- Думаю, что сейчас не это главное. Важно – побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся немного и погоним обратно.

Так “барахтались” в октябре и весь ноябрь.

 Несмотря на ежедневные налёты в любое время суток, Сталин приказал провести торжественное заседание Московского совета по случаю 24 годовщины Октябрьской революции и военный парад на Красной площади, дав из своих резервов 200 танков.

 После тех праздников в результате нового генерального наступления на Москву войска Гитлера подошли к стенам Москвы, Химкам.
Но теперь за спиной Сталина стояли наготове армии, готовые к генеральному наступлению. Разгрому немцев под Москвой.

В Елоховском соборе, как пишут, 4 ноября на литургии по случаю праздника иконы Казанской богоматери отец Иаков Абакумов, не однофамилец, родной брат начальника военной контрразведки “СМЕРШ”, пропел здравицу “первоверховному вождю”.

“Жуков спас Москву” – так в представлении на звание маршала Советского Союза написал Сталин, что не помешало ему после войны арестовать генералов, воевавших под командованием великого полководца.

 В свою очередь, и Жуков ценил “государственный ум” Сталина.
А мне по случаю 25-летия Московской битвы сказал:

- Великая победа народа. Тяжёлая победа. Враг шёл на нас самый тяжёлый. И мы его разгромили.

Победил злейшего врага человечества не Бог в небе, а “царь и бог” на земле, накопивший резервы.
 И доблестные дивизии Западного фронта, научившиеся к тому времени у противника воевать.

 Если в годы “Большого террора” народ испытывал в полной мере злодейство Сталина, то в военные годы проявилась его гениальность, как неустрашимого и мудрого главы государства”.

(Юлия. - Неужто и “МК” способен “краснеть”?)