В СТРАНЕ ЛОВУШЕК(1972 год)
Летом я “отмокала” от страстей в немчиновской избушке.
Переезжала ранней весной, как только сходил снег. В домике было ещё очень сыро, из-под щелей в полу дуло, от влажного матраса ломило ноги.
Приходилось усиленно топить печурку, но зато днём уже можно было загорать на весеннем солнышке на раскладушке.
Рядом было шоссе, водители проезжающих грузовиков бурно меня приветствовали из окна кабины.
Потом мы с Борисом помогали хозяевам копать огород и сажать картошку, а себе сеяли разную зелень. Хозяин нас угощал самогоном.
Открывали и спортивный сезон, бегая по шоссе до Солнцева и обратно, пока в лесу не подсыхало.
Постепенно исчезало отвращение к пишущей машинке, тошнотворные воспоминания о прокуренных коридорах с табличками – фамилии, означающие вечное “нет”.
“Оставь надежду навсегда”, как в дантовом аду.
Я затеяла написать историю о том, как мальчик и девочка в поисках Истины попадают в сказочную страну ловушек, откуда можно вернуться, лишь отыскав Её,Истину.
Надо управиться за час или шестьдесят минут (в стране пройдёт шестьдесят лет). Не успеют – останутся в сказочном измерении навсегда. И превратятся в персонажей, олицетворяющих несостоявшуюся жизнь.
А царства-ловушки символизировали основные грехи, мешающие человеку в пути: Матушки Лени, Страха и Тоски Зелёной, Убитого Времени.
Затем дети попадаются на Золотую Удочку и оказываются в царство Вещей, которые порабощают людей и заставляют себе служить. А сами люди думают, что это вещи им служат.
Это царство наверняка явилось следствием моих антикварных страстей...Только здесь, в деревне вблизи кольцевой, я получала возможность взглянуть на них со стороны, ужаснуться и посмеяться.
И, наконец, Царство Непроходимой Глупости.
Где у всех “хата с краю”, потому что единственная улица образует круг.
Здесь “дураки едят пироги, а умные объедки”. Поэтому никто не признаётся, что он умный, чтобы есть пироги.
Здесь дважды два – пять, чёрное – это белое и наоборот, а на неделе семь пятниц и ни одного выходного.
И правит царством раскрасавица-царица Правда, которая на поверку оказывается злобной и безобразной старухой Кривдой.
Но когда девочка её разоблачает, в толпе дураков бегают стражники в ежовых рукавицах, с тряпочками и кувшинами. А дураки молчат “в тряпочку” и “воды в рот набравши”.
В конце концов, настоящая Правда помогает детям выбраться из плена и всё оканчивается хорошо.
Написала я сказку и отдала в “Детгиз”. А заодно в ленинградский журнал “Костёр” во время поездки в Ленинград, где у нас были родственники и знакомые.
Может, напечатают, как журнальный вариант?
Сказка понравилась и там, и там. В “Костре” даже заключили договор. Но я особенно не обольщалась, зная, что с моими сочинениями в последний момент всегда что-либо случается.
Так и вышло.
Первым отступил “Костёр”, традиционно сославшись на “изменение планов редакции” и выплатив половину гонорара.
Затем накрылся Детгиз – перепугался кто-то сверху.
Редакторша, которой сказка очень нравилась, умоляла меня не отчаиваться и подождать, пока сменится начальство.
Я послушно ждала, сделала несколько вариантов. Пришло новое начальство и сказало всё то же привычное “нет”.
Анатолий Алексин, мой соавтор по фильмам в “Экране” и друг Сергея Михалкова, тщетно пробовал протолкнуть повесть. Куда-то ходил, звонил, а потом спросил:
- Ну скажи, Юля, зачем тебе с внешностью Любови Орловой сочинять антисоветские произведения?
Так я и не поняла – шутит он или всерьёз.
Между тем, мои творческие дела в “Экране” были успешнее – я часто ездила в командировки, писала сценарии документальных и художественных короткометражек. Сделали мы с Алексиным и полнометражный фильм.
Всё это приносило какие-то деньги, но теперь я знала, как их делать с куда большим удовольствием, чем обивание номенклатурных порогов.
Для меня по-прежнему было самым любимым занятием - сидеть в приёмной на Октябрьской с рукописью на коленях, устремив алчный взгляд на чьи-то пальцы, извлекающие из мешка очередное антикварное чудо.
Так я и прежде с колотящимся сердцем тянула по одной карте в покере или смотрела на ипподроме, как вырывается вперёд “моя” лошадь.
Самым обезболивающим наркотиком для меня всегда была игра.