ЮЛИЯ-ПРЕФЕРАНСИСТКА. ГАГРЫ.
(1964 год)
Я сидела на топчане у самых волн, которые время от времени окатывали ноги и живот солёной пеной. И мечтала утопиться.
Потому что жизнь не имела никакого смысла.
- Господи, Юля! – некто бросился меня обнимать, - А я смотрю – ты иль не ты? Четвёртой будешь? А то втроём на пляже тяжело, у доктора голова болит...
Это он о преферансе. Лицо знакомое – какой-то бывший партнёр. Играть смертельно не хочется, но и отказаться неудобно, раз у человека голова болит.
Сажусь. И как только беру в руки карты, депрессии как ни бывало.
Похоже на мизер, две “ловленых”. Брать или не брать – вот в чём вопрос?
-Волнуется сердце, сердце волнуется, - мурлыкаю я популярную тогда песенку, - Почём играем?
Сто вистов – три рубля, неслабо. Можно подсесть на три-четыре взятки. А, была не была!
Прикуп, как по заказу.
- Чистяк, - бросаю карты на разостланное на топчане полотенце.
- Виталик, кого ты привёл? – негодует безногий часовщик Аркадий, - Юля, Юля... - тоже мне рояль в кустах! Подложил ей чистяк, подлец? Признавайся!
- А ты такие берёшь? – всерьёз оправдывается Виталий. – Ты же сам ей сдал. И прикуп, собственной ручкой...Верно, доктор?
- Хватит, - “доктор” хмурится, - Ну рисковая она дама, красиво жить не запретишь. Поехали дальше.
Но дальше – больше.
Карта повалила так, будто невезуха преследовала меня последнее время вовсе не на киношном, а на любовном фронте.
Будто не члены худсовета с начальством измывались над моим сценарием, не режиссёры его бросили, а все Бедные Лизы, Катюши Масловы и прочие “соблазнённые и покинутые” воплотились нынче в моём лице на гагринском пляже.
Я нагло торговалась, заказывала сомнительные семерные и восьмерные. Выручал то прикуп, то расклад.
Партнёры психовали, особенно доктор, делали сами ошибки и переругивались.
Наконец, прикуп был “не мой” и торжествующий доктор заявил, что если я сыграю эту игру, он “проглотит карандаш”.
Теоретически я действительно была обречена, но надо было угадать снос.
Они опять стали спорить, потом доктор в ярости схватил не ту карту, и меня “выпустили”.
- Глотайте карандаш, доктор.
Я ушла с тридцатью шестью рублями и совершенно излечившаяся от хандры.
На следующее утро меня на пляже уже ждали партнёры. Они жаждали реванша.
- Погодите, я искупайтесь…
- Нет, вы слышали – она сюда купаться приехала! На своей сдаче окунёшься.
И понеслось – пулька утренняя, пулька послеобеденная...
Целыми днями мы шлёпали картами, по очереди выигрывая и проигрывая, но всё же “мужской синдром” заставлял их время от времени срываться.
Впоследствии я его обнаружу и у шофёров, когда научусь водить машину – мужчинам отказывает чувство самосохранения, когда женщина их обгоняет.
Кстати, я сама страдала аналогичным синдромом, который можно было бы скорее назвать “спортивной злостью” - но всё же их, партнёров, было трое. То есть “синдром в кубе”.
“Они” – это часовщик Аркадий и два известных в Москве доктора – кожник-венеролог и терапевт. Журналист Виталик закрутил курортный роман и играл редко.
Бедный мой муж Боря то спал в одиночестве, то играл в бадминтон. То с ним флиртовали популярные теледикторши, то модельерша, которая призналась кому-то, что “не прочь бы”, но боится меня.
А чего меня бояться – я в тот сезон ничего, кроме тузов и валетов, не замечала.
И в этот, и в последующие сезоны.
Потом к преферансу прибавился ещё и покер – с грузинскими писателями в холле литфондовского корпуса.
Я нашла панацею от неприкаянности и творческой невостребованности, не подозревая, что стала игроманкой. Что игра – один из самых затягивающих и сильнодействующих наркотиков.
Какие-то особи мужского пола вились вокруг, болели за меня, пытались отвлечь. Кто-то гладил плечо или ногу, кто-то обливал из резиновой шапочки морской водой мою раскалённую от солнца спину, кто-то угощал виноградом и сливами - я не реагировала.
Потом как-то в ЦДЛ один из посетителей воскликнет:
- Наконец-то я вижу ваше лицо! Его всё время закрывали волосы и карты!
Однажды на литфондовский пляж заявился модный хиромант-экстрасенс и стал прорицать.
Дамы окружили его, галдели, мешая нам играть.
Я на них цыкнула. А он вдруг взял мою руку, ахнул, чем меня сильно напугал (я вообще боюсь всяких предсказаний), долго вглядывался в ладонь и заявил, что ничего подобного прежде не видел.
Что у меня знак избранницы, какая-то особая миссия. Что в конце жизни я буду что-то там “вещать”, и мне будут внимать тысячи людей.
Я давно знала от хиромантов, что у меня необычные руки. Что на правой ладони линия жизни пересекает линию судьбы буквой Х, но одновременно эти две линии как бы проходят ещё и параллельно, так что получается не просто Х, но и что-то вроде крыльев бабочки...
Однако по меньшей мере рискованно было предсказывать “избранничество” одуревшей от солнца, пик и червей бабёнке с крашеными выгоревшими белыми космами и вечной сигаретой в зубах.
Публика от души веселилась. Да и я восприняла его слова как не очень удачную шутку.
Впрочем, и риска для репутации мага никакой – мне тогда ещё и тридцати не было.
Кто проверит, что там будет на пенсии!
Но он неожиданно обиделся:
- Вот увидите...
И торжественно поцеловал мне эту самую руку.
(1964 год)
Я сидела на топчане у самых волн, которые время от времени окатывали ноги и живот солёной пеной. И мечтала утопиться.
Потому что жизнь не имела никакого смысла.
- Господи, Юля! – некто бросился меня обнимать, - А я смотрю – ты иль не ты? Четвёртой будешь? А то втроём на пляже тяжело, у доктора голова болит...
Это он о преферансе. Лицо знакомое – какой-то бывший партнёр. Играть смертельно не хочется, но и отказаться неудобно, раз у человека голова болит.
Сажусь. И как только беру в руки карты, депрессии как ни бывало.
Похоже на мизер, две “ловленых”. Брать или не брать – вот в чём вопрос?
-Волнуется сердце, сердце волнуется, - мурлыкаю я популярную тогда песенку, - Почём играем?
Сто вистов – три рубля, неслабо. Можно подсесть на три-четыре взятки. А, была не была!
Прикуп, как по заказу.
- Чистяк, - бросаю карты на разостланное на топчане полотенце.
- Виталик, кого ты привёл? – негодует безногий часовщик Аркадий, - Юля, Юля... - тоже мне рояль в кустах! Подложил ей чистяк, подлец? Признавайся!
- А ты такие берёшь? – всерьёз оправдывается Виталий. – Ты же сам ей сдал. И прикуп, собственной ручкой...Верно, доктор?
- Хватит, - “доктор” хмурится, - Ну рисковая она дама, красиво жить не запретишь. Поехали дальше.
Но дальше – больше.
Карта повалила так, будто невезуха преследовала меня последнее время вовсе не на киношном, а на любовном фронте.
Будто не члены худсовета с начальством измывались над моим сценарием, не режиссёры его бросили, а все Бедные Лизы, Катюши Масловы и прочие “соблазнённые и покинутые” воплотились нынче в моём лице на гагринском пляже.
Я нагло торговалась, заказывала сомнительные семерные и восьмерные. Выручал то прикуп, то расклад.
Партнёры психовали, особенно доктор, делали сами ошибки и переругивались.
Наконец, прикуп был “не мой” и торжествующий доктор заявил, что если я сыграю эту игру, он “проглотит карандаш”.
Теоретически я действительно была обречена, но надо было угадать снос.
Они опять стали спорить, потом доктор в ярости схватил не ту карту, и меня “выпустили”.
- Глотайте карандаш, доктор.
Я ушла с тридцатью шестью рублями и совершенно излечившаяся от хандры.
На следующее утро меня на пляже уже ждали партнёры. Они жаждали реванша.
- Погодите, я искупайтесь…
- Нет, вы слышали – она сюда купаться приехала! На своей сдаче окунёшься.
И понеслось – пулька утренняя, пулька послеобеденная...
Целыми днями мы шлёпали картами, по очереди выигрывая и проигрывая, но всё же “мужской синдром” заставлял их время от времени срываться.
Впоследствии я его обнаружу и у шофёров, когда научусь водить машину – мужчинам отказывает чувство самосохранения, когда женщина их обгоняет.
Кстати, я сама страдала аналогичным синдромом, который можно было бы скорее назвать “спортивной злостью” - но всё же их, партнёров, было трое. То есть “синдром в кубе”.
“Они” – это часовщик Аркадий и два известных в Москве доктора – кожник-венеролог и терапевт. Журналист Виталик закрутил курортный роман и играл редко.
Бедный мой муж Боря то спал в одиночестве, то играл в бадминтон. То с ним флиртовали популярные теледикторши, то модельерша, которая призналась кому-то, что “не прочь бы”, но боится меня.
А чего меня бояться – я в тот сезон ничего, кроме тузов и валетов, не замечала.
И в этот, и в последующие сезоны.
Потом к преферансу прибавился ещё и покер – с грузинскими писателями в холле литфондовского корпуса.
Я нашла панацею от неприкаянности и творческой невостребованности, не подозревая, что стала игроманкой. Что игра – один из самых затягивающих и сильнодействующих наркотиков.
Какие-то особи мужского пола вились вокруг, болели за меня, пытались отвлечь. Кто-то гладил плечо или ногу, кто-то обливал из резиновой шапочки морской водой мою раскалённую от солнца спину, кто-то угощал виноградом и сливами - я не реагировала.
Потом как-то в ЦДЛ один из посетителей воскликнет:
- Наконец-то я вижу ваше лицо! Его всё время закрывали волосы и карты!
Однажды на литфондовский пляж заявился модный хиромант-экстрасенс и стал прорицать.
Дамы окружили его, галдели, мешая нам играть.
Я на них цыкнула. А он вдруг взял мою руку, ахнул, чем меня сильно напугал (я вообще боюсь всяких предсказаний), долго вглядывался в ладонь и заявил, что ничего подобного прежде не видел.
Что у меня знак избранницы, какая-то особая миссия. Что в конце жизни я буду что-то там “вещать”, и мне будут внимать тысячи людей.
Я давно знала от хиромантов, что у меня необычные руки. Что на правой ладони линия жизни пересекает линию судьбы буквой Х, но одновременно эти две линии как бы проходят ещё и параллельно, так что получается не просто Х, но и что-то вроде крыльев бабочки...
Однако по меньшей мере рискованно было предсказывать “избранничество” одуревшей от солнца, пик и червей бабёнке с крашеными выгоревшими белыми космами и вечной сигаретой в зубах.
Публика от души веселилась. Да и я восприняла его слова как не очень удачную шутку.
Впрочем, и риска для репутации мага никакой – мне тогда ещё и тридцати не было.
Кто проверит, что там будет на пенсии!
Но он неожиданно обиделся:
- Вот увидите...
И торжественно поцеловал мне эту самую руку.