* * *
Приближался день Большого весеннего карнавала, и мне захотелось наверх. Непонятно откуда возникшее желание, от которого я никак не могла отвязаться,- ощутить себя в толпе, слиться с нею.
Единственный день в году, когда это было для нас возможно. В костюмах и масках нас никто не узнает. Общепринятый стандарт - животное, птица, растение, насекомое. Флора и фауна Земли-бета, десятки тысяч родов и видов. Каждый старался выбрать что-либо неизвестное - не узнанному никем виду полагался в конце праздника специальный приз. И призы тем, кто отгадает больше костюмов.
Мы не хотели призов. Эрл был барсом - это, разумеется, моя идея, а я - просто травой. Эрлу нравилось, когда я в зеленом. Подобие юбки из зеленых шелковистых стеблей, как у папуаски с Земли-альфа, в волосы, с которыми пришлось изрядно повозиться, вплетены зеленые нити, зеленая с золотом полумаска. Обнаженные плечи, шея и руки сверкают от золотистой пудры. Какая ты красивая, Рита! Длинные стройные ноги чуть прикрыты колышащейся дикарской юбочкой - мои были куда хуже. И волосы...
Неуклюжая толстушка Ингрид с темными, вечно торчащими патлами - если бы можно было тебя вернуть! Мне захотелось поплакать. Сентиментальность, глупо. Закусив губу, я принялась пудрить ноги.
Эрл, оглядев меня, одобрительно свистнул. Сам он испытывал крайнюю неловкость из-за болтающегося сзади хвоста, хотел его оборвать, но я не позволила. Барс так барс.
Эрл в душе не одобрял моей затеи, считая ее рискованной и легкомысленной, но подчинился, чтобы доставить мне удовольствие.
Он не понимал, почему меня тянуло в толпу. Я сама себя не понимала.
Но когда мы проскользнули через заднюю калитку на улицу и горластый пестрый поток, представляющий флору и фауну планеты, подхватил нас и понес, когда мы будто растворились в нем, тоже пели, приплясывали, выкрикивали гортанное "ай-я-яй!", мы почувствовали, что нам обоим этого не хватало.
Общества? Но бетяне - всего лишь стадо разумных животных. Что же их заставляет держаться вместе? Привычка, расчет, инстинкт?
А мы с Эрлом? Что у нас с ними общего? Сифоны с шампанским гуляют по рукам. Пожилая дама, сделав несколько глотков, сунула сифон Эрлу и хрипло рассмеялась. По ее прыгающему подбородку, по шее стекали липкие капли. Эрл хлебнул, смотрит на меня вопросительно. Я забираю у него сифон, пью. Мне весело. Вокруг что-то трещит, свистит, хлопает. Разноцветный серпантин, конфетти, шарики, ракеты. Над головой проносятся аэрокары.
Пустеет Столица, закрыты офисы, магазины, рестораны. В зонах отдыха уже накрыты столы, белеют бочки с пивом. Меняется реклама аттракционов, ждут гостей уютные дома свиданий.
"Зеленый лес", "Красный закат", "Синее море".
Молодежь на лужайке отплясывает "чангу". Мы присоединяемся. С упоением дергаемся вместе со всеми в бешеном ритме, пока не падаем в изнеможении на ковер под прохладный поток воздушного душа. Эрл обнимает меня, круглые птичьи глаза весело косят из-под маски. Мы целуемся. Очень долго, будто забыв о толпе и вместе с тем чувствуя ее присутствие.
Откуда это желание - чтобы другие увидели нас вместе? Смотрите, знайте - нам хорошо только вдвоем. Не все ли равно, знают они или нет! Стадность?
Эрл явно целовал меня для публики - смотрите, знайте! - Глаза его блестели.
- Ты молодчина! - шепнул он, имея в виду нашу вылазку.
На реке была сооружена временная плотина, на дне котлована оборудована площадка для выступлений, вокруг амфитеатром - зрительные ряды. Все места были заняты, мы с Эрлом с трудом протиснулись к барьеру у края котлована. Здесь происходили спортивные соревнования - бокс и борьба, гимнастика и акробатика, фехтование и высшая школа верховой езды. Культ красоты и здоровья. Безупречно сложенные бронзовые тела, чуть прикрытые яркими воздушными тканями, отточенные грациозные движения, гармония и пластика тела, доведенная до совершенства,-это было очень красиво, и голубое небо - действительно голубое, и безмятежно улыбающиеся лица вокруг - все наводило на мысль о золотом веке человечества.
Стройные, длинноногие девушки плавно двигались под музыку, свежий весенний ветерок обвевал разгоряченные шампанским щеки, рядом был Эрп Стоун,- я чувствовала тепло его руки, как всегда, неловко лежащей на моем плече, и пребывала в блаженном состоянии, которое они тоже называли "счастьем". Но не слишком эмоциональной его разновидностью, не тем, что я про себя называла "не может быть", а чем-то спокойным, удовлетворенным. Равновесие тела и духа. Не слишком хорошо, а просто хорошо.
Вдруг пальцы Эрла больно впились мне в плечо.
- Вода!.. Там... Да нет, ты не туда... О боже!
Дальнейшее напоминало дурной сон, где самые невероятные события происходят в каком-то нереально-замедленном ритме. Гигантская плотина расползалась, будто намокшая бумага, из щелей сочилась вода, образовывая сотни водопадов, которые устремились вниз, дробясь и сверкая в солнечных лучах.
Какое-то мгновение зрелище выглядело даже красиво - разноцветные грациозные фигурки, застывшие внизу, мозаика зрительных рядов - все в туманном радужном ореоле водяной пыли.
Потом вопль одновременно из тысячи ртов:
- А-а-а-а!..
Человеческая мозаика внизу ожила, задвигалась, будто в калейдоскопе, и ринулась вверх, к проходам. Давка, стоны, визг. Те, кому удавалось перебраться за спасительный барьер, с любопытством толкались в проходе, образуя еще большую пробку. А внизу вода, казалось, кипела, заливая котлован, в бурлящей белой пене один за другим исчезали зрительные ряды, шум воды заглушал крики тонущих, ржанье обезумевших лошадей.
Вода прибывала. Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться через проход, пытались дотянуться до барьера - всего три метра отвесной стены. Если стать друг другу на плечи... Но это никому не приходило в голову, равно как и у стоящих по ту сторону барьера - намерения помочь. Каждый спасал себя, каждый, оказавшись в безопасности, превращался а любопытствующего зрителя.
Два-три раза в жизни мне приходилось наблюдать подобные сцены, когда невозмутимость зрителей и моя собственная невозмутимость представлялась вполне естественной. Спасать - обязанность спасательных служб, они несут за это ответственность и наказываются за человеческие жертвы.
Но сейчас... Эти искаженные ужасом, запрокинутые ко мне лица, почти все в масках,- будто сцены из какой-то жуткой оперетты! Бетяне страдающие, бетяне, не похожие на бетян! Желание броситься туда, к ним, навстречу умоляющим лицам и протянутым ко мне рукам. Я не задумывалась, чем конкретно могу им помочь, но рванулась из рук Эрла. Я кричала, била кулаками в чьи-то спины. На какое-то мгновение мне удалось овладеть вниманием толпы. Однако происходящее внизу представляло для них несравненно больший интерес, чем истерика какой-то особы. Не помню, как очутилась в объятиях Эрла, меня трясло, будто от холода, а он твердил:
- Прекрати! Они же не люди. Слышишь, Николь, они не люди. Не люди!
Плотина рухнула, и река с победным ревом устремилась в отвоеванный котлован. Прибыли аэрокары спасательной службы, из них посыпались в воду водолазы. Толпа расходилась. У барьера, кроме нас, осталась лишь группа детей, обступивших инженера-спасателя.
- Шеф, вытащите мисс Берту. Мы из двести пятого интерната, это наша воспитательница. Блондинка, в красном платье. Вытащите, шеф...
Нет, я не одинока в своей реакции, кому-то тоже не по себе. Дети. Им хочется, чтобы ее спасли. Мне даже показалось, что я ее помню - светловолосую девушку в красном платье, помню ее запрокинутое ко мне лицо, сползшую на затылок форменную шапочку интерната номер 205.
Я прижалась к толстой стриженой девчонке, похожей на маленькую Ингрид, гладила ее теплый колючий затылок.
- Вытащите ее. Она должна показать нам дрессированных слонов. У нее билеты. Наши билеты...
- Я позвоню, вас пустят так,- сказал спасатель,- двести пятый?
- Ага. Спасибо, шеф. Бежим.
Девочка оттолкнула меня, полумаска соскользнула на шею. Ее спокойные глаза. В них ничего не было.
Мы были одни. Среди живых мертвецов с обращенными внутрь глазами. Наше единение с ними оказалось иллюзией.
Земля-бета окончательно перестала быть нам родиной. Мы стали здесь чужаками, инопланетянами.
Двое с Земли-альфа, два человека. Адам и Ева.
Я вдруг впервые по-настоящему осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть между прежней и нынешней Ингрид Кейн.
Планета невозмутимых и спокойных. И мы, навсегда обреченные среди них на одиночество.
Их преимущество перед нами - преимущество роботов перед живыми. Роботам не бывает больно: они в броне своей бесчувственности.
Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.
В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.
Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы - другие.
Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности, нашего несходства с ними.
Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!
На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, а она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.
Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу...
Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.
Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа обтекала меня - оценивающие мужские взгляды, прикосновения чьих-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытые, мускулистые и... мертвые.
Синее море.
Розовый закат.
Я вспомнила, как Эрл однажды развёл в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности, полутонов, многоликости, трепетности.
Костер излучал тепло.
После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и холодным. Они и мы...
Наконец, Эрл вернулся.
- Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валяется. Они не люди.
- Вспомни, мы были такими же.
- Ничего не хочу вспоминать.- Он поднял меня и понес куда-то прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием, гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.
Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом попросил:
- Хочу тебя видеть.
И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид Кейн.
Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть... Потом я падаю. Одна.
Мы стосковались по лицам друг друга.
Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир - в прикосновении моих пальцев.
Как всегда, удивляюсь и завидую его цельности. Я думаю о нем и не о нем. О погибших в котловане, о девушке с вывихнутой ногой, об одиноких на обочине дороги - слепцах с обращенными внутрь глазами.
Эрл познал одиночество.
Он прожил среди них четырнадцать лет и все эти годы, видимо, пытался с ними сблизиться. Потому что, став Человеком, уже не мог иначе.
Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте.
Взгляните хотя бы друг на друга...
Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя.
Живой среди мертвых, один.
На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетянам именно это чувство.
- Они не люди, Николь...
Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.
И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом был Эрл.
- Ты ненавидишь их?
Сама не знаю, спрашивала я или утверждала.
Он глянул на меня будто откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой.
- Теперь нет. Теперь все равно...
"Теперь - ты",- хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так знала.
Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В груди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и слабая, но одновременно твердая и сильная. И то и другое - я.
- Ты должна знать,- вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку.- Альфазин не кончился.
Я сразу даже не сообразила, о чем речь.
- Альфазин?
- Я его сам создал.
- Ты?!
Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.
- Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет трода.
Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю наконец-то высказаться.
- Я все время искал причину, Почему они не похожи на нас? Почему я не могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке заключался в различии между двумя планетами, которое я должен был раскопать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, растительность, климат - все, как у нас. Кроме одного; в ее атмосфере не оказалось трода.
- Но это еще ничего не доказывает...
- Я тоже так считал, но все же попытался получить в лабораторных условиях воздух Земли-альфа. Это было непросто: чтобы искусственным путем удалить трод, получить для него реагент, пришлось потратить два года, И вот - альфазин.
Однако его было слишком мало, и производство обходилось мне слишком дорого, чтобы в ближайшем будущем... В общем, я выбрал другой путь. Предположим, что причина в троде. Предположим также, что в соединении с альфазином трод теряет свои свойства. Тогда стоит сделать себе инъекцию альфазина...
Любопытно. Опыты на животных разочаровали - никаких изменений в поведении. Я ввел себе дозу, достаточную, чтобы выработать в организме полный иммунитет к троду и его влиянию на психику, если он таковым обладает. Мне так не терпелось хоть на мгновение ощутить себя ТЕМ человеком, что я совсем не подумал о перспективе остаться им навсегда.
Нет, не думай, я никогда не жалел. Даже когда готов был к самоубийству. Опять стать одним из этих? Ни за что. Ты права: как я их ненавидел! Их непробиваемое спокойствие. Хорошо налаженные механизмы с двойной изоляцией. А если бы кому-то понадобилось... Их можно поодиночке уничтожить, превратить в рабов, заставить убивать друг друга. Я мог бы стать их господином, диктатором. Но я мечтал о другом. Заставить их страдать. Так же, как я. Как здорово было хоть ненадолго расшевеливать их альфазином!
- Поэтому цирк?
- Отчасти. "Сеансы гипноза" приносили к тому же немалый доход, а мне нужны были средства, чтобы осуществить задуманное.
Трод жадно соединяется с альфазином, теряя при этом свои свойства. Я бы назвал трод великим природным наркотиком, парализующим в человеке чувства друг к другу. Именно не убивающим, а парализующим. Помнишь, на Земле-альфа тоже искали забвения в наркотиках...
Отобрать у бетян трод, взорвать их рай - вот о чем я мечтал. Чтобы вызвать в атмосфере цепную реакцию, нужно всего лишь 12 тонн альфазина. В сутки мне удавалось получить максимум три килограмма. Одиннадцать лет непрерывной работы. Когда обнаружил слежку, не хватало четырех с половиной тонн. Из цирка пришлось уйти - иллюзионист я весьма посредственный, программа держалась только на номерах с альфазином. Доходы резко сократились, последнее время удавалось получить не более килограмма.
И я решил уничтожить лабораторию. У меня есть ты, и плевать на них. Ненависть? Смешно. Зачем мне их страдания теперь, когда я счастлив!
- А их счастье?
Удивленный взгляд. Видимо, ему это в голову не приходило.
- Их счастье, Эрл. Так же, как у нас... Как было на Земле-альфа.
- Зачем? - Эрл обнял меня,- Сколько времени, усилий. Наши часы, наша жизнь. И потом риск. Зачем?
Он целует меня. Конечно, он прав.
- Как ты собираешься уничтожить лабораторию? Она в подземном коридоре?
Эрл подмигнул, как нашкодивший мальчишка.
- Как бы не так! Коридор ведет к старой шахте, там спрятан почтовый аэрокар. Это в горах, сорок минут полета. Я сам нахожу ее только по автопилоту, кругом скалы - ни кустика, ни травинки. Пейзаж мрачный, зато надежно. Сколько раз я мысленно рисовал себе. Фиолетовое облако, которое я выпускаю на волю, оно поднимается, тает над скалами. Небо становится черным, над Землей-бета проносится вихрь... Всего несколько минут, но тогда бы они... А, плевать на них!
- Поедем туда...
- Зачем?
Его взгляд тревожно метнулся по моему лицу. Опасность? Зря я поспешила. Встал, протянул руку.
- Пошли.
Я удержала его, заставила сесть снова. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Он великодушно терпел мои нежности ровно столько, сколько было нужно для успокоения моей совести. Потом мягко, но настойчиво высвободился.
- Пошли, уже поздно.
И снова нас увлекает горланящая, веселящаяся толпа ряженых, снова вокруг что-то свистит, трещит, хлопает, проносятся над головой размалеванные яркими светящимися красками аэрокары.
Почти все уже разбились на пары, их ждут ночные отели.
"Синее море", "Красный закат", "Зеленый лес".
Для пожилых и некрасивых - клубы, зрелищные балаганы. Или профессиональные ласки за умеренную плату.
И одинокие. На лавочках, прямо на траве. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? О чем думала я, когда была бетянкой, вещью в себе? О многом. 127 лет!
Несостоявшиеся мыслители, художники, музыканты, поэты. Только для себя. Их мысли, их души умрут с их смертью. И я не в силах заставить их заговорить.
Эрл мог бы...
Я подумала, что история повторяется. Снова Ева ведет Адама к древу познания. Лишить их рая.
Только та Ева была юной. И не самозванкой, А Адам...
- Пожалуй, сегодня и покончу, верно? Удобный момент - все на карнавале. Мы успеем.
- Да, Эрл.
Приближался день Большого весеннего карнавала, и мне захотелось наверх. Непонятно откуда возникшее желание, от которого я никак не могла отвязаться,- ощутить себя в толпе, слиться с нею.
Единственный день в году, когда это было для нас возможно. В костюмах и масках нас никто не узнает. Общепринятый стандарт - животное, птица, растение, насекомое. Флора и фауна Земли-бета, десятки тысяч родов и видов. Каждый старался выбрать что-либо неизвестное - не узнанному никем виду полагался в конце праздника специальный приз. И призы тем, кто отгадает больше костюмов.
Мы не хотели призов. Эрл был барсом - это, разумеется, моя идея, а я - просто травой. Эрлу нравилось, когда я в зеленом. Подобие юбки из зеленых шелковистых стеблей, как у папуаски с Земли-альфа, в волосы, с которыми пришлось изрядно повозиться, вплетены зеленые нити, зеленая с золотом полумаска. Обнаженные плечи, шея и руки сверкают от золотистой пудры. Какая ты красивая, Рита! Длинные стройные ноги чуть прикрыты колышащейся дикарской юбочкой - мои были куда хуже. И волосы...
Неуклюжая толстушка Ингрид с темными, вечно торчащими патлами - если бы можно было тебя вернуть! Мне захотелось поплакать. Сентиментальность, глупо. Закусив губу, я принялась пудрить ноги.
Эрл, оглядев меня, одобрительно свистнул. Сам он испытывал крайнюю неловкость из-за болтающегося сзади хвоста, хотел его оборвать, но я не позволила. Барс так барс.
Эрл в душе не одобрял моей затеи, считая ее рискованной и легкомысленной, но подчинился, чтобы доставить мне удовольствие.
Он не понимал, почему меня тянуло в толпу. Я сама себя не понимала.
Но когда мы проскользнули через заднюю калитку на улицу и горластый пестрый поток, представляющий флору и фауну планеты, подхватил нас и понес, когда мы будто растворились в нем, тоже пели, приплясывали, выкрикивали гортанное "ай-я-яй!", мы почувствовали, что нам обоим этого не хватало.
Общества? Но бетяне - всего лишь стадо разумных животных. Что же их заставляет держаться вместе? Привычка, расчет, инстинкт?
А мы с Эрлом? Что у нас с ними общего? Сифоны с шампанским гуляют по рукам. Пожилая дама, сделав несколько глотков, сунула сифон Эрлу и хрипло рассмеялась. По ее прыгающему подбородку, по шее стекали липкие капли. Эрл хлебнул, смотрит на меня вопросительно. Я забираю у него сифон, пью. Мне весело. Вокруг что-то трещит, свистит, хлопает. Разноцветный серпантин, конфетти, шарики, ракеты. Над головой проносятся аэрокары.
Пустеет Столица, закрыты офисы, магазины, рестораны. В зонах отдыха уже накрыты столы, белеют бочки с пивом. Меняется реклама аттракционов, ждут гостей уютные дома свиданий.
"Зеленый лес", "Красный закат", "Синее море".
Молодежь на лужайке отплясывает "чангу". Мы присоединяемся. С упоением дергаемся вместе со всеми в бешеном ритме, пока не падаем в изнеможении на ковер под прохладный поток воздушного душа. Эрл обнимает меня, круглые птичьи глаза весело косят из-под маски. Мы целуемся. Очень долго, будто забыв о толпе и вместе с тем чувствуя ее присутствие.
Откуда это желание - чтобы другие увидели нас вместе? Смотрите, знайте - нам хорошо только вдвоем. Не все ли равно, знают они или нет! Стадность?
Эрл явно целовал меня для публики - смотрите, знайте! - Глаза его блестели.
- Ты молодчина! - шепнул он, имея в виду нашу вылазку.
На реке была сооружена временная плотина, на дне котлована оборудована площадка для выступлений, вокруг амфитеатром - зрительные ряды. Все места были заняты, мы с Эрлом с трудом протиснулись к барьеру у края котлована. Здесь происходили спортивные соревнования - бокс и борьба, гимнастика и акробатика, фехтование и высшая школа верховой езды. Культ красоты и здоровья. Безупречно сложенные бронзовые тела, чуть прикрытые яркими воздушными тканями, отточенные грациозные движения, гармония и пластика тела, доведенная до совершенства,-это было очень красиво, и голубое небо - действительно голубое, и безмятежно улыбающиеся лица вокруг - все наводило на мысль о золотом веке человечества.
Стройные, длинноногие девушки плавно двигались под музыку, свежий весенний ветерок обвевал разгоряченные шампанским щеки, рядом был Эрп Стоун,- я чувствовала тепло его руки, как всегда, неловко лежащей на моем плече, и пребывала в блаженном состоянии, которое они тоже называли "счастьем". Но не слишком эмоциональной его разновидностью, не тем, что я про себя называла "не может быть", а чем-то спокойным, удовлетворенным. Равновесие тела и духа. Не слишком хорошо, а просто хорошо.
Вдруг пальцы Эрла больно впились мне в плечо.
- Вода!.. Там... Да нет, ты не туда... О боже!
Дальнейшее напоминало дурной сон, где самые невероятные события происходят в каком-то нереально-замедленном ритме. Гигантская плотина расползалась, будто намокшая бумага, из щелей сочилась вода, образовывая сотни водопадов, которые устремились вниз, дробясь и сверкая в солнечных лучах.
Какое-то мгновение зрелище выглядело даже красиво - разноцветные грациозные фигурки, застывшие внизу, мозаика зрительных рядов - все в туманном радужном ореоле водяной пыли.
Потом вопль одновременно из тысячи ртов:
- А-а-а-а!..
Человеческая мозаика внизу ожила, задвигалась, будто в калейдоскопе, и ринулась вверх, к проходам. Давка, стоны, визг. Те, кому удавалось перебраться за спасительный барьер, с любопытством толкались в проходе, образуя еще большую пробку. А внизу вода, казалось, кипела, заливая котлован, в бурлящей белой пене один за другим исчезали зрительные ряды, шум воды заглушал крики тонущих, ржанье обезумевших лошадей.
Вода прибывала. Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться через проход, пытались дотянуться до барьера - всего три метра отвесной стены. Если стать друг другу на плечи... Но это никому не приходило в голову, равно как и у стоящих по ту сторону барьера - намерения помочь. Каждый спасал себя, каждый, оказавшись в безопасности, превращался а любопытствующего зрителя.
Два-три раза в жизни мне приходилось наблюдать подобные сцены, когда невозмутимость зрителей и моя собственная невозмутимость представлялась вполне естественной. Спасать - обязанность спасательных служб, они несут за это ответственность и наказываются за человеческие жертвы.
Но сейчас... Эти искаженные ужасом, запрокинутые ко мне лица, почти все в масках,- будто сцены из какой-то жуткой оперетты! Бетяне страдающие, бетяне, не похожие на бетян! Желание броситься туда, к ним, навстречу умоляющим лицам и протянутым ко мне рукам. Я не задумывалась, чем конкретно могу им помочь, но рванулась из рук Эрла. Я кричала, била кулаками в чьи-то спины. На какое-то мгновение мне удалось овладеть вниманием толпы. Однако происходящее внизу представляло для них несравненно больший интерес, чем истерика какой-то особы. Не помню, как очутилась в объятиях Эрла, меня трясло, будто от холода, а он твердил:
- Прекрати! Они же не люди. Слышишь, Николь, они не люди. Не люди!
Плотина рухнула, и река с победным ревом устремилась в отвоеванный котлован. Прибыли аэрокары спасательной службы, из них посыпались в воду водолазы. Толпа расходилась. У барьера, кроме нас, осталась лишь группа детей, обступивших инженера-спасателя.
- Шеф, вытащите мисс Берту. Мы из двести пятого интерната, это наша воспитательница. Блондинка, в красном платье. Вытащите, шеф...
Нет, я не одинока в своей реакции, кому-то тоже не по себе. Дети. Им хочется, чтобы ее спасли. Мне даже показалось, что я ее помню - светловолосую девушку в красном платье, помню ее запрокинутое ко мне лицо, сползшую на затылок форменную шапочку интерната номер 205.
Я прижалась к толстой стриженой девчонке, похожей на маленькую Ингрид, гладила ее теплый колючий затылок.
- Вытащите ее. Она должна показать нам дрессированных слонов. У нее билеты. Наши билеты...
- Я позвоню, вас пустят так,- сказал спасатель,- двести пятый?
- Ага. Спасибо, шеф. Бежим.
Девочка оттолкнула меня, полумаска соскользнула на шею. Ее спокойные глаза. В них ничего не было.
Мы были одни. Среди живых мертвецов с обращенными внутрь глазами. Наше единение с ними оказалось иллюзией.
Земля-бета окончательно перестала быть нам родиной. Мы стали здесь чужаками, инопланетянами.
Двое с Земли-альфа, два человека. Адам и Ева.
Я вдруг впервые по-настоящему осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть между прежней и нынешней Ингрид Кейн.
Планета невозмутимых и спокойных. И мы, навсегда обреченные среди них на одиночество.
Их преимущество перед нами - преимущество роботов перед живыми. Роботам не бывает больно: они в броне своей бесчувственности.
Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.
В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо.
Но мы никогда не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы - другие.
Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности, нашего несходства с ними.
Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и это никому не интересно, кроме них самих!
На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, а она сама терпеливо ждет, когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.
Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу...
Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался перенести ее на траву, в сторону от толчеи.
Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа обтекала меня - оценивающие мужские взгляды, прикосновения чьих-то горячих липких рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытые, мускулистые и... мертвые.
Синее море.
Розовый закат.
Я вспомнила, как Эрл однажды развёл в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности, полутонов, многоликости, трепетности.
Костер излучал тепло.
После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и холодным. Они и мы...
Наконец, Эрл вернулся.
- Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валяется. Они не люди.
- Вспомни, мы были такими же.
- Ничего не хочу вспоминать.- Он поднял меня и понес куда-то прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием, гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.
Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом попросил:
- Хочу тебя видеть.
И хотя это было неосторожно, я тоже сняла маску. Его голодный взгляд набросился на мое лицо, в котором все больше проступали черты Ингрид Кейн.
Глаза в глаза. Эрл! Взлет вместе. Не может быть... Потом я падаю. Одна.
Мы стосковались по лицам друг друга.
Эрл вытянулся на спине, разбросав руки, особенно худой и нескладный в своем маскарадном трико. Его голова у меня на коленях, глаза закрыты, он еще где-то там, со мной, сейчас для него весь мир - в прикосновении моих пальцев.
Как всегда, удивляюсь и завидую его цельности. Я думаю о нем и не о нем. О погибших в котловане, о девушке с вывихнутой ногой, об одиноких на обочине дороги - слепцах с обращенными внутрь глазами.
Эрл познал одиночество.
Он прожил среди них четырнадцать лет и все эти годы, видимо, пытался с ними сблизиться. Потому что, став Человеком, уже не мог иначе.
Постойте. Взгляните. Поймите. Выслушайте.
Взгляните хотя бы друг на друга...
Они не умели и не хотели никого видеть, кроме себя.
Живой среди мертвых, один.
На Земле-альфа это называли НЕНАВИСТЬЮ. Он должен испытывать к бетянам именно это чувство.
- Они не люди, Николь...
Но я всего год назад была одной из них. Я прожила жизнь одной из них.
И, изменившись, никогда не страдала от одиночества, потому что рядом был Эрл.
- Ты ненавидишь их?
Сама не знаю, спрашивала я или утверждала.
Он глянул на меня будто откуда-то издалека, не понимая, потом покачал головой.
- Теперь нет. Теперь все равно...
"Теперь - ты",- хотел он сказать, но не сказал, потому что я и так знала.
Я держу твое лицо в ладонях. И это они тоже называли счастьем. В груди что-то нагревается, и я вся размякаю в этом тепле. С тобой я мягкая и слабая, но одновременно твердая и сильная. И то и другое - я.
- Ты должна знать,- вдруг тихо сказал Эрл, покусывая травинку.- Альфазин не кончился.
Я сразу даже не сообразила, о чем речь.
- Альфазин?
- Я его сам создал.
- Ты?!
Мои пальцы замерли на его лице. Он вздохнул и сел.
- Ты должна знать. Все дело в троде. Видишь ли, в их атмосфере нет трода.
Он говорил быстро, глотая слова, будто опасаясь, что я ему помешаю наконец-то высказаться.
- Я все время искал причину, Почему они не похожи на нас? Почему я не могу понять их, как бы ни старался? Судя по всему, ключ к разгадке заключался в различии между двумя планетами, которое я должен был раскопать. Принялся за географию, геологию, изучил почву Земли-альфа, растительность, климат - все, как у нас. Кроме одного; в ее атмосфере не оказалось трода.
- Но это еще ничего не доказывает...
- Я тоже так считал, но все же попытался получить в лабораторных условиях воздух Земли-альфа. Это было непросто: чтобы искусственным путем удалить трод, получить для него реагент, пришлось потратить два года, И вот - альфазин.
Однако его было слишком мало, и производство обходилось мне слишком дорого, чтобы в ближайшем будущем... В общем, я выбрал другой путь. Предположим, что причина в троде. Предположим также, что в соединении с альфазином трод теряет свои свойства. Тогда стоит сделать себе инъекцию альфазина...
Любопытно. Опыты на животных разочаровали - никаких изменений в поведении. Я ввел себе дозу, достаточную, чтобы выработать в организме полный иммунитет к троду и его влиянию на психику, если он таковым обладает. Мне так не терпелось хоть на мгновение ощутить себя ТЕМ человеком, что я совсем не подумал о перспективе остаться им навсегда.
Нет, не думай, я никогда не жалел. Даже когда готов был к самоубийству. Опять стать одним из этих? Ни за что. Ты права: как я их ненавидел! Их непробиваемое спокойствие. Хорошо налаженные механизмы с двойной изоляцией. А если бы кому-то понадобилось... Их можно поодиночке уничтожить, превратить в рабов, заставить убивать друг друга. Я мог бы стать их господином, диктатором. Но я мечтал о другом. Заставить их страдать. Так же, как я. Как здорово было хоть ненадолго расшевеливать их альфазином!
- Поэтому цирк?
- Отчасти. "Сеансы гипноза" приносили к тому же немалый доход, а мне нужны были средства, чтобы осуществить задуманное.
Трод жадно соединяется с альфазином, теряя при этом свои свойства. Я бы назвал трод великим природным наркотиком, парализующим в человеке чувства друг к другу. Именно не убивающим, а парализующим. Помнишь, на Земле-альфа тоже искали забвения в наркотиках...
Отобрать у бетян трод, взорвать их рай - вот о чем я мечтал. Чтобы вызвать в атмосфере цепную реакцию, нужно всего лишь 12 тонн альфазина. В сутки мне удавалось получить максимум три килограмма. Одиннадцать лет непрерывной работы. Когда обнаружил слежку, не хватало четырех с половиной тонн. Из цирка пришлось уйти - иллюзионист я весьма посредственный, программа держалась только на номерах с альфазином. Доходы резко сократились, последнее время удавалось получить не более килограмма.
И я решил уничтожить лабораторию. У меня есть ты, и плевать на них. Ненависть? Смешно. Зачем мне их страдания теперь, когда я счастлив!
- А их счастье?
Удивленный взгляд. Видимо, ему это в голову не приходило.
- Их счастье, Эрл. Так же, как у нас... Как было на Земле-альфа.
- Зачем? - Эрл обнял меня,- Сколько времени, усилий. Наши часы, наша жизнь. И потом риск. Зачем?
Он целует меня. Конечно, он прав.
- Как ты собираешься уничтожить лабораторию? Она в подземном коридоре?
Эрл подмигнул, как нашкодивший мальчишка.
- Как бы не так! Коридор ведет к старой шахте, там спрятан почтовый аэрокар. Это в горах, сорок минут полета. Я сам нахожу ее только по автопилоту, кругом скалы - ни кустика, ни травинки. Пейзаж мрачный, зато надежно. Сколько раз я мысленно рисовал себе. Фиолетовое облако, которое я выпускаю на волю, оно поднимается, тает над скалами. Небо становится черным, над Землей-бета проносится вихрь... Всего несколько минут, но тогда бы они... А, плевать на них!
- Поедем туда...
- Зачем?
Его взгляд тревожно метнулся по моему лицу. Опасность? Зря я поспешила. Встал, протянул руку.
- Пошли.
Я удержала его, заставила сесть снова. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Он великодушно терпел мои нежности ровно столько, сколько было нужно для успокоения моей совести. Потом мягко, но настойчиво высвободился.
- Пошли, уже поздно.
И снова нас увлекает горланящая, веселящаяся толпа ряженых, снова вокруг что-то свистит, трещит, хлопает, проносятся над головой размалеванные яркими светящимися красками аэрокары.
Почти все уже разбились на пары, их ждут ночные отели.
"Синее море", "Красный закат", "Зеленый лес".
Для пожилых и некрасивых - клубы, зрелищные балаганы. Или профессиональные ласки за умеренную плату.
И одинокие. На лавочках, прямо на траве. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? О чем думала я, когда была бетянкой, вещью в себе? О многом. 127 лет!
Несостоявшиеся мыслители, художники, музыканты, поэты. Только для себя. Их мысли, их души умрут с их смертью. И я не в силах заставить их заговорить.
Эрл мог бы...
Я подумала, что история повторяется. Снова Ева ведет Адама к древу познания. Лишить их рая.
Только та Ева была юной. И не самозванкой, А Адам...
- Пожалуй, сегодня и покончу, верно? Удобный момент - все на карнавале. Мы успеем.
- Да, Эрл.