Библиотека

                * * *

          Двухместный аэрокар мчит меня в Столицу. Знаю, что за мной нет слежки, - Шеф афиширует ко мне полное доверие. Более того, я выхлопотала для Эрла право последнего желания, право умереть не в мрачной камере 4-го блока, а на мягкой кушетке одного из придуманных мной заведений. Среди пальм, цветов, павлинов и сладкой, дурманящей музыки.
          Осмотрев для виду пару домов, я повернула аэрокар в направлении 593-й авеню, туда, где жила когда-то Ингрид Кейн.
          Я рада, что пережила эту ночь, рада, что изменилась. Я теперь знаю, что это за перемена.
          Я вновь научилась спокойствию. Спокойствие бетян - мертвое, высохшее русло, моё - русло, внутри которого бурлит река. Витиевато, но точно. Новая владелица, почтенная пожилая вдова в сиреневом парике, не знает, к счастью, что у меня внутри. Она видит перед собой лишь хорошенькую бетянку из ВП, выбирающую сносное заведение для казни настоящего альфиста. Вертит документы в руках, а сама не сводит с меня глаз, завидуя, вероятно, моей молодости, длинным стройным ногам и зеленовато-пепельным волосам, перехваченным золотой змейкой.
          Когда-то я так смотрела на Николь. Только волосы теперь крашеные.
          Конечно, она охотно покажет мне дом - альфисты на дороге не валяются, такая реклама ее заведению! Иду за ней - почти ничего не изменилось. Все те же аккуратно постриженные газоны, цветы, которые я посадила прошлой весной, а вот аллея - здесь умер Бернард. Ингрид Кейн... Неужели это когда-то было? Моя жизнь, мой эксперимент. Месяцы, годы.
          Даже ржавый прут, о который Николь поранила ногу, по-прежнему торчит из земли.
          Но мне не до воспоминаний. Украдкой выдергиваю прут - он мне понадобится.
          Сердце колотится гулко и равномерно, будто шарик пинг-понга о стол. Спокойнее, Ингрид. В усыпальнице пальмы нет.
          Спокойнее. Пальмы нет. Вот и все. Ничего не вышло, Эрл.
          - Что-либо не так?
          - Мало зелени. Вот на 146-й авеню в усыпальнице такие пальмы...
          - Пальмы? Ради бога, у меня их полно. Я думала, здесь слишком тесно, и вынесла их в холл. Сколько угодно. Минуточку.
          Робот таскает в усыпальницу кадки с пальмами. Вскоре помещение начинает напоминать тропический лес. Хозяйка смотрит на меня уже без прежнего благоволения.
          0на! Наконец-то она. Но я требую, чтобы принесли еще одну пальму. И документы на право владения. Хозяйка исчезает. Пользуясь ее отсутствием, быстро сую прут в землю. Уперся во что-то твердое. Кажется, ДИК на месте.
          Тебе всегда везло, Ингрид Кейн.
          Я еще что-то делаю, что-то подписываю, отдаю последние распоряжения на завтра, но я уже не здесь. Многое надо успеть. Ведь сегодня мой последний день на Земле.
          Проститься с тем, что жалко оставлять. Я вспомнила Риту, она тоже прощалась. Тогда это меня удивило.
          Пустынный в этот будний день берег реки, вода холодная, чистая. Прозрачные юркие мальки вспархивают из-под ног. Какой запах у реки - в нем снег и дождь, земля и солнце, день и ночь и все четыре времени года.
          Плыву на другой берег, с наслаждением ощущая упруго журчащую вдоль тела воду. У меня даже нет времени сплавать на остров, где водятся раки.
          И я никогда туда не сплаваю. Никогда.
          Тоскливый холодок где-то внизу живота. Нет, так нельзя. Это твой первый день на Земле, Ингрид. Здравствуй, река.
          И здравствуй, небо. Погода ветреная, спортивные аэрокары выдают только профессионалам - я едва упросила, и теперь порыв ветра швыряет меня, крутит волчком.
          Жаль, что не могу умереть как птица, камнем вниз.
          Тело Риты мне больше не принадлежит.
          К обеду я уже у моря. Самый разгар сезона, отпускники заполонили пляжи, двухместные лодки покачиваются на волнах, носятся вдоль берега, разноцветными точками мелькают у горизонта.
          Рука Эрла на моем плече... Быстрей отсюда. Я только постояла босиком в волнах и послушала, как шумит море.
          Все-таки какое оно?
          Оказывается, день - это очень много. Когда он первый или последний. Я даже успела слетать туда, где зима, и едва не заблудилась на лыжах, потому что вдруг повалил снег, лыжню занесло, и я осталась одна среди белых застывших елей и снега, который все падал, тихо и торжественно.
          На обратном пути я скатилась с горы, поспешила к базе и уже проехала с милю, но подумала, что больше никогда не прокачусь с горы, и не могла не вернуться, и каталась снова и снова, хотя уже темнело, вместе с каким-то рыжим профессионалом лет двадцати. Мы шлепнулись в сугроб, он поцеловал меня холодными обветренными губами, а я вдруг разревелась, уткнувшись в снег.
          В Столицу я вернулась к ночи. Перед виллой Эрла Стоуна пылал огромный костер - жгли наш тайник. Пленки, пластинки, книги. Вокруг собралась довольно внушительная толпа. Ребятня развлекалась, прыгая у огня, взрослые наблюдали. Одни равнодушно, другие с интересом. Смотрели, как пожирает огонь диковинные вещи, старались догадаться об их назначении.
          Я протиснулась как можно ближе - туда, где оцепили костер "мальчики" из ВП. Многих из них я знала, со мной здоровались, поздравляли, согласно ритуалу, с успешным завершением операции. Мое появление здесь было воспринято как вполне естественное - агент номер 423 пришел взглянуть на дело своих рук.
          Костры из книг.
          На Земле-альфа тоже так было.
          Я смотрела, как гибнет то, чем мы с Эрлом жили все эти месяцы, и вспоминала. Наши мысли, чувства, споры - все это со мной, и это нельзя уничтожить, пока я жива.
          Пока я жива, как грустно звучит!
          И даже потом это останется с нами, Эрл, потому что ты и я - одно. Мы обманем их, обведем вокруг пальца. Мысль, которая меня почти развеселила.
          Они бетяне. Их плечи касаются моих, чувствую их дыхание. Их лица, по которым мечутся трепетные отблески пламени, кажутся сейчас чуть ли не одухотворенными. Иллюзия. Для них-то не останется ничего, они сжигают последний мост, связывающий мертвое человечество с живым.
          Ничего, кроме любопытства. Я должна бы чувствовать к ним презрение и ненависть, как Эрл, но в моей душе лишь сострадание. Может, потому, что я прожила жизнь одной из них. Мой отец и дед были бетянами, мои дети, которых у меня отняли. Мои внуки, правнуки, которых я никогда не видела.
          Нити, нас связывающие, на целый век прочнее, чем у Эрла. Впервые я по-настоящему осознала, что завтра сделаю это не только ради самого Эрла. Почтовый аэрокар, спрятанный в старой шахте, сорок минут полета, лаборатория в скалах. Только Эрл знает, где она находится, только ему известна тайна производства альфазина.
          Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами, небо становится черным, и над Землей-бета проносится вихрь. Всего несколько секунд.
          Странно. Я смотрю, как горит наше прошлое, а сама вся в будущем, в котором меня уже не будет.
          Слышите, я хочу взорвать ваш рай, ваше трусливое убежище!
          Но кто я? Какое имею право?
          Я Ингрид Кейн, одна из вас. Право - это моя первая жизнь, век с четвертью. И вторая та, что сейчас горит перед вами. Всего лишь год.
          И память многих поколений ваших предков с Земли-альфа, запрограммированная в этих пленках, книгах, картинах.
          Я хочу разрушить ваш проклятый рай, вашу сонность, ваше мертвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн. Что меня заставляет? Не ненависть, не презрение, не злоба. Может, сострадание? Или любовь?
          Это открытие меня поразило. Любовь? Примитивные мумии, застывшие у костра, в котором жгут книги. К ним?
          Да, как ни странно, я их любила. Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет. Но в котором я все-таки останусь. В их пробуждении, слезах и смехе, в их вдохновении и в творчестве, в поиске. В том, когда "не может быть", и в руке, лежащей на плече. Я верну им это.
          Десятки, сотни, тысячи поколений после меня.
          Я не умру, покуда живо человечество.
          Так же, как те, кого сейчас жгут на костре. Кого жгли во все времена и все-таки не сумели уничтожить. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком.
          Они живы во мне. В том, что я задумала.
          Ингрид Кейн, одна, перед костром, где жгут все, что ей дорого. Эрл в их руках. Он считает меня предательницей.
          Но я думаю о завтрашнем дне и... счастлива. Я не одна, потому что я с ними. В их будущем и прошлом, которое они сейчас наивно пытаются сжечь.
          Как все просто - ощутить себя частью, эвеном великого целого, которое зовется человечеством.
          Столб дыма и пламени взметнулся в черное небо - они взорвали виллу Дэвида Гура. Толпа вопила, свистела, улюлюкала, возбужденная необычным зрелищем, и никто не знал о почтовом аэрокаре, спрятанном в старой шахте. Никто не знал, что это последняя ночь Ингрид Кейн на Земле.
          Что она не одна. И счастлива.

                * * *

          Никак не думала, что вообще смогу спать, а заснула сразу и проспала до утра - последний раз молодость Риты продемонстрировала мне свои преимущества. Поймала себя на том, что уже думаю о ее теле, как о чем-то мне не принадлежащем, что привожу его в порядок с особой тщательностью, будто на продажу. Лицо в зеркале показалось мне совсем похожим на лицо Ингрид. И закрашенная седая прядь - это Ингрид.
          Гимнастика, душ, завтрак - тело Риты будет в полном порядке. Как хорошо, что я выспалась!
          Последний разговор с Шефом. По моей просьбе он подготовил документы. Сразу же после того, как медицинский компьютер засвидетельствует смерть Эрла Стоуна, Рита может идти на все четыре стороны и жить в свое удовольствие, имея довольно приличную сумму годового дохода. Документы в сумочке, тут же магнитофонная кассета размером с пуговицу. Мое последнее письмо к Эрлу. Мой голос. Я подключу письмо к ДИКу, Эрл прослушает его во сне и узнает все.
          Аэрокар везет меня в Столицу, к бывшему дому Ингрид Кейн. Меня сопровождает только Поль, который, к счастью, как всегда, поглощен телевизором. Все это в последний раз: и мой полет, и облака, и солнце, и мелькающие внизу крыши, но мне не до них. Думаю лишь о том, как меня встретит Эрл, и моя уверенность постепенно улетучивается.
          Что если он поверил версии Шефа? Рита - шпионка, предательница, палач... Если он не захочет со мной разговаривать, отвернется, плюнет в лицо? Как тогда осуществить задуманное?
          Вилла Ингрид тоже оцеплена, вокруг все та же любопытствующая толпа, ждущая, когда ей покажут в назидание тело Эрла Стоуна. Мне сообщают что преступник уже доставлен, что он обо всем предупрежден и, кажется, ведет себя смирно. Но на всякий случай вручают лучемет.
          Поверх платья меня обряжают в черную накидку с гербом- пирамидовидное здание ВП, символ государственной власти.
          Рослые загорелые парни в черных рубашках с такими же нашивками оттесняют толпу от помоста, установленного на площади перед домом.
          Господи, если ты есть... Спокойнее, Ингрид!
          Эрла вывели, будто тигра на арену. Мягким ленивым прыжком он вскочил на помост и замер в покорно-иронической позе. Вынужденный подчиниться обстоятельствам, но оставшийся собой. Презирающий глазеющую на него толпу и тех, кто заставил его на потеху толпе проделывать все эти штуки. Я всегда в цирке сочувствовала тиграм.
          Эрл увидел меня. Его взгляд. Удивительное ощущение - площадь вдруг качнулась, расширилась, наполнилась воздухом, очертания лиц и предметов стали яркими и четкими. Будто я опять глотнула альфазина. Неужели я могла предположить, что он усомнится во мне, в чуде, соединившем нас - двоих людей в стане бетян?
          Глупая, глупая Ингрид!
          Он благодарен, что я нашла в себе силы стать его палачом, чтобы быть с ним в последнюю минуту. Он восхищен моим мужеством. И я верю, что так и есть. Все перепуталось: ложь и правда, взлет и падение, то, что они называли страданием, и то, что зовется счастьем. Мы видим только друг друга, мы наедине. Кто из нас жертва, кто палач? Кто умрет сегодня, а кто останется жить?
          Или мы останемся оба, как продолжает жить среди нас Рита, непостижимым образом влияя на наши поступки и мысли? И те, жившие за много световых лет и веков до нас, оставившие после себя картины, книги, симфонии?.. И неизвестный, оставивший нам тайник...
          Монотонно жужжит голос чиновника, читающего приговор. Спокойные невидящие глаза бетян. Если я закричу, заплачу, брошусь на землю - в них появится любопытство, не более.
          На соснах вокруг дома молодые побеги, я в детстве любила их отламывать и грызть, пока челюсти не начинали слипаться от горькой душистой смолы. По крыше разгуливает рыжая кошка. Неподалеку на площадке играют в волейбол, девчонка в белых джинсах не умеет принимать мяч, лупит по нему запястьем, то и дело теряя.
          Сосна, крыша, кошка, волейбол - все это "никогда". Хозяйка уводит меня, чтобы дать необходимую консультацию. Знакомая одуряюще-сладкая теплота "усыпальницы". Пальма на месте.
          Делаю вид, что слушаю хозяйку,- она учит Ингрид Кейн, как пользоваться аппаратурой. Смешно!
          Софа, на которой умерла когда-то 127-летняя Ингрид Кейн, теперь предназначена для Эрла Стоуна. А там, где она воскресла, убив Риту, теперь воскреснет Эрл Стоун, убив Ингрид.
          Нет ли в нашей удивительной взаимосвязи какой-то закономерности? Что, если Рита, Эрл, я, сама жизнь каждого из нас предназначена стать звеном в единой цепи? Бетяне умирают, люди остаются. Естественный отбор, как в животном мире. Во имя сохранения человечества.       
  Почтовый аэрокар в старой шахте, лаборатория в скалах, фиолетовое облако.
  Эрл, ты должен это завершить. Теперь, когда ты узнаешь, кто я, узнаешь все обо мне... Вся моя жизнь или моя смерть прикажут тебе. У тебя будет тело Риты, ее силы, ее молодость. Новая Рита будет смотреть сбоку на собеседника немигающим взглядом, будто птица, собирающаяся клюнуть. Но седая прядь останется - кстати, не забывай ее подкрашивать.
          Шлем "последнего желания". Мы оба лишены этого права, которое выдается лишь в обмен на подлинную смерть. У тебя умрет тело, а у меня? Что останется у меня? Фиолетовое облако. Я хочу, чтобы так было. Впервые умирающая в этой комнате будет думать о будущем. Ты мое будущее, Эрл, поэтому ты выполнишь мою волю.
Хозяйка уходит. Быстро вытягиваю из кадки провода, подсоединяю к шлему. Ампула со снотворным. Я проглочу ее в безопасном отсеке, перед тем как включить газ. Мое письмо к тебе.
          Кажется, все. Через час роботы отправят твое тело в камеру, где Док констатирует смерть. Через два часа ты проснешься. У тебя будут документы и внешность Николь Брандо. И свобода. Встань и иди.
          Ты должен выдержать, Эрл. Я знаю, ты все выдержишь. Прости, но я не могла иначе. Ты бы никогда не согласился. Поэтому я решила за нас обоих.
          Пять минут наедине, всего пять минут, чтобы с тобой проститься.
          Как тихо... С улицы доносятся ритмичные удары по мячу. Шлеп - видимо, опять смазала та, в белых джинсах.
 Слушай, когда выйдешь... научи ее принимать мяч.

БЫЛ МЕСЯЦ СЕНТЯБРЬ

B БЕСЕДКЕ С: Александром, Андреем и свежей прессой

Сушите сухари, товарищи коммуняки!

Александр:
  “Короче, товарищи коммуняки, сушите сухари, запасайтесь тёплыми вещами. Скоро товарные вагоны за вами приедут и повезут вас добывать уран в шахтах, да лес валить в тайгу. Не за ненавистные вам деньги, а за миску баланды, да за место на нарах”.

Юлия:
 - Спасибо на добром слове, гуманнейший вы наш!
 Ну а мы, пока не наступило это “счастливое капиталистическое будущее”, тоже предлагаем вам полакомиться дембаландой из столь милой вашему желудку нынешней постсоветской кухни.

 Предлагаю даже новую рубрику открыть: “Дембаланда для Александра”.
 Куда каждый гость при желании поставлял бы вам наиболее деликатесные блюда современной дем-действительности.

  Для начала предлагаю два газетных сюжета:

  1.“Торговля людьми, или трафикинг, в последнее время стала самым доходным бизнесом.
 Всемирная глобализиция сказалась и на аппетитах международных преступных группировок.

 Продавая в год до семи миллионов людей, только на проститутках из России и СНГ они зарабатывают больше семи миллиардов долларов.

  Только через питерский кризисный центр для женщин прошли десятки секс-рабынь, обманным путём вывезенных на Запад и проданных затем в бордели.
 Наталья Ходырева, директор центра:
 “Как показывает практика центра, подавляющее большинство проданных женщин – жертвы своих знакомых, обещавших им интересную работу.
 Или пострадавшие от лжеженихов.
 Им некуда возвращаться в Россию – здесь у них нет ни жилья, ни достойной работы.
 Их здесь никто не ждёт, хотя наша страна и подписывает документы на самом высоком уровне, не выделяя при этом никаких средств.

  - За четыре часа, которые я провела в Хельсинкском центре помощи проституткам, я встретила там 70 жительниц Санкт-Петербурга, - продолжает Наталья Ходырева -
  Смею вас уверить, что практически все жрицы любви в Скандинавских странах – русские интеллигентки.
  Они живут без документов, потому что их отобрал сутенёр или там уже давным-давно просрочена виза.
 И вообще это скорее вопрос к нашему правительству: почему русские женщины с высшим и средним образованием не могут заработать у себя дома и любыми способами пытаются уехать на Запад?
 Ни одна мать-одиночка в Финляндии не пойдёт на панель, потому что она защищена от нищеты множеством социальных программ.
 Наши же женщины и в 45 лет согласны ехать за кордон, чтобы оплатить учёбу детям”.

*   *   *

2.“Один из известнейших продуктовых рынков столицы “Китеж” – может быть закрыт в ближайшие дни.
 Его площади, как показала последняя проверка, проведённая отделом по борьбе с экономическими преступлениями УВД Западного административного округа Москвы, использовались для сбыта и перепродажи испорченных продуктов.

  Помимо повсеместной антисанитарии и поголовного отсутствия у продавцов медицинских книжек на рынке велась бойкая перепродажа маргарина, кетчупа, майонеза, срок хранения которых истёк.
 Эти закисшие и гниющие продукты торговцы превращали в “кондиционный” товар едва ли не на глазах у покупателей.
 Они опорожняли вздувшиеся упаковки в огромные кастрюли и тазики, добавляли соль и специи для нейтрализации неприятных запахов, а затем снова запаковывали в ту же тару или продавали со скидками “в развес”.

 Многие продавцы также на местах освоили технологию изготовления “элитного домашнего сыра”.
 Он получался из гниющих отходов и просроченных головок сыра, которые измельчали и бросали в пластиковую бочку с соляным раствором.
 В ней крошево разбухало, позже его прессовали, закатывали в вакуумную упаковку и продавали как настоящий сыр.
 Некоторые точки торговали “в розлив” спиртом, происхождение которого, равно как и химический состав, до сих пор не установлено.
 Также на рынке велась бесконтрольная перепродажа гниющих дынь, арбузов, яблок, грибов.

Примечательно, что большинство клиентов рынка составляли пенсионерки-перекупщицы.
 Они, как было установлено в ходе предварительного следствия, потом сбывали продукты на вокзалах столицы.

  Кроме того, в вещевых рядах оперативниками было изъято несколько тысяч контрафактных вещей – курток, брюк и сумок, которые здесь продавали под фирменными лейблами “Адидас” и “Найк”.

  Такие вот демпирожки, Александр.
 Столь ненавистная вам Изания как раз и создаётся, чтобы заменить подобную “кулинарию” своими доброкачественными продуктами.
 Думается, оба сюжета были бы совершенно невозможны и при ненавистном вам Джугашвили.

 Кстати, взяты они из милой вашему сердцу “демпрессы”.
 Посему приятного аппетита!

2002-09-11

*   *   *

Идущий вместе…с мамкой

Андрей - Александру:
  - Кто на нас с Вовой?

 Люблю людей, воспевающих действующую власть. Они последовательны и вообще глядеть приятно, как удобно и хорошо им живётся.
 Как на кошку.

Живёшь себе под управлением желудка, слабых бьёшь, сильным... лижешь.
 “Хайль” кому-ньт покричать можно. В толпе таких же.
 Стабильность!

 Хотелось бы узнать, Александр, мотив этих ваших попыток спровоцировать базар вида:
 “Я козёл? Ты сам козёл”.
 Вам самому чего хочется-то?

2002- 09-05

Александр:
 - А это всё – временные трудности.

Андрей:
 - Это называется “строительство”?

  “Демократы” получили в своё распоряжение страну в идеальном состоянии.
 Богатую ресурсами, с мощной индустрией, с действующей армией, флотом, сельским хозяйством и промышленностью, которая могла вести автономное (!) существование.
 Строй из неё, что хочешь.

За эти, пусть 10 лет (на самом деле больше) в ней ничего не построили.
 Её разломили и распродали по кускам. Причём даже продать-то выгодно не смогли, продали, как лом.

  Поменяли, как эскимосы на зеркальца.
 Большевички убого, как умели, но энергично строили государство.
 Ваши - просто мародёрствуют.

  Где строительство-то? Покажите мне, где что-то строится (кроме фазенд – Ю.И.)!
 Тот малый корабль, который спустили намедни после того, как весь флот угробили?

  Вообще у человекоподобных есть такая вещь, как совесть.
 Если она вам позволяет спокойно наблюдать, как старики вокруг вас, сытого и упакованного, голодают и ищут в урнах средства к пропитанию, и называть это “временными трудностями”, то вы к этому виду не относитесь.

2002-09-13

*   *   *

Александр:
 - Благодаря демократии резко увеличилось количество легковых автомобилей…Часть из них на стоянку не помещается и заезжают на газоны.

Юлия:
- То-то и оно.
 Мы, изанские, полагаем, что от человека требуется вовсе не наличие персонального авто, а чтоб он, хомо сапиенс, был всегда вовремя на своём рабочем месте.
 Дабы успешно исполнять возложенное на него свыше предназначение согласно отпущенным талантам и сроку жизни.

 А затем успевал домой для дел семейных. Или, допустим, в храм для роста духовного. Или на “Гамлета” – для роста культурного. Или в спортзал для совершенствования телесного. Или в баню для отдохновения от трудов праведных.

 Вместо персональных многочасовых душегубок в уличных пробках, что было особенно наглядно в нынешнее экстремальное лето, Изания предлагает хорошо организованную систему своих маршруток и такси по вызову.
 Которая решила бы транспортные проблемы, сохранила нервы, здоровье, время и деньги. 
  Улучшила экологию и избавила отдельных граждан от греха идолопоклонства. Чем, несомненно, является поклонение жестянкам на колёсах.
 Причём без разницы, лежит ли товарищ целыми днями под своей машиной или коллекционирует модные иномарки, меняя их как перчатки.

  Вызволить изан из любой пробки можно элементарно, прислав на соседнюю улицу другую изанскую машину, куда наши пассажиры благополучно пересядут и поедут по своим делам. А застрявшую маршрутку отгонет на место водитель.

  Так же при помощи единой системы легко решить внезапно возникшие жилищные (аварийное отключение тепла) и вообще любые бытовые проблемы. Не прибегая к помощи ныне дышащей на ладан и затраханной всеобщими бедами государственной системы.

 Предвижу возражения Игоря, что надо бы учредить такую благодать для всего бывшего Союза.
 Но как быть, ежели значительная часть “человекоподобных”, по выражению Андрея, “спокойно наблюдает, как старики вокруг вас, сытого и упакованного, голодают и ищут в урнах средства к пропитанию” и называют это “временными трудностями”? Революции устраивать?

  Изания, кстати, и предлагает революцию. Только постепенную, мирную, изнутри.
 Для тех, кто понял, созрел, и готов, преодолевая всеобщее шкурничество, соединиться с себе подобными на основе иных законов бытия.

  Изания оценивает уровень развития общества по тому, насколько оно обеспечивает своим членам возможность совершенствования, гармонического развития, восхождения и осуществления призвания в самом высоком смысле этого слова.
 А не по наличию у них костюмов, апартаментов или престижных тачек.

 Человеку разумному дурное изобилие только мешает жить, порабощает, о чём я написала ещё в “Лунных часах”. Когда ребята оказываются в Городе Вещей и попадают к ним в плен, губя драгоценное время жизни.

  Конечно, мы и нехватку “разумно-достаточного” ни в коем случае не проповедуем.
 Но современное общество – сплошь идолопоклонники страстей (не только вещизма).
 Прежде советская власть это искусственно ограничивала, нынешняя же на все лады поощряет, “догоняя Америку”.
 А поскольку изобилия для всех добиться невозможно, оканчиваются такие уже поднадоевшие исторические эксперименты кровавыми разборками.

2002-09-26

*   *   *

Прогресс, однако…

Александр:
 - Царская Россия продавала зерно за границу, советская – покупала, демократическая опять стала продавать!..

Так вы признаёте, что частная собственность более эффективна?
Прогресс, однако…

Юлия:
 -  Приватизировала лиса курятник, отъелась и провозглашает:
 “Мы с великим куриным народом отказываемся от ножек Буша и приступаем отныне к вывозу нашей продукции за границу”.
 Прогресс, однако…

2002-09-26

*   *   * 
БЫЛ МЕСЯЦ НОЯБРЬ

 Вместо завещания и эпилога

Сижу за компом.
 Последние страницы книги и, может быть, последние страницы файла жизни…

Борис помогает редактировать рукопись – мой первый читатель, довольно благодарный. Критикует редко, чаще говорит всякие высокие слова, а то и слезу уронит, предаваясь общим воспоминаниям.
 Иногда за спиной пиликает на мобильнике. Новое развлечение – обмениваться с роднёй посланиями. Дёшево и как бы пребывает в семейном кругу.
 От меня что толку – долблю как дятел, отвечаю невпопад.

Звонит в дверь сосед, церковный староста Юрий,– приехали сборщики металлолома и хотят забрать (уже в который раз) нашу чугунную штуковину, на которой можно и железо выправлять и шашлыки жарить.
 В общем, вещь ценная, бегу выручать. Но на месте происшествия тут же возникает Тоня, оглашая окрестности воплями о супостатах, нарушивших ихнюю границу.
 А в меня так и вовсе норовит плюнуть.

Юра в ужасе крестится и ретируется, спешно уезжает машина, разбегаются зеваки.
 Пробую тоже спастись бегством, заскакиваю за калитку, оборачиваюсь и…
Тоня за спиной.
Глаза белые, рот синий – извергает проклятия и плюётся.
Ну прямо как в том ужастике 70-х, когда в девчонку дьявол вселился. И орёт тоже басом. Только та плевалась какими-то ядовито-зелёными струями, а у Тоньки нашей от ярости рот пересох, со слюной напряжёнка.
 Господи, помилуй…

- Вот ты всё проклинаешь, а я за вас молюсь...
 Ох, не следовало бы это говорить, подзабыла я, как чуть не задушил меня тогда Толик Трыков. Но теперь между нами калитка -не дотянуться Тоньке до моей шеи.

- У, жиды проклятые! Мы уже написали на вас в Гаагский суд о геноциде русского народа – пожизненно сядете!

Неслабо.
Ну со мной пусть, я и не скрывала никогда, что папа – “юрист”.
 Но Борис-то – из казаков, отец его в Донском войске служил, документы на то есть. Однако не спорить же с ней!
 Вон и апостолы, и матерь Божия, и Сам Господь по плоти…

Тут она такое начинает молоть, что пулей влетаю в дом, запираюсь на все замки. Уф!

 Глотаю крещенскую воду с валокордином, снова светится монитор. Слава Богу, не завис.
 С приклеенной к окну репродукции сурово глядит Преподобный Сергий.
 Помоги нам, великий созидатель и воин, защити от тех и этих, что “злобно гнетут” …

“Говори, что знаешь, делай, что должен, и будь, что будет”…

2004-07-18

*   *   *

В БЕСЕДКЕ С: Сергеем Павленко, Юстасом, Владимиром К.
и прессой

ПРЕМЬЕРА "в СТРАНЕ ЛОВУШЕК" В ТЕЛЕЭФИРЕ.

Сергей Павленко:
 - Поздравляю Вас с премьерой на канале “Культура” 14 ноября мультфильма “В стране ловушек”, снятого по Вашей книге.
 Если не ошибаюсь, фильм был показан один раз по ТВ и лёг на полку, а в настоящее время он распространяется исключительно на видео.

Прочитал Вашу замечательную книгу “Дремучие двери”, скачав с Интернета.
Увы, стоила она в момент робкого появления в красноярской продаже (продавалась только в магазине Топ-книги, а это торговая накрутка примерно в сто процентов) невероятно дорого и была не по карману.

Удачи Вам! Сегодня она писателям вашего направления нужна как никогда.

2004-11-03

*   *   *

ОСЕННЕЕ СОЛНЦЕ ОКАЗАЛОСЬ САМЫМ ОПАСНЫМ
(из газет)

“Одна из сильнейших за последнее время магнитных бурь была зафиксирована в ночь на среду учёными. Геомагнитная активность начала возрастать с 8 ноября. Во вторник вечером она достигла максимума.
 Комментирует руководитель научного центра проблем жизнедеятельности человека РАН, профессор Виталий Шестаков:

- Действие сильного магнитного поля извне приводит к колебаниям и сбою в работе нервной и сердечно-сосудистой систем.
 А при особо сильных бурях клетки крови “слипаются”, образуя сгустки, и закупоривают мелкие сосуды, что чревато предынсультным состоянием”.

Передают, что от этой напасти даже сверзлась на семь километров международная космическая станция – теперь её придётся снова водружать тягачами на орбиту.

Что умер Арафат неизвестно от чего, а ещё тысячи людей – известно.

 От пуль, бомб и мин, от землетрясений, наводнений и катастроф, от несчастных случаев, нищеты и болезней. Просто от тоски и одиночества.
 Где те тягачи, что вернут нас на орбиту?

Дожить бы до 14-го.
 Завтра надо рассылать по заявкам книги и готовиться к зиме – накрывать цветы, сливать воду из бочек, заклеивать окна, солить капусту.
И ещё – успеть написать оглавление к роману.

Господи сил, с нами буди...

2004-11-11

*   *   *

ФИЛЬМ ВРЕМЕНАМИ НЕ ПРОСТО ПРОРОЧЕСКИЙ - ОН СТРАШНЫЙ…

Сергей Павленко:
 - Ещё раз поздравляю.
 Теперь вполне понятно, почему фильм “В стране ловушек” мало того, что спрятали подальше, так ещё и даже во время перестройки не вытащили, хотя снимали с пресловутой “полки” всё подряд.
Фильм временами не просто пророческий – он страшный, особенно в части о вещах.
 Хотя понимаю, что текст был здорово подчищен и приглажен.

2004-11-15

*   *   *

УХ ТЫ - ЗДОРОВО!

Юстас:
- Эх жаль, что в детстве такого не видел!
 Интересно, и абсолютно правильные подходы в восприятии жизни подбрасывает.

 Честно скажу, я маленько ликовал каждый раз, когда в конце серии шли титры, начинающиеся с Ю.Ивановой.
 И то, что люди играют всё известные, знакомые, впечатляет.
 Книга, конечно, побогаче будет – и событиями, и особенно авторским текстом.
 Но главное фильм смог передать. Особливо мне понравилась Петрова, как модель женского поведения.

Спасибо, Ю.И., развлекли.
 Пойду первоисточник перечитаю.

2004-11-15

   *   *   *

Владимир К.:
- Кстати, как вы считаете, почему вдруг на одиозной “Культуре” решили этот фильм показать?
 Их соображений лишний раз провести мысль “вот как гнобили автора – очередной фильм с полки” (Я, честно говоря, в данном случае других мотивов не вижу). Или ещё каких?

Юлия:
 - Сама не знаю, Владимир – никаких комментариев не было…
Наверное, просто настал час, и 27 лет провисевшее на стене ружьё вдруг пальнуло.
 Время разбрасывать камни и время их собирать…

 Может, когда-нибудь и для Изании прозвучит таинственный зов трубы из “Лунных часов”?
 И перекуём мечи на орала, а дома наши – на Изании.
 Не с гильотинами да бойницами, а с дверями в потолке и окнами в небо.

 И доберёмся до заветной двери, и выйдем на волю. Что в одиночку лишь святым по силам, но вместе мы прорвёмся.

 В светлое земное царствие, которое “не от мира сего”.

Надо лишь сцепить руки, подставить плечи, как в первомайской пирамиде в добрые советские времена.

 И, вскарабкавшись по ней, последний станет первым.
 Распахнёт дверь в потолке, и увидит небо в алмазах, и выберется из плена.
И подаст сверху руку следующему, и так спасём всех.
 И образуем цепь из самых сильных.
И вытащим первого, который станет последним…

И тогда свершится.
 Сдвинется колесо истории, и что-то в наших мозгах сдвинется, и родимся свыше.
 “И ни плача, ни вопля не будет уже”…
 Ни чёрных развалившихся, ни неприступно-кирпичных заборов - только невесомые изгороди из золотистой карельской берёзы с синими листьями, как в том моём пасхальном сне…

И преобразится, расцветёт Земля, и станет человек творцом седьмого дня, и осуществится Великий Проект.
Жаль только, жить в эту пору прекрасную…

 И на строгий Твой рай силы сердцу подай…

 2004-11-17 – в день рождения мамы, вечная ей память, подарившей мне жизнь, заканчиваю эту книгу.

       До деда ещё был алкаш Димка Шельгов, из местных.
А ещё была эпопея с баней, которую Одинцовская контора навязала-таки мне строить по договору.
Борис к тому времени укатил куда-то в загранку, а я на “москвиче” отправилась за рабочими и материалом.
 Нагрузили машину леса, поехали.
Дома Димка с напарниками должны были выкладывать фундамент на плите, которую когда-то залила бетономешалка.
Я им строго-настрого наказала не керосинить. Но по дороге вспомнила, что, кажется, забыла спрятать под крыльцо пару бутылок, оставив их в шкафу наверху.

       Приезжаем, так и есть – ребята мои “в сосиску”.
Я бросилась наверх проверить, осталось ли что в бутылках. А рабочие тем временем пытались открыть боковой борт трейлера, который заело.
Ну а Димка в кураже, никого не слушая, взобрался на колесо и стал помогать.

       Кузов-то открылся, но брёвна, естественно, посыпались на Димку, который едва ухитрился нырнуть под машину.
Одну ногу всё же отдёрнуть не успел.
Он лежал под брёвнами, весь белый, и стонал.
Сосед помчался в больницу за скорой. А я схватила у кого-то “приму” (не притрагивалась уже несколько лет), и залпом выкурила.
Будто и не бросала.

       Димку увезли с переломом – ещё легко отделался.
Никакого бюллетеня по пьянке ему естественно никто не оплатил.
Я навещала бедолагу в больнице, а потом он поселился у нас на полном иждивении вместе с костылями.
Но это будет потом, а пока рабочие будут ошкуривать брёвна и класть фундамент бани. Двоих я буду каждый день привозить по утрам на машине из Внукова – “от жены, от детей”.
Третьего, который представится Сашкой Прошкиным, жена охотно отпустит ко мне с проживанием (скоро я пойму, почему).

       Он окажется первоклассным плотником, этот Прошкин, у него будут лишь три слабости.
Во-первых, ему надо было по несколько раз в день повторять, что он, Сашка Прошкин – величайший мастер плотницкого дела всех времён и народов.
Без этого он начинал киснуть, дуться и привязываться – может, он что не так сделал, почему хозяева такие недовольные?

       Во-вторых, у него был своеобразный график работы: три дня он вкалывал по- чёрному, от зари до полуночи, с лампой-переноской.
Затем требовал заработанное, приносил наутро из магазина полную авоську бутылок и три дня тоже по-чёрному запивал.
Всё бы ничего, если б он, как прочие алкаши, затем отсыпался.
Но прошли безболезненно лишь два цикла. Однако к седьмому дню Сашка слёзно объявил, что соскучился по жене.

Жалостливый Борис, который к тому времени уже вернулся из загранпоездки, сгонял в Одинцово, чтоб не прерывать рабочий график, и доставил Прошкину дражайшую супругу – дебелую, грудастую, в два раза крупнее его.

Первая половина ночи прошла спокойно, но потом мы проснулись от визга и грохота – это Сашка гонял свою мадам по всему дому.
Не больше не меньше, как с топором.
Пришлось нам прятать ее в погреб, куда она едва поместилась, отбирать у Сашки холодное оружие и под льстивые уверения, что он великий плотник, снова усыплять.
А с рассветом везти мадам домой, чему она, кстати, весьма сопротивлялась.
Прошкин же, пробудившись, даже не спросил, куда жена делась.

       Но зато баня получилась на славу. Сашка нам сделал и внеплановый предбанник, и крыльцо во времянке, и новые рамы.
А на прощанье признал, что мы - лучшие хозяева всех времён и народов.

       Однако у меня от переизбытка адреналина сдали нервы, и я попала в аварию, когда утром везла рабочих из Одинцова.
Началось с того, что дорогу нам перебежал рыжий кот, почему-то именно рыжий. Я ещё подумала – не к добру.
Остановилась перед поворотом налево. (Где-то неподалёку, спустя годы, пытались взорвать Чубайса).
Обзор встречной полосы загораживали слева два стоящих друг за другом КРАЗа.
Шофёр заулыбался, подмигнул и галантно сделал ручкой (видимо – вставай передо мной).

Я приняла его жест, как уведомление, что встречный путь свободен, двинулась, и тут же с ужасом увидала летящий прямо на нас запорожец.
Крутанула руль, подставив ему бок. Бац!..

       И тишина. Потом - шквал мата. Но, слава Богу, все целы.
У москвича в боку вмятина, ну а передок у запорожца – всмятку.

       Однако самое интересное – врезался в нас участковый гаишник, который как раз контролировал этот отрезок шоссе.
И ещё интереснее – в тот день он ничего не контролировал, а направлялся, как потом выяснилось, в служебное время на аэродром встречать брата.
А может, куда-то ещё – во всяком случае, никакой протокол они с приятелем оформлять не пожелали, хоть я и была кругом виновата.
А предложили разъехаться полюбовно – чтоб я возместила по минимуму стоимость ремонта запорожца.

       Сумма показалась мне действительно мизерной, но я пребывала в полном шоке из-за вмятины на крыле москвича.
Машину я всегда воспринимала, как нечто живое, сродни лошади. И ощущение, что она ранена, что ей больно, настолько меня взвинтило, что бедный Володя (так звали гаишника), вздохнув, что на аэродром или куда-то там ещё они всё равно опоздали, оставил приятеля стеречь запорожца и сел ко мне в машину.

И мы, отправив рабочих на дачу своим ходом, поехали куда-то в Голицыно чинить "москвичу" крыло.
Когда к вечеру я отогнала машину Борису в Москву, он поначалу даже ничего не заметил.

       И вот в многострадальном нашем имении под названием “Неясная Поляна”, как его нарёк когда-то Саша Бенкендорф, появился Антон Васильевич.

Первым делом понадобились шестиметровые “шпалины для полов”, о чём он объявил мне, прежде чем согласился работать.
Потому что “без шпалин делать нечего”.
Я в отчаянии шла от него домой, ломая голову, на каких таких железнодорожных путях мне искать эти проклятые “шпалины”.
Причём не новые, за которые можно запросто сесть, а б/у.
Но не гнилые и не короткие.
И вдруг (не поверила своим глазам) мимо проехала машина точно с такими шпалами.

Пока я остолбенело стояла на дороге, так и не привыкшая к чудесам (в конце концов, вся история этой стройки, да и вообще этого дома окажется чудом), машина свернула налево и исчезла.
Опомнившись, я рванула следом, успела увидеть её вдали, где-то уже у самой станции, и всё, с концами.
Будто мираж.
Безо всякой надежды, на одном автопилоте под названием “внутренний голос” побежала к станции.
Так и есть, стоит у одного из бараков, шофёр уже собирается отъезжать.

       - Шеф, постой, шпалы свалишь?
       - Да вот тут один заказывал, а дома никого. Говорил, точно буду. Может, к магазину съездить, поискать?

       Я замахала руками, - говорить уже не было сил, и полезла в кабину.
       - Погоди, я меньше, чем за сотню не свалю, здесь тридцать три штуки...

       Магическое тридцать три – только потом об этом подумалось. А тогда, пока мы ехали, я всё не верила, что не сплю.
Да и дед, уже приготовившийся обмазывать у себя дома печку, не поверил.
И жена Феня его не пускала, ворчала.
Но всё же любопытство взяло верх, и он поковылял со мной.
А я, честно говоря, шла и думала – а вдруг не окажется в нашем тупике никаких шпал, уж очень всё невероятно.

       Но шпалы были на месте. Шестиметровые, почти без гнилья, тридцать три штуки.
Дед покачал головой, как-то странно на меня посмотрел и перекрестился.
Уже через несколько часов шпалины стали балками.
Пошли в ход штабеля тёса и полового бруса, тюки шлаковаты и рулоны рубероида.
Прибитые к “маякам” громоздкие прямоугольники ДСП превращались в стены, а неприкаянные до того алюминиевые уголки – в те самые полозья для раздвигающихся оконных рам, что пригрезились мне накануне.

Только теперь понимаю, что меня так увлекало в том достаточно долгом периоде моей жизни с невероятной мобилизацией всех душевных и физических сил...
Именно это удивительное превращение из пропадающего, мокнущего под дождём и загромождающего участок хаоса в нечто значительное и нужное, вытекающее одно из другого.

В некую созидательную гармонию, в свершение, в положительный результат, чего мне мучительно не хватало в делах писательских.
Здесь, прямо на глазах, нашими несовершенными доморощенными усилиями “сказка становилась былью”.
Чьи-то порушенные снесённые жилища снова превращались в мой дом, уютный, удобный и тёплый.
Где многие (я ещё об этом и не помышляла), такие же “бесхозные” и неприкаянные, обретут приют и спасение.
Даже батареи и доски немчиновской хозяйки Маруси (их дом возле шоссе снесли) пойдут в дело.
Затем приедут специалисты по отоплению и сантехнике, утверждавшие, что работали на даче у самой Гали Брежневой. Со своей сваркой и баллонами.
Будут вести по верху и низу трубы, размещать радиаторы, соблюдая необходимый уклон, и дед впервые будет уважительно помалкивать, глядя на их ловкую быструю работу.

Мы решили установить на втором этаже бак для питьевой воды из нержавейки – прямо из колодца, из глубины, вывели туда под фундаментом и вверх трубу.
Воду накачивали “малышом”, а уже отсюда она поступала в ванную, в бойлер.
Бойлер представлял собой десятиведёрный герметичный бак, через который проходила от АГВ батарея в виде змеевика, нагревая воду.
Когда бак наполнялся, через выведенную в канализационную трубу “контрольку” лишняя жидкость начинала уходить.
Это было сигналом, что пора закрывать верхний вентиль.
Без “контрольки” ничего не получалось – когда бак переполнялся, краны с горячей водой просто завоздушивало.

       Готова признать, что порой мои описания строительства “Неясной Поляны” напоминают сборник “полезных советов”.
Но читатель простит, - ведь многое я придумывала сама, даже если “изобретала велосипед”.
И, кто знает, - может, кому-то эти “откровения” пригодятся на практике.

       На всякий случай сообщаю, что для канализации мы использовали два бетонных кольца, куда из ванны под уклоном вывели трубу на глубине 110 сантиметров.
Но выход надо всё равно утеплить – тогда не будет промерзать.

       И вот наступил день, когда впервые можно было опробовать ванну (на складе я выбрала голубую), которая ещё просто стояла среди голых кирпичных и обитых оргалитом стен.
Но окошко выходило в сад, где уже падали первые крупные хлопья снега (мы-таки успели до холодов).
И это сочетание тёплой ванны со взбитой пеной бадусана и падающего за окном снега было потрясающим!
Кстати, это было в первый и последний раз, когда я наполняла ванну горячей водой из бойлера – куда проще оказалось просто подогреть пару вёдер на плите, используя бойлер только для душа.
       “Мастера”, - так мы, с лёгкой руки деда, именовали наших сантехников в отличие от прочих Димок, Сашек и Толиков, сварили также отопление в бане.
Но и там мы используем бойлер только летом. А зимой куда проще греть воду в вёдрах – по ведру горячей на нос.

       Даже на второй этаж мы местами провели отопление, хоть мансарда и декларировалась как “неотапливаемая”.
Залили воду в батареи, включили на полную мощь АГВ и легли спать.
Была тёплая октябрьская ночь, в окно светила полная луна.
Внезапно я проснулась и поняла, что умираю – что-то с сердцем.
Разбудила маму, которая у меня гостила.
Мама открыла настежь окна и побежала искать таблетки.
Опять я лежала и умирала. И куда-то делась луна, воздуха не хватало, и приоткрылась в чёрном небе за окном звёздная дверца, звала и манила.
- Вот и всё, – подумалось безо всякого страха, - Господи, только чтоб не очень больно.

       И тогда, вроде бы во мне и не во мне, прозвучали в ответ с ласково-снисходительной усмешкой то ли слова, то ли не слова, смысл которых обозначился фразой:

-Глупая, ты ведь ещё не исполнила главного. Того, зачем здесь...

И, глотая из маминых рук какие-то пилюли и капли, я первым делом, как только смогу говорить, поведаю ей об этом удивительном напутствии, вернувшим меня к жизни.

Но реалистка мама скажет, что просто не надо так жарко топить, а часть батарей вообще отключить.
Что мы и сделаем.
Наверху и без них будет всегда тепло.

- А что это вы здесь делаете? - полюбопытствовала Варвара.
- Ждём у моря погоды.
Мы удивились и спросили, какой тут можно ждать погоды, если Море на Куличках никогда не меняется, то есть ждать, в общем, нечего.
 На что они ответили, что ждут у моря погоды с одной-единственной целью - убить время. И пригласили нас ждать вместе.
Мы ответили, что времени у нас и так в обрез.
А жители сказали, что в их посёлке столько времени, что его буквально девать некуда, поэтому его убивает, кто как может.
Вроде как в некоторых странах уничтожают избытки товаров.
 - Интересно, - сказала Варвара, - Вот бы поглядеть.

*   *   *

Мы у моря ждём погоды
Сутки, месяцы и годы...
Дни проводим кое-как.
Пусть давно прогнил лежак -
Жди и верь -
Настанет час,-
Солнца луч блеснёт для нас!