Фото из Интернета
(середина девяностых)
Случались теперь на рынке и частые облавы, якобы в поисках наркотиков, с собаками и оружием.
Всех южан сгоняли на пустырь, усаживали спина к спине или укладывали прямо на землю лицом вниз. Проверяли документы и обыскивали.
Все наличные при этом, разумеется, изымались.
О “шмоне” часто предупреждали по тайным каналам - тогда товар прикрывался спешно мешковиной и рынок мгновенно пустел.
Или же облава начиналась внезапно. Тогда, побросав товар, продавцы кидались врассыпную.
Порой кто-либо, проносясь мимо, совал мне в карман куртки бумажник или перетянутый аптечной резинкой пакетик – русских не трясли.
Содержимое этих бумажников и пакетиков я никогда не проверяла.
До сих пор крещусь, что Бог миловал и ни одному ротвейлеру не пришла в породистую голову мысль обнюхать мою куртку, в которой таилось невесть что.
Со временем южане приспособились нанимать продавщицами девчонок с Украины, Белоруссии, Молдавии, бежавших в столицу уже не существующей Родины от суверенного беспредела.
Желательно блондинок, служивших одновременно и “рыночными подругами”. Ну там сготовить, постирать, приласкать в гостиничной койке. А при случае и от шмона прикрыть грудью вперёд.
Порой девчонки попадали в самое настоящее рабство, и в их глазах светилось злобное торжество, когда мучителей лупили по почкам и укладывали штабелями в грязь.
Иные же влюблялись, тигрицами кидались на защиту сезонных мужей и даже произносили перед журналистами пламенные речи о нарушении “прав гостей столицы”.
Зарабатывала я неплохо. Бралась за любые заказы, в том числе составляя “икебаны” для клиентов южан – десять-пятнадцать рублей за каждую.
Главная цель – книга.
Рубли тут же в обменнике переводила в баксы и хранила дома “в чулке” - нынешнему государству я верила не больше, чем соседским козам, от которых регулярно заматывала проволокой щель в калитке.
Часть денег отсылала в оппозиционные фонды – единственное, чем думала насолить ненавистной власти.
Да ещё порой сочиняла злые стишки, отправляя под псевдонимами в “Завтра” или “Совраску”. Иногда печатали.
“И жуют из вас шашлык эсэнгэ-паханы…”
СНГ... Я ненавидела эту аббревиатуру и нарисовала как-то большой гроб, обвитый траурной лентой с многочисленными надписями в виде мрачных вариантов расшифровки:
“Сбылись Надежды Геббельса, Сбылись Надежды Гитлера, Страна Набита Гадами, Сколочен Нами Гроб”.
И “Гимн ельциноидов”:
Гибни, отечество, стадо покорное!
Свалка народов сгорит и сгниёт.
Знамя советское, знамя народное
Вождь наш на рынке продаст и пропьёт!
В преддверии декабрьских выборов я однажды нахулиганила в полупустой электричке, украдкой написав на стенном пластике чёрным карандашом для подвода глаз:
Товарищ, верь, придёт она –
Иуде Ельцину хана,
И всю их свору под конец,
Ждёт неминуемый...
Дальше поставила многоточие, чтоб получилось нецензурное.
Спустя несколько дней села случайно на то же место – мои вирши кто-то наполовину стёр.
Изловчилась и восстановила пробел – всё тем же косметическим карандашом.
Конечно, детский сад, но немного полегчало.
Потом увидала первое двустишие на митинговом плакате в Москве, только вместо “Иуде” стояло “команде”.
Затем были выборы.
Глаза слипались, но решила дождаться результатов. Поставила в ногах кровати портативный телевизор.
Демократы раздавали интервью, накрывали столы, готовясь праздновать победу.
Помню, как вытягивались их лица, как от растерянности ведущая перебрала шампанского и понесла околесину.
А потом, чем больше оглашалось цифр и нарастала паника по ту сторону экрана, тем сильней ликовала моя душа.
В конце концов, я тоже напилась на радостях, отыскав початую бутылку с какой-то дрянью.
“Россия, ты сдурела!”
Но опять ничего не изменилось - Васька слушал да ел.
Из двух зол по-прежнему выбиралось большее, или оба сразу.
И, как в популярном клипе, время от времени “случалось страшное”.
Рушилось, гибло – надежды, мечты, предприятия, наука, армия, люди, библиотеки, киностудии, судьбы...
Вокруг постоянно что-то взрывалось, обваливалось, горело, гнило, сотрясалось, исчезало с лица земли.
“Какой тебя отравой опоили? В притон каким обманом завели?” – безответно вопрошала народ певица.
“И духовно навеки почил”...
(середина девяностых)
Случались теперь на рынке и частые облавы, якобы в поисках наркотиков, с собаками и оружием.
Всех южан сгоняли на пустырь, усаживали спина к спине или укладывали прямо на землю лицом вниз. Проверяли документы и обыскивали.
Все наличные при этом, разумеется, изымались.
О “шмоне” часто предупреждали по тайным каналам - тогда товар прикрывался спешно мешковиной и рынок мгновенно пустел.
Или же облава начиналась внезапно. Тогда, побросав товар, продавцы кидались врассыпную.
Порой кто-либо, проносясь мимо, совал мне в карман куртки бумажник или перетянутый аптечной резинкой пакетик – русских не трясли.
Содержимое этих бумажников и пакетиков я никогда не проверяла.
До сих пор крещусь, что Бог миловал и ни одному ротвейлеру не пришла в породистую голову мысль обнюхать мою куртку, в которой таилось невесть что.
Со временем южане приспособились нанимать продавщицами девчонок с Украины, Белоруссии, Молдавии, бежавших в столицу уже не существующей Родины от суверенного беспредела.
Желательно блондинок, служивших одновременно и “рыночными подругами”. Ну там сготовить, постирать, приласкать в гостиничной койке. А при случае и от шмона прикрыть грудью вперёд.
Порой девчонки попадали в самое настоящее рабство, и в их глазах светилось злобное торжество, когда мучителей лупили по почкам и укладывали штабелями в грязь.
Иные же влюблялись, тигрицами кидались на защиту сезонных мужей и даже произносили перед журналистами пламенные речи о нарушении “прав гостей столицы”.
Зарабатывала я неплохо. Бралась за любые заказы, в том числе составляя “икебаны” для клиентов южан – десять-пятнадцать рублей за каждую.
Главная цель – книга.
Рубли тут же в обменнике переводила в баксы и хранила дома “в чулке” - нынешнему государству я верила не больше, чем соседским козам, от которых регулярно заматывала проволокой щель в калитке.
Часть денег отсылала в оппозиционные фонды – единственное, чем думала насолить ненавистной власти.
Да ещё порой сочиняла злые стишки, отправляя под псевдонимами в “Завтра” или “Совраску”. Иногда печатали.
“И жуют из вас шашлык эсэнгэ-паханы…”
СНГ... Я ненавидела эту аббревиатуру и нарисовала как-то большой гроб, обвитый траурной лентой с многочисленными надписями в виде мрачных вариантов расшифровки:
“Сбылись Надежды Геббельса, Сбылись Надежды Гитлера, Страна Набита Гадами, Сколочен Нами Гроб”.
И “Гимн ельциноидов”:
Гибни, отечество, стадо покорное!
Свалка народов сгорит и сгниёт.
Знамя советское, знамя народное
Вождь наш на рынке продаст и пропьёт!
В преддверии декабрьских выборов я однажды нахулиганила в полупустой электричке, украдкой написав на стенном пластике чёрным карандашом для подвода глаз:
Товарищ, верь, придёт она –
Иуде Ельцину хана,
И всю их свору под конец,
Ждёт неминуемый...
Дальше поставила многоточие, чтоб получилось нецензурное.
Спустя несколько дней села случайно на то же место – мои вирши кто-то наполовину стёр.
Изловчилась и восстановила пробел – всё тем же косметическим карандашом.
Конечно, детский сад, но немного полегчало.
Потом увидала первое двустишие на митинговом плакате в Москве, только вместо “Иуде” стояло “команде”.
Затем были выборы.
Глаза слипались, но решила дождаться результатов. Поставила в ногах кровати портативный телевизор.
Демократы раздавали интервью, накрывали столы, готовясь праздновать победу.
Помню, как вытягивались их лица, как от растерянности ведущая перебрала шампанского и понесла околесину.
А потом, чем больше оглашалось цифр и нарастала паника по ту сторону экрана, тем сильней ликовала моя душа.
В конце концов, я тоже напилась на радостях, отыскав початую бутылку с какой-то дрянью.
“Россия, ты сдурела!”
Но опять ничего не изменилось - Васька слушал да ел.
Из двух зол по-прежнему выбиралось большее, или оба сразу.
И, как в популярном клипе, время от времени “случалось страшное”.
Рушилось, гибло – надежды, мечты, предприятия, наука, армия, люди, библиотеки, киностудии, судьбы...
Вокруг постоянно что-то взрывалось, обваливалось, горело, гнило, сотрясалось, исчезало с лица земли.
“Какой тебя отравой опоили? В притон каким обманом завели?” – безответно вопрошала народ певица.
“И духовно навеки почил”...