(середина девяностых)
Правда. Ничего, кроме правды.
Случались среди роковых минут и отрадные.
В декабре девяносто четвёртого появился Джин.
Марсу нашему уже исполнилось четырнадцать, он быстро дряхлел, а у соседки ощенилась овчарка.
Появилась возможность всего за четвертак приобрести породистого щенка, и я из чисто практических соображений решила хоть бы взглянуть…
Выбирала я всегда живность по единственному признаку – внешность.
Так когда-то положила глаз на Бориса, так разглядела неизвестно откуда взявшегося в куче семерых “двортерьеров” пушистого красавца Марса.
Кстати, поначалу щенки почти не отличались друг от друга. Это потом вослед Марсу собачники уважительно оборачивались:
- Южак, да?
Вот и теперь в полутьме сарая, среди копошащейся на сене вроде бы одинаково умилительной щенячьей малышни, я безощибочно выделила самую симпатичную мордаху, не проявляющую ко мне ни малейшего интереса.
Приподняла его за шкирку – щенок недовольно закряхтел.
Убедившись, что это “мужик”, сунула за пазуху. Он сразу же уткнулся носом под мышку, зачмокал, а я поняла, что пропала.
Короче, “взглянула”.
Боже, что тут началось! Сравниться с этим могла разве что куриная эпопея, о которой рассказала выше.
Я опаздывала на рынок и уходила пораньше. Заработки падали, потому что некогда было мотаться по фирмам за товаром.
Щенка мы назвали Джином (это не который дух из бутылки – с двумя “н”, а который пьётся с тоником).
Выделили ему отдельную комнату, – когда я возвращалась после трудового дня, пол был завален кучками и покрыт лужицами.
Доставала кипу газет, промокала лужи, паковала кучки – получалось полное ведро, которое затем выносила на помойку, где регулярно приходилось разводить костёр.
Кашки, мисочки, бутылочки, собачья литература, всё по науке...
Чувствовала, что схожу с ума, и проклинала час, когда угораздило сунуть голову в эту петлю.
В стране бардак и апокалипсис, надо быстрей заканчивать книгу, каждая минута дорога, а я тут с этими кашками, бумажками и какашками...
Вскакивала ночами по несколько раз, выпускала Джина на двор делать дела. Подолгу пропадал за сараями.
Орала ему, бегала в тапках и халате по снегу, взывая к небу об избавлении от нежданной каторги.
Дальше – больше. Носясь по окрестностям, Джин всё время жрал какую-то гадость. В результате – энтерит. Понос, рвота и всё такое.
Когда справиться своими средствами не получилось, позвонили местному ветеринару, который когда-то дал мне свой телефонный номер на случай, если захочу приобрести породистую собаку.
Дальше - полная мистика.
- А Володю мы вчера похоронили, - сообщил женский голос, - Сердце.
Я, заикаясь, стала извиняться, но голос перебил:
- Что с собачкой? Возраст? Говорите адрес, мы сейчас приедем,
“Мы” оказались двумя миловидными, можно сказать, “девушками”, хотя у одной из них было от Володи двое детей, а другая назвалась “другой женой” (в общем, гарем).
Но гарем этот между собой дружил, да и о Володе дуэтом скорбел, и жили они все вместе с детьми в одной квартире...
Кстати, профессионально эта странная парочка оказалась весьма подкованной.
Промыли Джину со всех сторон желудок, сделали несколько уколов.
Упрекнули, что я запоздала с лечением, что состояние больного тяжёлое, что вообще желудок у овчарок – слабое место, и выжить у парня шансов немного.
Но будем надеяться. А назавтра они привезут всё необходимое и поставят капельницу.
Всю ночь я просидела рядом с беспомощно вытянувшимся раскалённым тельцем, поливая его слезами. Джин жалобно постанывал и тяжело дышал.
Под утро ему стало совсем худо – сердце колотилось как бешеное.
Позвонила девочкам - обещали вырваться с работы и приехать лишь к полудню.
Спросила, можно ли дать ему валокордин. Ответили - почему бы не попробовать, но его почти наверняка стошнит.
Я рухнула на колени перед иконами и стала умолять Всевышнего спасти Джина.
- Но ведь ты просила тебя избавить от этой каторги, - помнишь? Мол, апокалипсис кругом, книжку надо завершать, заработки падают...
- Я буду стараться, Господи, всё успевать, только спаси Джина, - обливалась я слезами, капая в ложку валокордин.
Оттянула ему щёку, влила в пасть понемножку, в три приёма.
Вроде проглотил, ничего. Задышал ровнее, спокойнее.
Возблагодарила небо.
А потом и девчонки приехали, поставили горемыке капельницу, сделали ещё несколько уколов.
Но чудо было даже не в выздоровлении Джина, а в последующих удивительных событиях, казалось бы, с ним напрямую не связанных.
За чаем заговорили о внезапной смерти ветеринара Володи и выяснилось, что “вдОвы” его даже не отпели и вообще не знают, что это такое и зачем.
В церковь не ходят. Одна и вовсе некрещёная, а другая, с тех пор как в детстве окрестили, ни разу не заглядывала в храм.
И детишки тоже растут язычниками. И некому объяснить, подсказать, что к чему...
Я, само собой, предложила помощь, сказав, что завтра же закажу заочное отпевание Владимира и сорокоуст. Затем в воскресенье окрестим детей, а, если батюшка благословит, и мамашу.
Необходимы также исповедь и причастие, а значит – надо попоститься…
Говорила, говорила, а они в восторженном изумлении внимали, будто с луны свалились.
Наотрез отказались взять деньги за джиново лечение.
Я с трудом настояла, что тогда оплачу все церковные расходы.
Не очень-то верилось, что они придут завтра на панихиду. Но “вдовы” явились точно в назначенный срок.
Одна сразу же пошла на исповедь, стала на колени и плакала. Другая за ночь уже выучила наизусть “Отче наш” и “Верую” к будущему крещению.
Вот вам и “любовь втроём”!
Пока Джин лежал под капельницей, круто изменилась судьба их всех, живых и мёртвых.
Я не могла нарадоваться, когда в воскресенье “вдовы” вместе с детьми благоговейно прошли в крестильню.
Младший был очень болен и слаб - какой-то врождённый порок, и вскоре после крещения умер.
Потом странная семья обменяла свою подмосковную квартиру на Феодосию, на прощанье взяв с меня слова за них молиться, что я до сих пор и делаю.
А ещё поминаю незнакомого усопшего Владимира, которого однажды попросила по телефону подобрать мне какого-нибудь ротвейлера.
Вместо ротвейлера появился Джин.
И вот чудо оживило не только его едва дышащую шкурку, но и целую семью человеков.
Пусть всё в ней наперекосяк, но не нам судить.
Воистину, дивны дела Твои, Господи...
Джин рос замечательным псом, настоящим коллективистом-совком.
Гуляли мы теперь вчетвером.
Марса привязывали к Джину, который понимал, что старичку передвигаться трудно (опухоль быстро росла), бережно переводил через кусты и канавы.
Джин сразу научился отыскивать в траве и приносить палку, однако ни за что не соглашался её отдать.
Воды он не боялся, смело бросался в ледяную весеннюю воду, вытаскивал палку на берег.
Потом мы приучили его вытаскивать из воды и другие предметы, что оказалось очень кстати.
Правда. Ничего, кроме правды.
Случались среди роковых минут и отрадные.
В декабре девяносто четвёртого появился Джин.
Марсу нашему уже исполнилось четырнадцать, он быстро дряхлел, а у соседки ощенилась овчарка.
Появилась возможность всего за четвертак приобрести породистого щенка, и я из чисто практических соображений решила хоть бы взглянуть…
Выбирала я всегда живность по единственному признаку – внешность.
Так когда-то положила глаз на Бориса, так разглядела неизвестно откуда взявшегося в куче семерых “двортерьеров” пушистого красавца Марса.
Кстати, поначалу щенки почти не отличались друг от друга. Это потом вослед Марсу собачники уважительно оборачивались:
- Южак, да?
Вот и теперь в полутьме сарая, среди копошащейся на сене вроде бы одинаково умилительной щенячьей малышни, я безощибочно выделила самую симпатичную мордаху, не проявляющую ко мне ни малейшего интереса.
Приподняла его за шкирку – щенок недовольно закряхтел.
Убедившись, что это “мужик”, сунула за пазуху. Он сразу же уткнулся носом под мышку, зачмокал, а я поняла, что пропала.
Короче, “взглянула”.
Боже, что тут началось! Сравниться с этим могла разве что куриная эпопея, о которой рассказала выше.
Я опаздывала на рынок и уходила пораньше. Заработки падали, потому что некогда было мотаться по фирмам за товаром.
Щенка мы назвали Джином (это не который дух из бутылки – с двумя “н”, а который пьётся с тоником).
Выделили ему отдельную комнату, – когда я возвращалась после трудового дня, пол был завален кучками и покрыт лужицами.
Доставала кипу газет, промокала лужи, паковала кучки – получалось полное ведро, которое затем выносила на помойку, где регулярно приходилось разводить костёр.
Кашки, мисочки, бутылочки, собачья литература, всё по науке...
Чувствовала, что схожу с ума, и проклинала час, когда угораздило сунуть голову в эту петлю.
В стране бардак и апокалипсис, надо быстрей заканчивать книгу, каждая минута дорога, а я тут с этими кашками, бумажками и какашками...
Вскакивала ночами по несколько раз, выпускала Джина на двор делать дела. Подолгу пропадал за сараями.
Орала ему, бегала в тапках и халате по снегу, взывая к небу об избавлении от нежданной каторги.
Дальше – больше. Носясь по окрестностям, Джин всё время жрал какую-то гадость. В результате – энтерит. Понос, рвота и всё такое.
Когда справиться своими средствами не получилось, позвонили местному ветеринару, который когда-то дал мне свой телефонный номер на случай, если захочу приобрести породистую собаку.
Дальше - полная мистика.
- А Володю мы вчера похоронили, - сообщил женский голос, - Сердце.
Я, заикаясь, стала извиняться, но голос перебил:
- Что с собачкой? Возраст? Говорите адрес, мы сейчас приедем,
“Мы” оказались двумя миловидными, можно сказать, “девушками”, хотя у одной из них было от Володи двое детей, а другая назвалась “другой женой” (в общем, гарем).
Но гарем этот между собой дружил, да и о Володе дуэтом скорбел, и жили они все вместе с детьми в одной квартире...
Кстати, профессионально эта странная парочка оказалась весьма подкованной.
Промыли Джину со всех сторон желудок, сделали несколько уколов.
Упрекнули, что я запоздала с лечением, что состояние больного тяжёлое, что вообще желудок у овчарок – слабое место, и выжить у парня шансов немного.
Но будем надеяться. А назавтра они привезут всё необходимое и поставят капельницу.
Всю ночь я просидела рядом с беспомощно вытянувшимся раскалённым тельцем, поливая его слезами. Джин жалобно постанывал и тяжело дышал.
Под утро ему стало совсем худо – сердце колотилось как бешеное.
Позвонила девочкам - обещали вырваться с работы и приехать лишь к полудню.
Спросила, можно ли дать ему валокордин. Ответили - почему бы не попробовать, но его почти наверняка стошнит.
Я рухнула на колени перед иконами и стала умолять Всевышнего спасти Джина.
- Но ведь ты просила тебя избавить от этой каторги, - помнишь? Мол, апокалипсис кругом, книжку надо завершать, заработки падают...
- Я буду стараться, Господи, всё успевать, только спаси Джина, - обливалась я слезами, капая в ложку валокордин.
Оттянула ему щёку, влила в пасть понемножку, в три приёма.
Вроде проглотил, ничего. Задышал ровнее, спокойнее.
Возблагодарила небо.
А потом и девчонки приехали, поставили горемыке капельницу, сделали ещё несколько уколов.
Но чудо было даже не в выздоровлении Джина, а в последующих удивительных событиях, казалось бы, с ним напрямую не связанных.
За чаем заговорили о внезапной смерти ветеринара Володи и выяснилось, что “вдОвы” его даже не отпели и вообще не знают, что это такое и зачем.
В церковь не ходят. Одна и вовсе некрещёная, а другая, с тех пор как в детстве окрестили, ни разу не заглядывала в храм.
И детишки тоже растут язычниками. И некому объяснить, подсказать, что к чему...
Я, само собой, предложила помощь, сказав, что завтра же закажу заочное отпевание Владимира и сорокоуст. Затем в воскресенье окрестим детей, а, если батюшка благословит, и мамашу.
Необходимы также исповедь и причастие, а значит – надо попоститься…
Говорила, говорила, а они в восторженном изумлении внимали, будто с луны свалились.
Наотрез отказались взять деньги за джиново лечение.
Я с трудом настояла, что тогда оплачу все церковные расходы.
Не очень-то верилось, что они придут завтра на панихиду. Но “вдовы” явились точно в назначенный срок.
Одна сразу же пошла на исповедь, стала на колени и плакала. Другая за ночь уже выучила наизусть “Отче наш” и “Верую” к будущему крещению.
Вот вам и “любовь втроём”!
Пока Джин лежал под капельницей, круто изменилась судьба их всех, живых и мёртвых.
Я не могла нарадоваться, когда в воскресенье “вдовы” вместе с детьми благоговейно прошли в крестильню.
Младший был очень болен и слаб - какой-то врождённый порок, и вскоре после крещения умер.
Потом странная семья обменяла свою подмосковную квартиру на Феодосию, на прощанье взяв с меня слова за них молиться, что я до сих пор и делаю.
А ещё поминаю незнакомого усопшего Владимира, которого однажды попросила по телефону подобрать мне какого-нибудь ротвейлера.
Вместо ротвейлера появился Джин.
И вот чудо оживило не только его едва дышащую шкурку, но и целую семью человеков.
Пусть всё в ней наперекосяк, но не нам судить.
Воистину, дивны дела Твои, Господи...
Джин рос замечательным псом, настоящим коллективистом-совком.
Гуляли мы теперь вчетвером.
Марса привязывали к Джину, который понимал, что старичку передвигаться трудно (опухоль быстро росла), бережно переводил через кусты и канавы.
Джин сразу научился отыскивать в траве и приносить палку, однако ни за что не соглашался её отдать.
Воды он не боялся, смело бросался в ледяную весеннюю воду, вытаскивал палку на берег.
Потом мы приучили его вытаскивать из воды и другие предметы, что оказалось очень кстати.