(конец семидесятых)
Случались, кроме кур и зверья, потери меньшего масштаба.
Регулярно выкапывали картошку, которую мы сажали на пяти сотках неподалёку от железной дороги. Ещё одно из безумий.
Мы с Борисом возили туда по весенней распутице навоз, перекапывали, сажали, окучивали. Пололи, собирали колорадского жука, чтоб в один прекрасный день обнаружить вместо лучших кустов лишь выдернутую ботву.
И не только мы.
Однако на следующий год всё повторялось, как в дурном сне.
Народ с навозными тачками тащился на огороды, а мы, глядя на них, долго крепились, но, в конце концов, не выдержав, заражались общей лихорадкой.
Какой-то глубинный инстинкт.
Этот же инстинкт заставлял меня скупать всё, что привозили грузовики, - а они чего только ни возили, и по бросовым ценам.
Сносили много домов, освобождая место для олимпийской деревни. Сваливали за бесценок брус, половые доски, кровельное железо, оконные рамы, тёс, вагонку, печной кирпич...
Скоро все свободные места на нашем участке были завалены штабелями, но я продолжала хапать всё подряд.
Однажды, копаясь на огороде, услыхала, как сигналит в нашем тупике машина, выскочила.
Вид у меня был экзотический – пыльные ноги во вьетнамках, руки исцарапаны и по локти в земле, старый короткий сарафан на бедре разорван (зацепилась за гвоздь) – будто меня только что терзали Альмины кавалеры.
Шофёр привёз машину прекрасных досок, за которые просил семьдесят рублей. Сторговались за шестьдесят.
- Погоди, - вдруг сказал он, глядя на дыру на платье, и хмыкнул, кивнув на дом, - Пошли, что ль? Тогда даром свалю!
- Отцепись, муж увидит.
Этого парня вспоминаю всякий раз, когда смотрю, как мучаются перед зеркалом некоторые дамы – в примерочных, парикмахерских, салонах красоты... А мужья и любовники в это время изменяют им с первыми попавшимися “анчутками” (ходило в ту пору такое словечко).
Вкалывая по-чёрному на участке, получала немало подобных “гнусных предложений” и от солидных холёных дачников:
-Слушай, давай-ка я тебя отмою и махнём в Сочи.
Отмывалась я время от времени сама в московской ванне, отсыпалась на “Людовике” и приходила в “Экран”, где пОлным ходом шла работа над сериалом “В стране ловушек” – кажется, шесть серий по десять минут.
Вызывала всеобщую зависть своим подмосковным загаром.
Прятала за спину руку, когда кто-либо пытался её галантно поцеловать. Это были уже рабоче-крестьянские ручки.
Случались, кроме кур и зверья, потери меньшего масштаба.
Регулярно выкапывали картошку, которую мы сажали на пяти сотках неподалёку от железной дороги. Ещё одно из безумий.
Мы с Борисом возили туда по весенней распутице навоз, перекапывали, сажали, окучивали. Пололи, собирали колорадского жука, чтоб в один прекрасный день обнаружить вместо лучших кустов лишь выдернутую ботву.
И не только мы.
Однако на следующий год всё повторялось, как в дурном сне.
Народ с навозными тачками тащился на огороды, а мы, глядя на них, долго крепились, но, в конце концов, не выдержав, заражались общей лихорадкой.
Какой-то глубинный инстинкт.
Этот же инстинкт заставлял меня скупать всё, что привозили грузовики, - а они чего только ни возили, и по бросовым ценам.
Сносили много домов, освобождая место для олимпийской деревни. Сваливали за бесценок брус, половые доски, кровельное железо, оконные рамы, тёс, вагонку, печной кирпич...
Скоро все свободные места на нашем участке были завалены штабелями, но я продолжала хапать всё подряд.
Однажды, копаясь на огороде, услыхала, как сигналит в нашем тупике машина, выскочила.
Вид у меня был экзотический – пыльные ноги во вьетнамках, руки исцарапаны и по локти в земле, старый короткий сарафан на бедре разорван (зацепилась за гвоздь) – будто меня только что терзали Альмины кавалеры.
Шофёр привёз машину прекрасных досок, за которые просил семьдесят рублей. Сторговались за шестьдесят.
- Погоди, - вдруг сказал он, глядя на дыру на платье, и хмыкнул, кивнув на дом, - Пошли, что ль? Тогда даром свалю!
- Отцепись, муж увидит.
Этого парня вспоминаю всякий раз, когда смотрю, как мучаются перед зеркалом некоторые дамы – в примерочных, парикмахерских, салонах красоты... А мужья и любовники в это время изменяют им с первыми попавшимися “анчутками” (ходило в ту пору такое словечко).
Вкалывая по-чёрному на участке, получала немало подобных “гнусных предложений” и от солидных холёных дачников:
-Слушай, давай-ка я тебя отмою и махнём в Сочи.
Отмывалась я время от времени сама в московской ванне, отсыпалась на “Людовике” и приходила в “Экран”, где пОлным ходом шла работа над сериалом “В стране ловушек” – кажется, шесть серий по десять минут.
Вызывала всеобщую зависть своим подмосковным загаром.
Прятала за спину руку, когда кто-либо пытался её галантно поцеловать. Это были уже рабоче-крестьянские ручки.