(конец семидесятых)

       А где нам взять такие окна?
И тут у меня рождается идея – списанные рамы от электричек!
 Когда-то ими торговали за бесценок деповские ребята, я приобрела для теплицы.

Но теплица может обойтись плёнкой, а для дОма такие вполне подойдут. И по размеру, и стекло прекрасное, и прокладки резиновые...
- Но как же их навешивать? – хлопают глазами мои студенты.
- Не надо ничего навешивать! - ору я, - Сделаем раздвижными, на полозьях, чтоб с южной стороны – почти сплошняком стеклянная стена. И на лоджии - стекло.
А ещё сделаем три окна с двойными постоянными рамами и узкой открывающейся фрамугой.
У нас таких навалом.

       Видя, что студентикам моё “ноу-хау” недоступно, прихожу в отчаянье.
А тут ещё выясняется, что балконная двойная дверь на лоджию не подходит по высоте. И они интересуются, что же теперь делать? То ли потолок поднимать, то ли пол опускать?

       Решение откладываем до понедельника.
А я уже в который раз бегу к Антону Васильевичу, умоляя прийти и хотя бы что-то посоветовать. По профессии он – кузнец, а по слухам – мастер на все руки.
Но калымить наотрез отказывается из-за больных ног, отмороженных ещё на фронте.

       - Вот не знаем, то ли пол опускать, то ли потолок поднимать, - причитаю я, когда дед всё же приковылял на злополучный второй этаж.

       История с балконной дверью так описана в “Дремучих дверях”:

       - Ладно, щас прорубим. Струмент какой есть?
       - Да вот, в ящике.
       - Ладно, иди пока, погуляй часок-другой...
       Когда Иоанна вернулась из магазина, дед курил беломорину, а дверь стояла на месте.
Пол и потолок – тоже.
Иоанна протёрла глаза – дверь ничуть не изменилась, лишь укоротилась, будто по волшебству.
Где, каким образом? Никаких следов.

       - Дед, как ты это сделал?
       - А чего там робить-то?

       Посидели, выпили.
       - Дед, иди ко мне работать. Тебе ничего тяжёлого делать не придётся, ты только этими чайниками командуй. А, дед?

       - На кой они мне – вон понашлёпали чего! Один хрен, что горшками командовать. Надумаю – один возьмусь. Пособишь, коли что?

       - Дедуля, миленький, конечно, пособлю!
       И чмокнула в небритую седую щёку.

       Дед спас её – он действительно умел всё.
Приходил в восемь, уходил в пять.
В час они обедали – и стопку.
По окончании работы – ещё стопку, с огурчиком.
Брал он немного – всего двенадцать рэ. в день, работал степенно, добросовестно и требовал лишь одного – чтоб его не торопили.

Она не уставала удивляться, какие чудеса он выделывал на своих больных ногах.
За зиму они практически вдвоём произвели всю внутреннюю отделку дома.
Иоанна не только помогала, но и училась, восхищаясь, как легко он находит выход из, казалось бы, самых безвыходных ситуаций.

Вытянуть нужную неподъёмную балку из штабеля, забить в недоступном месте гвоздь, положить кафельную плитку на обитую оргалитом перегородку - (чего мудрёного, рабицу прибить, и на раствор)".

       Дед действительно меня спас, хоть по жизни всё было не совсем так.
  У него, разумеется, были подручные.
У меня всё время кто-то проживал из лимиты - иногородние, изгнанные жёнами за пьянку и прочие бедолаги.
Нанимались поработать, ничего толком не умея, да так и оседали.
Ели, спали, пили и помогали в стройке по мере надобности – что-то перетащить, поддержать, прибить, выкопать.
Боже, сколько их здесь перебывало после Женьки Мартынова!

Потом кто-либо их подбирал - как правило, одинокие женщины.
Неприкаянные исчезали или насовсем, или на время, когда после очередного возлияния их опять выгоняли.
И они возвращались туда, где можно было спать неодетым на раскладушке, где всегда подавали горячие щи, картошку или кашу, крепкий чай.
И наливали стопку-другую, в зависимости от ситуации.
Joomla templates by a4joomla