На фото: Юлия (справа) в Артеке.

(1948 год)

       - Она уже большая девочка, - скажет священник, подзывая маму, - В Бога-то она у вас верит?
       - Верит, верит, - закивает та. - И “Отче наш” выучила.
       - Я тебя спрашиваю, Юлия.
       - Не знаю.
       - Зачем тогда пришла?

       Молчу.

       - Мать заставила?
       - Не заставляла я её, батюшка. Мы младшую крестить собрались, а она пристала – тоже хочу.
 Её уже окрестила наша родственница перед войной. Сама, дома. Очень верующая женщина.

       - Надо бы в церкви…
       - Вот видите – “надо”, - говорю я.
       - Верить надо, - ворчит батюшка, - А не просто так…
       - Я не просто так. Честное пионерское.

       Баба Лёля рядом охает и дёргает меня за платье.

       В пионеры нас принимали двумя неделями раньше.
 Для меня “верить” означает “быть верным”, держать обещание.
 Как тот мальчик из гайдаровского рассказа, который не ушёл с поста, потому что дал слово.
       “Жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином своей социалистической Родины”,- вертятся на языке явно неуместные здесь слова пионерской клятвы.

       Батюшка, махнув рукой, даст нам с бабой Лёлей по свечке и задымит кадилом.

       Вскоре отчим опубликует свой первый роман. Они с мамой снимут полдома в Кратово и заберут нас с бабушкой к себе.

       Но тут вновь возникнет старый конфликт “баба Лёля-баба Ира”.
 И моя бабушка уедет в Челябинск-40 к младшему сыну Николаю, физику-атомщику. У которого как раз родятся дочки-близняшки.

       Когда пойму, что реветь по этому поводу бесполезно, мужественно взойду на следующую ступень одиночества. С горьким осознанием, что вот, папа теперь с новым сыном. Мама - с новой дочкой. Моя бабушка – с дядиными близняшками. Отчим пишет второй роман.

 Ну а я ДОЛЖНА. Должна готовиться к будущему “ДОЛЖНА”.
 Не хныкать, отлично учиться. Не обижаться на избалованную Надьку и на взрослых, которые любят её, а не меня.

       Я научилась драться, как мальчишка, в школе меня побаивались.
 Дралась чаще всего из-за малышей и животных, которых мучили переростки-второгодники. Это тоже входило в понятие “должна”.
 На все карманные деньги выкупала у мальчишек пойманных синиц и тут же выпускала на волю.

       За отличную учёбу меня премируют путёвкой в Артек, где я навсегда влюблюсь в море.
 Запишусь подряд во все кружки и научусь массе полезных вещей.

 Запомнится железная дорога – на каждой станции изобилие торговцев с вёдрами, газетными кульками, банками.
 Всевозможные фрукты, соленья. Жареные куры и утки. Варёная картошка с укропом, сметана, творог…

       Потом по немецкому трофейному радиоприёмнику объявят, что отчим получил за свой новый роман сталинскую премию второй степени.

 Жизнь наша круто изменится. Мы переедем в роскошную по тем временам дачу в престижной Баковке, которую пленные немцы выстроили для маршала Рыбалко.
Но маршал вскоре после войны умер.
 Надежда Давыдовна, его вдова, дачу продала отчиму, оставив себе лишь флигель и небольшую часть огромного участка.

    Теперь там живёт Иосиф Давыдович Кобзон.

     Конечно, певец всё перестроил, но и тогда было неплохо.

  Десять комнат, две ванных с туалетами, две террасы – зимняя и летняя, балконы. Роскошный паркет, расписанные под шёлк стены, немецкие люстры.

 Срочно были закуплены дорогая мебель, книги для библиотеки.

 Появились истопник, садовник, домработница.
 Новенькая, шоколадного цвета “Победа” и шофёр, который часами томился без дела - экономная баба Лёля каталась в Москву за нитками и пуговицами.

 А летом мама с отчимом улетят в Гагры, где мама будет щеголять на пляже в шёлковой китайской пижаме.
 Из которой я через десять лет смастерю себе сарафан.

       По вечерам будем смотреть чудо-телевизор с линзой и ловить по приёмнику музыку со всего света.
 Однажды в хрипе и завывании раздастся:
  - Порабощённые коммунизмом народы…
 Отчим в панике едва не оторвёт переключатель.

       И вместе с тем – непригодная для питья ржавая вода в водопроводе. Моей обязанностью было приносить чистую воду из уличного колодца.

 И в школу ходила за несколько километров. Мимо дачи Будённого, за станцию.
 Но зато на участке вокруг дома было настоящее асфальтовое шоссе, которое зимой заливали из шланга и получался каток. А летом здесь можно было гонять на двухколёсном велосипеде.

Я обучилась и велосипеду, и конькам.
 А крёстная, баба Лёля, долгими зимними вечерами будет давать мне уроки вязания крючком и спицами. Вышивания крестом и гладью, штопки, кройки и прочих навыков, которыми должна владеть “хорошая хозяйка”.

 Одержимая манией самосовершенствования, я послушно свяжу на спицах шапку, платье и носки. Крючком - кружевную салфетку. Ещё одну вышью гладью. Затем подушку на диван – болгарским крестом.
 Учительница музыки выдрессирует меня играть “Полонез Огинского”.
А в рисовальном кружке Дома Литераторов, куда я буду ездить два раза в неделю на электричке, повесят на стене мою первую и последнюю в жизни акварель – румяное яблоко на тарелке.
 Там же я буду обучаться бальным танцам.
 А в шестом классе, когда отчиму дадут московскую квартиру в писательском доме на Лаврушинском, запишусь ещё и в астрономический кружок при Планетарии.

 Смастерю телескоп и буду часами торчать на балконе, блуждая тоскливым взором по звёздному небу.