СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ.

       Я всё ещё верю в принца в фиолетовой мантии Изании.
Который однажды свалится с небес мне на помощь в виде какого-либо политического, духовного, интеллектуального или хозяйственного лидера.
 Известного или только вылупившегося. Ближнего или из-за бугра. Спонсора или просто “юноши бледного”.

 Или вовсе не юноши, а лысого, седого, хромого и кривого. Но обязательно “со взором горящим”…
Который однажды позвонит – в дверь или по телефону. Или дотронется в толпе до плеча.

 Мол: - Наконец-то я вас нашёл, Юлия! Ваша Изания – супер. Вот вам моя рука и давайте завтра же – в бой.
 Согласны?
Тогда не завтра, прям сейчас…

       Ну а тем временем таскаю тяжеленные сумки с “Дверями” на реализацию. Непосредственно в издательство и в “патриотические” газетные киоски. Понемногу расходятся.
Дарю, выслушиваю отзывы. Чаще - лестные. Иногда негодующие, особенно по поводу Сталина. Случаются и восторженные.

Но никаких конкретных предложений.
Разве что вступить в Союз писателей России. Которое я с благодарностью принимаю и начинаю собирать рекомендации (может, новый статус сработает в пользу проекта)…

       А тем временем в разгаре лето 2000-го. Вместе с сумками книг таскаю на вокзал для продажи и ведра с цветами. Деньги нужны и на будущую Изанию, и на издание “Последнего эксперимента” (“Земля спокойных”). Той давней моей повести, которая в Союзе после долгих мучений прошла только в журнальном варианте (1973-й) и в сборнике Фантастики.

 Уже давно не могу отделаться от ощущения, что нынешние мои мытарства напоминают не только вопли Кассандры и “глас вопиющего в пустыне”, но и историю моей героини Ингрид Кейн. Страдающей под конец жизни от “пофигизма” спокойно-непробиваемых бетян.
 Перечитала повесть, которая тогда, в начале семидесятых, казалась ну совсем уж “не из  нашей жизни”.
И была ошеломлена:

       “- Чем они отличались от нас? (земляне от бетян – Ю.И.)
       - Способностью чувствовать.
       - Что ты имеешь в виду?
       - Во всяком случае, не те пять чувств и инстинкты, вроде инстинкта самосохранения, которыми обладают и животные.

 Я говорю о чувствах друг к другу. Можно назвать это совестью, общественным самосознанием – как угодно…

Наш рай убил человека, позволил ему убежать в себя.

 Тот человек знал и страдания – пусть! Но это заставляло искать выход, бороться, переделывать мир.

У них было искусство. У нас - искусность. Развлекать толпу и получать за это чеки.

 У равнодушных не может быть искусства. Человечество остановилось в развитии. Оно ничего не хочет и никуда не стремится.

 Земля спокойных, земля живых мертвецов.

       “Свободный мир” – так они (земляне – Ю.И.) называли себя. Найдены новые дешёвые способы получения энергии, всю неприятную и тяжёлую работу отныне поручают машинам.

 Но человеку всё хуже. Учащаются самоубийства, клиники переполнены душевнобольными, искусство всё мрачнее и безнадёжнее.

 Духовные страдания оказываются страшнее физических.

 Языки сливаются в один. Но говорящие на нём не понимают друг друга и даже не пытаются понять.
 В моде спокойствие и безразличие, культ отчуждения.

 Люди Земли-альфа словно подражают бетянам. А те, кому это не удаётся, прибегают к алкоголю и наркотикам, чтобы духовно и эмоционально отупеть, забыться в своём отчуждении.

 Бегство в себя от себя. Замкнутый круг. Тупик.

       Они мечтают об одиночестве и страдают от него.

 Потому что они другие, потому что им слишком многое дано.

 Но они не хотят этого "многого". Они находят во Вселенной рай, где можно быть одиноким и самому по себе, не страдая.

 И бегут туда. На планету Спокойных”.
 Конец первой цитаты.

*   *   *

       “Вода прибывала.
 Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться через проход, пытались дотянуться до барьера – всего три метра отвесной стены.
 Если стать друг другу на плечи…

 Но это никому не приходило в голову. Равно как и у стоящих по ту сторону барьера – намерения помочь.
Каждый спасал себя. Каждый, оказавшись в безопасности, превращался в любопытствующего зрителя”...

       Тогда, в начале семидесятых, я нарисовала некую модель глобального общества. Грядущего и предсказанного в Апокалипсисе царства Зверя. Которое и в 2003-м, когда я пишу эти строки, ещё не наступило, хотя некоторые сбывшиеся приметы уже присутствуют в повести.

 Каждый имеет порядковый компьютерный номер и личную карту, служащую пропуском в собственные жилища, отели, пункты питания и развлечения, без которого ни шагу.

 То есть вся твоя жизнь под постоянным колпаком у власти.

 А власть – это ВП. Верховная Пирамида.

 Верховный Правитель и его клонированная “Семья”, генетически хранящие качества ревностных слуг тьмы под маской “спасителей человечества”.

       Клонирование, о котором в семидесятые ещё слыхом не слыхивали.

 “Семья”!.. Даже это сокращённое “ ВП"...

 Количество странных предвидений убедило меня в актуальности повести именно сейчас, в начале миллениума, и я начала готовить её к печати.

 Кстати, “В.П.” сбылось позже, а тогда ещё правил “Б.Е.”.

       Мотаться по издательствам не было ни времени, ни сил, ни нервов. Поэтому я решила рискнуть и доверилась всё той же Наташе из “Палеи”, которая как раз собиралась оформить соответствующую лицензию и “отпочковаться”.

 Получилось не слишком дорого. Обложку сделал Вася Проханов, старший сын Александра Андреевича.
И всё бы ничего, если б не одна оплошность. Следствие моего длительного “затвора”.

       Дело в том, что Наташа пожелала напечатать на обложке несколько слов об авторе и чей-либо впечатляющий отзыв о повести.

 А самым “впечатляющим” было давнее письмо Евтушенко своему влиятельному другу Володе (кажется, “Сякину”):
 “На мой взгляд, это замечательная книга, и вообще она, Юлия Иванова, может стать одним из лучших русских писателей”.

Откуда было мне, после двадцатилетнего “затвора”, знать про идеологическую и имущественную “Сталинградскую битву” в литературном мире в октябре 93-го?

 В результате которой в оппозиционном стане фамилию Евтушенко даже произносить стало опасно, не то чтоб печатать его отзывы.
До сих пор загадка, почему Василий, автор обложки, промолчал. Он-то наверняка знал эти тонкости!
А может, вообще не прочёл?
       Короче, обложка так и вышла: рисунок Проханова, слова Евтушенко.
 Бальзам-ополаскиватель и кондиционер в одном флаконе.

 Александр Андреевич, которому я подарила экземпляр, долго негодовал по этому поводу.

 Напрасно я оправдывалась, что тот Евгений времён “Братской ГЭС” и нынешний Евгений Александрович – две большие разницы...
Моя оплошность очень повредила, как теперь сказали бы, “маркетингу”.

Рекламировать повесть “Завтра” не стало, в “патриотическом” киоске продавать отказались.

 Правда, потом предложили компромисс – вымарать “Евтушенко” специальным чёрным фломастером, который раздобыл по этому случаю всё тот же Вася.

 Несколько экземпляров я изуродовала. Потом устыдилась и усмотрела в запрете перст Божий – не торговать "словом".

 Зарабатывать надо цветами, трудясь на земле. А книги – дарить.

*   *   *

       “Я хочу взорвать ваш рай, вашу сонность, ваше мёртвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн.
 Что меня заставляет?
 Не ненависть, не презрение, не злоба.

       Да, как ни странно, я их любила.
 Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет.
 Но в котором я всё-таки останусь.
 Я не умру, покуда живо человечество. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком.
       Как всё просто – ощутить себя частью, звеном великого целого.
 Бетяне умирают, люди остаются.

       Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами. Небо становится чёрным, и над Землёй-бета проносится вихрь.
 Всего несколько секунд”.

       Фиолетовый – цвет Изании!
 Сплав алого и синего цветов. Крови и неба.

 Опять совпадение?