(1964 год)О чём же мне написать дипломный сценарий?
Я вспомнила о женщине, с которой познакомилась в одной из своих командировок.
В детстве она была угнана в Германию и оказалась в концлагере, где над детьми проводились опыты.
Но не медицинского, а куда более зловещего плана – поведение человека в экстремальных условиях “естественного отбора”. Когда булку хлеба не делят поровну, а бросают в голодную толпу малолеток.
И так – изо дня в день.
Запомнила её рассказ:
- Улыбнись, - говорили мне, - Мы же свои, Гитлер капут.
Но я не знала, что такое улыбка.
Ведь звери не улыбаются...
В своё время я начала писать о ней очерк, но так и не докончила.
Материал тянул на что-то масштабное, обобщающее, выходящее за рамки конкретной судьбы.
Девочка-зверёк, искусственно взращенный Маугли, только куда злее.
Вот она попадает в детский дом, в мир советских людей, живущих, вроде бы, по иным законам, но тоже порой со “звериным оскалом”.
Разве не интересно проследить поведение такой девочки, девушки, женщины?
Грызня за жизнь, уход в себя, оттаивание, снова рецидив...
Первая улыбка, первые слёзы, любовь, материнство...
Отношение со взрослым коллективом – здесь всё необычно, всё – предмет для исследования.
Столкновение двух начал в человеке, двух идеологий.
В общем-то, давнишняя моя тема, разве что до крайности обострённая.
Придумалась и форма – сочетание чёрно-белого и цветного кино.
Наша действительность, 60-е годы.
Гуляет по улицам молодая женщина. Стоит в очереди, заходит в парк аттракционов, где двое соперников раскачивают лодку-качели – кто первый испугается?
И всё видит своим зрением, как бы через призму тех “чёрно-белых” лет.
И название сразу придумалось: “Откройте – свои”...
Писалось, что называется, “на одном дыхании”. Отстукала на “Эрике” и с трепетом вручила Илье Авербаху, тогда ещё не знаменитому режиссёру, а просто сокурснику.
Илья сидел за обеденным столом в Доме Кино и ждал, когда принесут его любимый кисель “Сюрприз” (клюквенный, с мороженым).
Невзирая на мои протесты, сразу же прочёл первую страницу. Про то, как в солнечный весенний день все женщины, словно сговорившись, моют оконные стёкла.
- Так ты что, птичка моя, ещё и писать умеешь? Только я ж тебе говорил – надо конкретно, дать режиссёру путеводитель.
А у тебя тут лирика пошла...
Ворчит, а сам проглатывает лист за листом.
Я не выдержала, сбежала.
Сценарий Илье понравился. Самому Илье! Я была на седьмом небе.
Потом с лёгкой его руки (а может, и слов) пошло-поехало по Курсам: - снесла, мол, Иванова золотое яичко.
Помню, как на каком-то людном обсуждении один из наших слушателей после пламенной речи в защиту сценария ушёл со словами:
- Не желаю слушать критических замечаний.
Впрочем, таковых почти не было – сценарий нравился буквально всем.
Известный мэтр Михаил Блейман (автор “Великого гражданина”) написал в своём отзыве:
“История советской девочки, превращённой фашистскими экспериментаторами в условиях естественного отбора в зверёныша, поражает, прежде всего, масштабностью авторского представления о мире и человеке”.
“Откройте – свои” был рекомендован Курсами к постановке на “Мосфильме”. Вскоре нашлись два молодых режиссёра – выпускники ВГИКа. Был заключён договор в писательском объединении.
Поначалу всё шло хорошо. Приходили на худсовет люди, давали поправки. На следующий худсовет приходили уже совсем другие люди, давали свои поправки, часто отменяя предыдущие и возвращаясь к первоначальному варианту.
Да и у режиссёров (которых было двое!) были свои соображения, нередко тоже противоречивые.
Я всё терпела и выполняла.
Наконец, сценарий был принят, я получила свои пятьдесят процентов.
Однажды надо было что-то “пробить” у начальства, но, когда я к этому начальству явилась, “оно” ошарашило:
- Ты что дурака валяешь? Твои режиссёры решили снимать другой сценарий.
Не хочется здесь называть конкретных фамилий. Но причина была в том, что весьма влиятельному в киношных кругах папе одного из моих режиссёров сценарий не понравился. И он порекомендовал сыну переключиться на комедию, написанную выпускницей ВГИКа, ныне известной писательницей и сценаристкой.
По дурости своей и неопытности я особенно не переживала, полагая, что коли сценарий принят, то дело объединения – просто найти мне другого режиссёра.
Таковые действительно нашлись (опять двое), но ни у кого из них не было знаменитого папы.
Хоть один из них и носил славную фамилию Бенкендорф (из тех самых), но никакого влияния в обществе, в отличие от своего грозного предка, не имел.
Другим был Саша Бланк (потом снял знаменитого “Цыгана”).
И началось это самое “дуракаваляние”.
Сначала поправки от самих потенциальных режиссёров (а их тоже двое). Потом от начальников и советчиков.
Я почувствовала, что у меня потихоньку съезжает крыша.
Сценарий тем временем прочли Сергей Герасимов, Михаил Ромм – оба очень хвалили, как-то пытались помочь, но, увы...
Наконец, я поняла, что сценарист у нас в кино – ноль без палочки, и должен или с кем-то влиятельным спать или брать кого-то в соавторы.
Иногда и то, и другое.
Ни того, ни другого как-то не хотелось.
Тем временем умер именитый папа бывшего моего несостоявшегося режиссёра. И тут же сын отказался снимать уже принятую худсоветом комедию выпускницы ВГИКа, - ему подвернулось что-то более “перспективное”.
Сама писательница (Вика Токарева), с которой мы были знакомы, как мне передали, обиделась не на них, а на меня:
“Почему, мол, Юлька не предупредила, что они чокнутые"?