Я сидел в самом глубоком и мрачном подземелье, какое только нашлось в царстве Непроходимой Глупости. Здесь не было ни дней, ни ночей, ни времён года. Интересно, изменится ли что-нибудь, когда мы станем персонажами? Или всё так и останется - мрачные голые стены, сказочно тусклая лампочка под потолком и одинокий узник, пионер Олег Качалкин. Страдающий, но не сломленный.
Навсегда.
Хуже всего было то, что нас с Петровой посадили врозь - наши камеры разделяла толстенная стена, через которую мы перестукивались. Звук был слабый-слабый. Мы не знали Морзянки. Перестукивались просто, чтоб слышать друг друга.
А мне, как назло, именно сейчас необходимо было лично увидеть Петрову, чтобы сказать ей...Сколько важного хотелось сказать Петровой! Что я был гад и осёл, когда не подал ей руки и собирался от неё отречься, считая предательницей... Я вспоминал это её "Эх ты!" и прямо корчился, до того был сам себе противен. Она придумала такой замечательный план, чтобы перед всеми разоблачить Кривду, а я ничегошеньки не понял. Ясно, у неё не было возможности меня предупредить - вдруг нас подслушивают! Кроме того, она боялась, что я помешаю, - девчонки куда лучше умеют притворяться...
Всё правильно, но я-то, я! Сразу - "предательница"! Нечего сказать, хорош друг! Я бы на её месте со мной и перестукиваться не стал. Она вообще-то добрая, Петрова. Она замечательная, Петрова.
Как она обнаружила, что на царице - маска с париком? И давно догадалась. Я вспомнил, что она как-то странно усмехалась, когда речь заходила о красоте царицы. Или потому догадалась, что девчонка - их насчёт косметики не проведёшь.
Конечно же, ей сейчас хуже, чем мне, страшнее, потому что она - слабый пол. Подземелье - самое мрачное и глубокое, а Петрова - одна-одинёшенька. Небось, забилась в угол, и ревёт...А может, нет? Может, она и тут меня сильнее? Стоит себе у стены с гордо поднятой головой и горящим взглядом, как настоящая героиня.
Ведь не струсила же она разоблачить Кривду! Пусть ничего не вышло, пусть об её подвиге никто не узнает - всё равно Петрова - молодчина.
Почему она когда-то казалась мне необыкновенной девчонкой, когда совершенно ясно, что она самая что ни на есть необыкновенная? И всегда была необыкновенной - даже когда воровала у меня игрушки, ябедничала и выпросила у меня билет на Олега Попова. Почему-то никому бы ни отдал, а Петровой отдал!
Всё у Петровой необыкновенное: руки - необыкновенные, глаза - необыкновеные, лицо волосы... И щурится она необыкновенно. Всё необыкновенное, только я прежде почему-то этого не замечал. Когда я вспоминал, что когда-то даже дал Петровой тумака - просто мороз по коже. Как я мог!
И чем дольше я не видел Петрову, тем она мне представлялась прекраснее и необыкновеннее. Будто принцесса какая-нибудь, а не девчонка. У неё ведь и имя, как у принцессы - Василиса! Василиса Прекрасная!..Почему-то раньше оно мне не нравилось, казалось смешным, но теперь...
Ва-си-ли-са...Синее имя. Как музыка. Сказочное имя.
И чем необыкновеннее представлялась мне Петрова, тем ничтожнее казался себе я сам. Придумать ничего не могу, сделать ничего не могу. Не отыскать, не вернуть нам Тайны. Скоро мы станем персонажами и никогда не вернёмся в мир Людей. Ложь на Длинных Ногах наговорит про нас всякую напраслину, и все ей поверят, и будут стыдиться нас. И никогда не узнают правды.
А я только могу слушать, как стучит мне в стенку Петрова. И думать, какая она необыкновенная. И что я не в силах ее спасти.
Что остаётся неделя.
Два дня.
Сутки.
Пять часов.
Час.
Полчаса.
Пятнадцать минут.
Минута.
Всё.
Часы Мальчиша показывали, что мы пробыли на Куличках шестьдесят лет - ровно земной час. Ничего не произошло, только мы с Петровой навеки стали персонажами. Я хватил часы об стену, упал на холодный пол и заплакал, как девчонка. Впервые, сколько себя помню. Никто не мог видеть моего позора и отчаяния, и наревелся я всласть за все разы, когда крепился и был мужчиной.
А потом, наверное, заснул, потому что вначале мне показалось, что она мне снится - прекрасная высокая женщина в белом. Её лицо и руки словно светились изнутри, а когда она двигалась, по стенам скользили тёплые золотистые блики. Один из бликов упал мне на глаза. Я зажмурился и понял, что не сплю.
- Ну, Качалкин, вставай. Нам пора.
- Кто вы? Откуда меня знаете?
- Я - Правда. Сама Истина приказала мне разыскать вас и спасти.
- Правда,..Истина, - разве это не одно и то же?
- О нет, Качалкин, Правда только служит Истине. Правда знает, что дважды два - четыре и что на неделе лишь одна пятница, а Истина знает Тайну. Истину невозможно постичь до конца, хотя и необходимо вечно к этому стремиться, а Правда вполне доступна. Каждый зрячий отличит чёрное от белого, но не всякий хочет быть зрячим, вот в чём проблема.
- Значит, вы поможет нам вернуть Тайну?
Правда грустно покачала головой.
- Ваше время кончилось, Качалкин. Вы наделали массу ошибок, но и пострадали за Истину. А кто страдает за Истину, того Она всегда спасёт - на любых Куличках, из самого глубокого и мрачного подземелья.
- Но...Разве мы уже не стали персонажами?
- Пока нет, по милости Истины. Просто волшебные часы, которые ты пытался разбить, отсчитывают теперь не ваши земные минуты, а годы.
- Не понимаю.
- Потом поймёшь. Надо торопиться, Качалкин, - Истина подарила вам всего полчаса.
Правда протянула мне руку. Стена вдруг сама собой раздвинулась, как дверь в метро, и мы очутились в камере у Петровой. Петрова не стояла у стены с гордо поднятой головой и горящими глазами, как полагается героине, - она всхлипывала, забившись в угол, как обыкновенная девчонка.
- Алик! - кинулась она мне на шею, так что я едва не упал, - Я же знала --ты придёшь! Ты обязательно что-нибудь придумаешь...Я так ждала, Алик!
Она так это сказала, что я просто не мог признаться, что я тут не при чём. Не мог, и всё. И Правда промолчала, только улыбнулась, подала Петровой другую руку, и мы пошли втроём, и стены раздвигались перед нами, как двери в метро.
На разные голоса завыли вдруг сирены - обнаружили наше исчезновение. Путь нам преградил водопад - лавина бурлящей ревущей воды.
- Не бойтесь, Правда в воде не тонет!
Мы прошли сквозь водопад, будто сквозь дождик - нас едва забрызгало. А впереди новое препятствие - огненная стена. Душит дымом, пышет жаром.
- Смелее - Правда не горит в огне!
Мы прошли сквозь бушующее пламя, и оно оказалось чуть тёплым и совсем не страшным, как бенгальский огонь.
Выбрались из подземелья. Чёрный город, Виловодная площадь со статуей, мимо дворца сквозь кольцо Стражников, которые в страхе расступились. Их стрелы нам вослед превращались в разноцветных неведомых птиц.
- Правду нельзя убить!
Во дворцовом саду перед будкой сидел на цепи наш Волк и тосковал о свободе, усатремив грустный взгляд в сторону невидимого Леса. Вокруг валялись недоеденные куски мяса.
- Можно мы возьмём его с собой? - попросила Петрова, - И отпустим на свободу?
Правда кивнула.
Улица "Крайняя глупость", где у всех хата с краю, неприступная стена с бойницами - мы перелетели через неё, как птицы.
А у стены нас ждали...Суховодов, Варвара и Бедный Макар!
Прощайте, дорогие наши верные друзья! Мы молча обнялись. Даже Варвара не проронила ни слова.
И вот Царство Непроходимой Глупости позади. Тишина, ночь, сказочное небо с крупными, как над нашей палаткой, в горах мира Людей, звёздами. Неужели мы вернёмся? Светятся лицо и руки Правды, освещая путь. Мы проносимся мимо полей, рек, деревень, мимо неведомых царств и городов. Будто во сне, когда едва коснёшься ногой земли, оттолкнёшься и плавно паришь себе в воздухе.
- Можно вас спросить? - это говорю я, - Почему они, Дураки, молчали, когда Петрова вывела Кривду на чистую воду? Почему они ничего не хотят знать? И вообще, раз вы - Правда, раз вы сильнее всех и ничего не боитесь, и служите самой Истине - взяли бы да установили везде на Куличках справедливость! Не позволяли бы царствовать всяким там Шкафам и Золотым Удочкам, Лени, Страху, Глупости, Эгоизму...
- Смешной мальчик...Ты что же, предлагаешь уничтожить весь отрицательный опыт человечества, накопленный десятками поколений? Ведь Кулички - кладовая этого опыта, своего рода музей. И если люди его лишатся, они станут повторять ошибки своих прабабушек и прадедушек. Зло на Куличках для того и хранится неприкосновенным, чтобы люди всегда о нём помнили и не наступали по сто раз на одни и те же грабли. Понятно?
Чего тут было не понять - ясней ясного. Мне даже стыдно стало, что сам не догадался. А Правда вздохнула:
- Только они всё равно наступают и попадают. И на грабли, и во всякие жуткие истории...
И вот, наконец, перед нами Лес. Настоящий сказочный Лес, точь-в- точь как на картинах Васнецова. С ветвей мрачных елей седыми космами свисает лишийник, в Лесу что-то ухает, стонет, хохочет, вспыхивают то тут, то там злыми зелёными огоньками волчьи глаза.
Я снял с нашего Волка ошейник.
- Иди. Теперь ты свободен.
Волк растерянно поглядел на меня, на Петрову, и ни с места.
- Что же ты, иди! Там свобода. Больше тебе не придётся сидеть на цепи как домашнему псу и ждать подачки. Иди же, иди, - Петрова подталкивала Волка к Лесу, а тот упирался всеми четырьмя лапами, отворачивался и скулил, - Вот глупый, не понимает!
- Всё он прекрасно понимает, - усмехнулась Правда, - Не теряй зря времени. Просто ему эта свобода до лампочки. Ему мясо подавай через каждые три часа, а не свободу.
- Но ведь он так мечтал...
- А почему б не помечтать, когда брюхо набито, не поиграть в страдальца? Пусть, мол, пожалеют, посочувствуют, ещё мясца подкинут...Ах ты наш несчастненький, свободолюбивенький...Вот тебе настоящая свобода, серый, иди! Что, не хочешь?
Пристыженный Волк поджал хвост и пустился наутёк, прочь от Леса. Я не удержался и свистнул ему вдогонку.
- Как же он теперь? - жалостно вздохнула Петрова.
- Ну, за него не беспокойся. Всегда найдутся персонажи, которые поверят, пожалеют, будут пусть сами недоедать, но кормить мясом. Быстрей, мы опаздываем. Теперь я могу вам передать послание Истины.
Правда подняла руку, и на тёмном небе выткались огненные слова:
ВЫХОД ЧЕРЕЗ ТАЙНУ, ЗАРЫТУЮ ПОД ДУБОМ МУДРОСТИ ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ. ВАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕЧЁТ, КОГДА ТУЧА ЗАКРОЕТ ЛУНУ.
Правда вела нас по сказочному дремучему Лесу, мимо избушки на курьих ножках, мимо озера с хохочущими Русалками, и неприступная чаща расступалась, спутанные ветви раздвигались:
- Дорогу Правде!
- Здесь, - Правда остановилась перед большим дубом, - Тайна здесь. Могу лишь открыть вам, что это - Вечная Книга Жизни. Жизни по солнечным часам Света, в которой нет места жадности, себялюбию, лжи, лени, трусости и предательству. Здесь у каждого - своя страница, есть и про Качалкина с Петровой, надо только найти. Во времена Кибальчиша и в другие огненные вехи истории Тайна была доступна даже мальчишкам, но потом о ней вспоминали всё реже... И вот однажды Плохиш разыскал единственную в стране копию книги в букинистическом магазине на Арбате и утащил в мешке на Кулички. Подлинник же хранится у самой Истины, и тот из людей, кто оставит свою страницу пустой, не вдохнёт в неё вечную жизнь добрых дел, будет просто вычеркнут - там всё окончательно, и обжалованию не подлежит. Здесь же зарыта та самая копия с Арбата. За семью печатями, закованная в кандалы и опутанная Корнями Зла - вот ведь как боятся её на Куличках! Даже копии боятся.
В дупле - лопаты, спешите, ребята. Больше я ничем не могу вам помочь. Правда лишь указывает путь. Мол, белое - это белое, дважды два - четыре, а вырваться из Куличкек можно лишь через свои страницы Жизни. Теперь всё зависит от вас... Вы должны успеть, пока тьма не закроет Луну. Прощайте.
Правда исчезла, и сразу стало темно. Вокруг нас угрожающе сомкнулись деревья, сплели сети из веток. Опять засверкали в этой сети злющие волчьи глаза, собрались сказочные лесные персонажи, пытаясь дотянуться до нас сухими, корявыми, похожими на ветви руками. И большеглазый Страх таращил свои глаза-тарелки, лязгал зубами.
Едва мы обрубили корни зла, лопаты уткнулись в плиту, на которой было выгравировано:
ЗДЕСЬ ЗАРЫТА СОБАКА!
Послышалось из-под плиты грозное рычание. Этого ещё не хватало!
Но нам с Петровой не до какой-то Собаки и не до Страха - мы должны успеть, прежде чем тьма закроет Луну.
Миновали первую печать.
Летели из-под наших лопат комья земли, глубже, глубже..
Вторая печать.
Закачалась над головой Золотая Удочка, призывно загудели неподалёку мои машины:
- К нам! К нам!
Но мы копаем. Третья печать. Вот край чёрной тучи дотянулся до Луны. Быстрей, Качалкин! Все силы моей жизни, которые я однажды собирался обрушить на Гламура... Все, до последней капли. Я спасаю не только себя, но и Петрову.
Из-под земли выпрыгнуло что-то большое, лохматое - лижется, виляет хвостом. В самом деле, - собака! Как она сюда попала? Небось, Плохиш зарыл для устрашения, чтоб охраняла Тайну. И чтоб сбить нас с толку. Только какая ж она злая?
- Радуется, что мы её освободили! - воскликнула Петрова, - Сиди тут заживо под землёй одна-одинёшенька, и всем на тебя плевать. Смотри, она нам помогает!
Собака яростно принялась рыть лапами - теперь мы копали втроём.
Тьма доползла до половины Луны. Четвёртая печать.
- Алик, мы не успеем. Ой, больше не могу...
- Ты отдохни, я сам.
И тут же, будто мираж, возник за сетью дремучих ветвей сонный остров Матушки Лени, заплескалась прохладная молочная река - кисельные берега. Отдохните, голубчики, отдохните, родимые! Отдохни, Петрова...
Но Петрова яростно мотнула головой, из последних сил заработала лопатой.
Пятая печать. Весёлые аттракционы Убитого Времени, подносы со сказочно вкусными пирогами - видения за сетью сменяли друг друга, будто в кино. Все злые Кулички словно сговорились помешать нам успеть. Быстрее! Быстрей!
Шестая печать. Тьма закрыла Луну на три четверти. И тут моя лопата стукнулась о что-то твёрдое.
Вот она, старинная книга в кожаном переплёте, закованная в чугунные кандалы, которые невозможно распилить даже за несколько дней. Эх, если б они у нас были в запасе, эти дни!
- Луна исчезает! - закричала Петрова.
Мы разом вцепились в тяжёлый кожаный переплёт, запечатанный последней, седьмой печатью. Он скрипел, не поддавался, и вдруг распахнулся сам собой где-то на середине Книги.
Последний луч Луны упал на страницу. Лишь три слова: "Олег плюс Василиса". И пустота. У меня сердце оборвалось - неужели нет у нас никаких добрых дел? Потом вспомнил, что нам по двенадцать, всё впереди.
А берестяной лист свернулся воронкой, и уже в кромешной тьме в центре воронки огненно вспыхнуло:
ИДИТЕ!
Земля дрогнула. Взвизгнув, отскочила Собака - прочь от бешено раскручивающейся спирали, куда нас неудержимо втягивало вместе с поглотившей всё тьмой.
