B БЕСЕДКЕ С: Романтиком, Игорем и Игорем Игнатовым

Тем, кто ещё не понял…

       Романтик: “Рад, что есть такие люди, как Юлия Иванова. Я также рад, что есть такой проект как Изания!”
       Юлия:
 - Тому, кто ещё не понял, что такое Изания, расскажу о советском солисте балета, теперь уже на пенсии.
В ответ на возмущение ведущего телепередачи, что этот артист в своё время за какие-то зарубежные гастроли заработал тысячи долларов, а получил от государства лишь несколько сотен, артист с гордостью сообщил, что на деньги, полученные в тот раз всем коллективом Большого театра, был построен замечательный химкомбинат. Который давал удобрения и другую полезную продукцию, принося стране неслыханную прибыль.

       Мол, какие потраченные на шмотки или на рестораны деньги могут заменить человеку это счастливое причастие к таким грандиозным событиям?

       Вот его, пожалуй, можно принимать в Изанию без испытательного срока.
       2001-04-11

*   *   *
       Игорь:
 - Между прочим, – экономика без денег – идея хорошая.

       Принципиальным моментом предложенной идеи Ю.Ивановой является возможность наладить экономику в нынешней России без притока денежных инвестиций извне.
 Основа этой экономики – адекватная организация труда людей, создающих материальные блага не для продажи на рынке, а для продажи между собой в рамках единой структуры.
 “Очки”, которыми при этом обмениваются люди, как нетрудно увидеть, эквиваленты безналичным деньгам советской экономической модели.

       Что касается того, как привлечь в такую структуру как можно больше людей – смысл ведь в удовлетворении их реальных потребностей. А удовлетворяются они у многих чрезвычайно плохо.
Огромные трудности со сбытом своей продукции и увеличением её производства у большинства предприятий, поскольку у потребителей нет денег.

 Примеры - деградация коммунальной сферы (нет денег у муниципальных жэков, чтобы заменить устаревшее оборудование). Кризис в авиационной промышленности, кризис в сельхозмашиностроении – тракторные и комбайновые заводы работают на 1 десятую своей мощности. А на селе не на что купить новую технику.
       Все приведённые факты напрямую говорят об абсурдности и дальше продолжать насаждать денежный тоталитаризм в Российской экономике.
       2001-04-02

*   *   *

       Игорь Игнатов (США):
 - Я немного озабочен излишней универсальностью вашей задачи.
 Юлия, если границы русской культуры для вас слишком узки...Ну, нам нужен, по крайней мере, какой-то базовый фундамент, например, советский…
 Он немного шире, но всё же не весь мир!

       Я не говорю, что не нужна экспансия идеи. Просто проект должен иметь цивилизационный фундамент.
 Как-то вы высказали предположение, что “они” (полагаю, американцы) – точно как “мы”.
 И да, и нет. Вы должны об этом помнить.
       Когда мы хотим охватить всё, мы рискуем ничего не охватить, теряем содержание. Простите меня за “поучения” – это не потому, что я считаю себя вправе вас инструктировать. Я просто вижу слабые стороны…
       Да благословит Бог вас и ваши усилия.
       2001-04-14

       Игорь Игнатов:
 - Когда я вернусь, я хочу затеять нечто очень близкое к тому, что вы планируете. Я вижу небольшие различия в перспективе, но многое совпадает.
 По-моему, вы приуменьшаете важность равновесия между национальным (русско-славянским компонентом цивилизации), советским (грубо говоря) компонентом и глобальным (всемирным) компонентом.
       2001-04-28
      

БЫЛ МЕСЯЦ МАЙ

       B БЕСЕДКЕ С: Виктором Кузьминым, Кругом, Георгием
                              и Игорем Игнатовым

       Виктор Кузьмин:
 -Уважаемая Юлия! Поздравляю Вас с Праздником!
       Одновременно прошу прощения, что позволил себе без Вашего разрешения распространить в сети Ваш роман (с которым я согласен на треть - критическую) в Сети.

       Мои файлы в Ворд-версии появились на Книжной полке Вадима Ершова, а затем уже сами разбежались. Сегодня появились на Книжной полке Русской Фантастики и в библиотеке Юрия Сбитнева.

 Сразу сообщаю, что за экземпляр, с которого сканировал, честно отдал торговцу 40 баксов, и на нём не было значка копирайта, так что торговлю я поддержал.
А вот автора?

       Что там за кодировка? Ни один браузер у меня толком не берёт, особенно букву “ё” заглавное. (Ох уж это загадочное “ё”! – Юлия)

       Если позволите – ещё предложение – раз Вы сами разместили роман в Инете и пропагандируете его идеи, пошлите его в б-ку Мошкова (в формате “только текст”).
 Мошков сам файлы по Сети не собирает, но зато охотно размещает присланные.
 (Что мы с Андреем и сделали – Юлия)
       Ещё раз с Праздником!
       2000-05-08”

*   *   *

       Юлия - Всем:
 - Приношу извинения за задержку с ответами и вынужденный простой сайта и форума.
 Помимо таинственных манипуляций by.ru (то явятся, то расворятся), одновременно Чернобыльский вирус сожрал всю информацию – как в моём компьютере, так и на диске моего помощника – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
 Ждём-с.
 Всех с Праздником Победы!

*   *   *


       Из гостевой книги и почты:

       Круг:
 - Поздравляю Юлию Иванову и всех участников форума с Днём Победы!
        Не горюйте, что форум и сайт повисли – рекламируйте сайт izania.chat.ru и эту гостевую книгу и в ней стоит продолжить дискуссии. А там и форум оживёт.
       2001-05-08

       Георгий:
 - С днём Победы Ю.Иванову и всех-всех!
       2001-05-08

       Юлия - Виктору Кузьмину:
 - И Вас с Праздником, извините, что с опозданием.
 За распространение романа в сети – большое спасибо.
 Отношусь к тем чудикам, которые, продавая свои книги, все полученные деньги тратят только на их переиздание, или издание новых.
 То есть, как вы пишете, “пропаганду своих идей”.
 Поэтому считайте, что и автора вы, безусловно, поддержали.
       И вообще кто вы, Виктор Кузьмин? Расскажите, интересно.
       2001-05-29

       Виктор Кузьмин:
 - Благодарю за ответ.
       Поистине редкость в наше время: автор, поощряющий несанкционированное распространение своего произведения!

       Никитин писал:
 - Засажу (сканировщика) лет на двести!
 Они с Олди настолько всех запугали, что никто не хочет с ними связываться…
       Рад, что ваш сайт заработал.
       Успехов!
       2001-06-14

       Виктор Кузьмин:
 - Уважаемый Андрей!
 Хорошо, хоть не ругаетесь за самовольное сканирование.
 Кстати, “Землю спокойных” - журнальный вариант, тоже отсканировал и выбросил в сеть я. Это есть на “Старой фантастике”.

       Если у вас есть библиография Ю. Ивановой и (или) файлы с другими её произведениями, был бы очень благодарен за них.
       2001-05-24

       Виктор Кузьмин:
 - Выполняю своё обещание и посылаю вам мой вариант HTML файла “Дремучих дверей”.

       Должен извиниться за свою самонадеянность в предыдущем письме – два вечера пытался вставить фрагменты оглавления в основной текст – и всё выбросил.

 Текст буквально рвётся, теряется связность, плавность потока, необычность Вашего произведения.

       Понял, что нельзя холодному сапожнику пытаться улучшить гобелен.

       (Я так много уделяю внимания Виктору Кузьмину, потому что этого человека уже нет в живых. Вот сейчас передо мною текст его подробных советов, как следует разместить в Сети мои книги. Они – чисто технического плана, поэтому несколько страниц опускаю – Юлия).

       Вот, собственно, по технике и всё, надеюсь, хоть чем-то поможет.

       О себе: Русский. Возраст за 50, но далеко не пенсионный. Образование высшее, инженер-механик. Коренной житель Алма-Аты, бывшей столицы бывшей Казахской ССР.

       Член КПСС (вступал на срочной службе в армии), партбилет не выбросил и не сжёг. До середины 93 (пока нас не отрезали валютным занавесом) пересылал взносы в редакцию “Правды”.

       При социализме - от слесаря до главного механика оборонного завода. Сейчас, после продажи завода американцам за гроши и второго инфаркта – безработный.
 Руками работать уже не могу, а голова никому не нужна, заводы стоят.
 Перебиваюсь случайными заработками. Пока на хлеб, сигареты и Интернет хватает.
       Думаю, из всего этого ясно, кто и что такое Виктор Кузьмин.

       Ваш роман привлёк меня тем, что он заставляет думать – качество сейчас в фантастике (и литературе) весьма редкое.
 Поверьте, никто из любителей не будет сканировать и вычитывать произведение, которое ему неинтересно.

       Кстати, его сейчас у меня нет – пошёл по рукам, и вернётся (если вернётся) нескоро.
Отзывы самые различные, но никто не бросил читать, заявив: неинтересно.

       Буду очень благодарен за файлы с Вашими произведениями (“Лунные часы” не читал !!!).
Только если будете посылать, чётко оговорите, что можно размещать в Сети, а что только для личного употребления.
       С искренним уважением.

       Юлия - В. Кузьмину:
 - Благодарю за всё, за помощь нашему общему (надеюсь) делу и за подробную консультацию. Мы ей обязательно при необходимости воспользуемся.
 А также за сведения о себе. Не слишком радостные, как и всё вокруг.
 Есть на эти случаи молитва:
 “Господи, дай терпение вынести то, что я не могу изменить; мужество изменить то, что могу, и мудрость отличать одно от другого”.

       Или жизненное кредо Софьи Ковалевской, написанное её рукой на одной из научных работ:
 “Говори, что знаешь, делай, что должен, и будь, что будет”
       2001-06-14
   
       Ему остаётся жить несколько месяцев.
 Царство тебе Небесное, Виктор, Вечная Память!
 И от меня - низкий поклон, что помог донести до многих читателей дело моей жизни. Которое, теперь уже навеки, стало нашим общим.

*   *   *


       Круг:
 - Поздравляю с оживлением форума!
 А я его уже похоронил и передавал Вам советы, как воспользоваться катастрофой, раз уж она случилась, для обновления.

       Идея советов была разделить форум на два:

       Первый – “Обсуждение основных сюжетных линий романа, связанных со Сталиным, интеллигенцией и жизнью людей в советском прошлом.

       Второй – “Обсуждение проекта Изания”.

       Дискуссии периодически пересекались бы, на одном форуме ссылались бы на второй и наоборот.
 Неважно, что пока людей немного. Мне кажется, что два форума будут жизнеспособнее, чем один. Разные люди придут на них.
 А те, которых волнуют обе темы, зайдут на оба.
       Спаси вас Бог и помоги в трудах ваших!            
       2001-05-24

       Юлия - Кругу:
 - Спасибо за поздравления с Праздником и за помощь. И словом, и делом, и, надеюсь, молитвой.
 Всевозможные мистические препятствия и козни обычно лишь подтверждают правильность пути, так и должно быть.
 Ведь Изания – не от мира сего. Особенно в конечной своей цели – умножение Жатвы Господней.
Она для тех, кто сознаёт ответственность за ту высоту, что завоевали наши предки, и которую мы сейчас так преступно предаём и теряем.
 И вину перед теми, кто придёт после нас. На духовное пепелище, в пустыню безводную, не говоря уж о разорённой стране.

       Убеждена, что в этом взаимопроникновении члены Изании смогут совершенствоваться нравственно и духовно, обретая способность чувствовать нужды и боль другого и отсекая в себе лишнее, мешающее восхождению.
       Храни Вас Господь. 
       2001-05-28

*   *   *

       Юлия - Игнатову Игорю:
 - Надеюсь, вы простите меня за молчание – капризы By.ru, чернобыльский вирус в моём компьютере, публикация повести “Лунные часы”...
 И начало цветочного сезона, потому что в нём мой бизнес, а не в книгах.
 Слово не следует продавать, разве что используя гонорар на новые публикации.
 Стараюсь придерживаться этого завета, но бумага растёт в цене.
 Цветы, кстати, тоже дорожают.

       Теперь об Изании. Необходимость её не только в России, но где удастся, диктуется последними событиями.
 Глобализации способен воспрепятствовать лишь глобальный проект – отдельные общины будут сметены.
       “Не бойся, малое стадо” – для меня эти слова Христа означают лишь количество единомышленников, а не их обязательное проживание внутри ограды.
“Дух дышит, где хочет”.
 Изания должна быть в состоянии помочь каждому “нашему” – в любой точке шарика.

Всё, что нам нужно – это информационная база данных обо всех профессионалах, согласных участвовать в проекте – чем больше, тем лучше.
 Плюс современная оперативная связь и защита от жулья.
      
 Вы спрашиваете, есть ли у меня сторонники. И да, и нет.
 Но об этом – в следующий раз.
      

Фото из Интернета

(конец семидесятых)

       Это случится спустя несколько дней после новоселья.
 Почему именно в тот июнь, а не в иной?
 Почему не в декабре, почему не раньше и не позже?..
 Просто, наверное, и вправду “время жить и время умирать”.
Знать бы ещё, где она, жизнь, а где смерть, как отличить одно от другого.

       Был поздний вечер, тёплый, звёздный. Гуляли с дачной знакомой по улице, о чём-то болтали.
 Борис отправился спать, а я всё не могла уйти, хоть и трёп меня тяготил, хотелось помолчать.
И звёзды были как звёзды.
 Просто что-то происходило, - не вокруг, не в природе, а со мной, внутри меня.
 Состояние это можно было определить одним словом: предвкушение.
 Так в детстве я следила за рукой деда Мороза, запущенной в мешок. Потом за руками продавцов антиквариата, извлекающих из сумок и простыней очередной “шедевр”.

 Так волновал прежде первозданно чистый лист бумаги, к которому я спешила, поймав за хвост синюю птицу вдохновения. Пока не стала эта “первозданность”, обречённая на коллективное изнасилование худсоветами и прочими инстанциями, вызывать приступ отвращения.
       Предвкушение чуда, как прежде из мешка или из-под пера - только на порядок выше отклонилась стрелка, предвещая бурю.
 Странная дрожь волной пробегала по коже, будто по траве перед этой самой бурей. Бросало то в жар, то в холод.
 Нетерпение – скорей же, скорей, - сменялось паническим: нет, не сейчас.

       Наконец, и приятельница заметила моё состояние, забеспокоилась.
 Перекупалась, простыла, а может, температура?
 Но голова моя была ледяная, руки – горячие.
В конце концов, она отправила меня домой. Посоветовав попить чайку с липой и мятой и лечь спать.
 Дома всё вроде бы прошло.
 Попила чайку, поглядела по ящику новости, помыла посуду и улеглась на белый “Людовик” рядом с Борисом, глядевшим уже десятый сон.

       Проснулась внезапно среди ночи от невыносимого, испепеляющего счастья.

       Никаких видений. Те же стены, едва различимый парус окна, похрапывающий Борис. Низкий потолок безо всякой двери в золотисто-небесной рамке...
Ничего такого.
       Чудо вершилось во мне. В каких-то неведомых прежде глубинах моего “Я”, границы которого вдруг разверзлись, рухнули, сгорели...
       Вот как я попыталась передать это состояние в мистерии “Дремучие двери”:

       “ – Иоанна...
       Даже не голос, а тоже мысль.
 Но не её, а прозвучавшая в ней, как некий код, сигнал, поворот ключа...
От чего, казалось, навеки заполнившая её тьма вдруг стала светать, рассеиваться, побеждаемая новым состоянием. Названия которому Иоанна не ведала, но которое стремительно нарастало.

       Трепетные, пульсирующие, как сердце, сполохи снежно-жаркого сияния… Девственно-чистый, ослепительно-белый, бесстрастный и одновременно огненно-испепеляющий – Огонь, какого не бывает на земле.
       Очищающий, всё переплавляющий. Не статика, а вечное движение. Биение невидимого животворящего сердца.
 Основа основ, начало начал, альфа и Омега.
Это не был свет в земном понимании, а таинственно-дивный Поток нездешней энергии, воскрешающей и живящей.
       “Где первообразы кипят, трепещут творческие силы”...

       Здесь священнодействовало, всё преобразуя пламенной и жертвенной Любовью, само Божество, сама Истина.
 Горнило подлинного Бытия едва приоткрыло завесу, сияя россыпью созвездий, преодолевших пространство идеальных конструкций, тьмы, гибнущей в костре невиданных красок.

       О, как рванулась туда душа!
 В то время, как всё тёмное в ней, злое и лукавое спасалось в панике, казалось, раздирая пополам её изнемогающее от этого разделения “Я”.
 Иоанна-полутьма, одновременно жаждущая и страшащаяся.
 Огонь Спасающий и Воскрешающий – она вдруг прозрела, что страшен он лишь для тьмы.

       Умереть в тленном, во времени, чтобы прорасти в бессмертие.

       И чем больше она вмещала, прозревая уже не только мыслью, но и едва бьющимся сердцем, дивный пульс, ритм, биение животворящего Слова в неземной симфонии Вечного Созидания – радуг, аккордов, идей и свершений... Чем больше трепетала, рвалась туда душа в неистовой жажде одновременно гибели и рождения, тем явственней сознавала она в ужасе свою зажатость, закупоренность.

 Мельчайшего, но уникального по замыслу капилляра, не оправдавшего своего предназначения, заполненного полутьмой...

Принять, обогатить, пронести, как эстафету, через земную жизнь – и передать дальше...
Не проводник, не сопричастник, не сотворец.
 Препятствие.
 Животворящий поток, встретившись с непроницаемостью, обтекает её и несётся дальше, мимо...
Препятствие, балласт, тромб”.
       Конец цитаты.
Препятствие, балласт, тромб...

       Я в слезах сползла с кровати на ковёр.
 Молиться не умела, да и никакие слова тут не годились.
 Лишь знала – Он здесь, совсем рядом.
 И спросила беззвучно, что же Он хочет от меня?
 Что теперь должна делать, как жить?

       Ответ был удивительным. Я опять будто говорила с собой и не с собой. Ведая, что Он через меня отвечает мне:
       - А что ты сама хочешь?

       Он давал мне свободу выбора!
 И, ни секунды не колеблясь, я попросила не семейного счастья, не любви, не здоровья. Не долгих лет, не славы и богатства.
 А того, что действительно желала больше всего на свете:
       - Открой мне, Господи, тайны Твои.

       Ответа на вечные “проклятые” вопросы, которые сознательно и бессознательно искала всю жизнь, – вот о чём я дерзнула попросить.

       И поняла, что услышана.

       Я безуспешно попыталась растолкать Бориса и поведать о случившемся. Но, почувствовав запах спиртного (в последнее время это бывало с ним всё чаще), провалилась в сон.
Утром проснулась и сразу вспомнила.
 Счастье.
 Праздник, который всегда с тобой.

 Я всегда знала внутренним ведением, что Он есть, - Высший Разум, Абсолютная Идея, Творец Вселенной, Истина...
Однако чудеса, которые происходили в моей жизни, включая и саму жизнь, почему-то представлялись не имеющими к этому “Высшему” никакого отношения.

 И вдруг что-то повернулось (или повернули) во мне - будто родилась заново.

 Любящей и любимой, несмотря на беспросветное одиночество.

 Всемогущей и бессмертной, хоть уже стукнуло сорок.

 Исполненной жажды сейчас же, немедленно вещать об этом всему миру.
 
Хоть он не станет слушать.

Герцеговина Флор (Herzegovina Flor) — папиросы, которые широко известны тем, что табак из этих папирос курил Иосиф Сталин, набивая его в свою трубку.

*   *   *

Былой Страны сухой окурок
Мусолят нынче вор, придурок,
Кирюха, шлюха, невезуха
И адская  тупая скука...

Он то дымит и еле тлеет,
То вспыхнет вдруг и заалеет -
Нездешним жаром освящён,
Знаменьем огненным крещён.

И глаз прищуренный разит,
И трубка вечная живит...
Ни смрад не страшен ей, ни хлор -
Стальной
ГЕРЦЕГОВИНЕ ФЛОР!

(начало восьмидесятых)

  Потом начались главные чудеса.
 Нашу потерпевшую крушение семейную лодку вдруг вынесло на безмятежный берег с золотым песком и безоблачным небом.
Помню, как совершенно искренне молилась о сопернице с новорождённой дочкой, чтоб даровал им Господь мир и счастье.
Однажды она, соперница, приехала к нам на дачу, спросила Бориса.
Я угостила её чаем с клубникой и деликатно оставила их вдвоём, удалившись полоть грядки.

Эти мои поступки, сбивающие с толку домашних, вызывающие у них то ли разочарование (мордобитие не состоялось), то ли восхищение, давались мне безо всякого труда.
Похоже, я действительно умерла для вражды и ненависти.
Но, как потом выяснится, только к врагам личным.

Борис проводит её на станцию. А, когда вернётся, сообщит, что она приезжала спросить, всё ли между ними кончено, потому что есть человек, который предлагает ей руку и сердце.

Получив свободу, она вскоре действительно удачно выйдет замуж.
Потом обнаружится, что подрастающая девочка – вылитый этот самый Юра.

И вообще, как отрезал тогда отец Герман:
“Нет никакого ребёнка!”.

Теперь мы ходили на исповедь вдвоём – то к отцу Герману, то к отцу Владимиру. Который отнёсся к “самовольному” Борисову крещению неожиданно спокойно, даже с некоторым облегчением.
-Я не говорил Борису, чтобы уходил к той женщине, это не так, - как-то сказал он мне, будто оправдываясь.
Я промолчала – для меня это действительно не имело никакого значения.
Я всё равно слушалась того духовника, чьё мнение в данный момент совпадало с моим.

  А девятнадцатого ноября он нас обвенчал в подмосковном деревенском храме.
С тех пор мы отмечаем не шестое (когда расписались в 1958 году), а именно 19 ноября.

Венчались в подмосковной церкви, ещё с такой же средних лет парой.
Приехали на своей машине.
Всё было очень торжественно – прекрасный хор, длинные витые свечи и венцы из Кузнецов, где прежде служил отец Владимир.
Он благословил нас иконой Одигитрии-путеводительницы и сказал напутственную проповедь о первом чуде Господнем - превращении воды в вино.
Пожелав нам, чтобы милостью Спасителя испорченное вино нашего брака вновь обрело аромат и крепость…

  - А ты, Юлия, желаешь ли взять в мужья раба Божия Бориса? – услышала я будто сквозь сон. Зная, что надо ответить: - Да, честный отче.

Но почему-то молчала, не в силах произнести ни слова.
  Наступила неловкая пауза.
-Да, честный отче, - потеряв терпение, подсказал отец Владимир.
Я машинально выдавила нужный ответ, язык не слушался.
Все с облегчением вздохнули.

  До сих пор не ведаю, что это вдруг на меня нашло.
Может, воистину “браки совершаются на небесах”?

  Наша жизнь постепенно стабилизировалась, и я с новыми силами взялась за “подвиги” по перевоспитанию “алконавтов”.
Кроме Димы Шельгова и Толика Трыкова были ещё: Артур Скавронский, Нина Глотова с бой-френдом Сашей, Вася Яковцев и Лиля, мать моей крестницы Натальи.
Но всё по порядку.

Нина Глотова была дочерью соседки через дорогу.
Симпатичная, способная, начитанная - всё при ней. Она прежде работала в каком-то КБ. Потом какая-то неудачная любовь, стала понемногу спиваться.
С работы выгнали, дома скандалы, загремела в ЛТП.
Вернулась озлобленной, уже законченной алкоголичкой.
На работу, разумеется, не брали. А тут ещё мать отказалась прописывать...
  Короче, ушла Нинка бомжевать в окрестные леса с таким же бедолагой Сашкой.
  Сашку в своё время подозревали в ограблении дачи. Не помню, то ли улик не нашли, то ли немного уже отсидел...
Но паспорта у него тоже не было, прятался от милиции.

Построили ребята шалаш, натащили всякого тряпья, кастрюлю да чайник. Сдавали бутылки, лазили по садам-огородам и вообще промышляли, что где плохо лежит.
  Летом ещё ничего, но наступила осень, задождило. Потом и подмораживать стало по ночам.

Однажды, гуляя в лесу с собакой (уже первые белые мухи летели), я встретила их, обмотанных какими-то шинелями и одеялами, и испугалась – ну прямо “разгром немцев под Москвой”.

  Они поначалу от меня тоже шарахнулись. Но затем, признав, не то чтоб стали жаловаться – всё вроде бы на юморе, однако какой уж тут юмор...
  Нинка вся синяя, полусогнутая - почки застудила. Сашка надсадно кашляет, взгляд затравленный…

- А дальше-то что, когда снег ляжет? На вокзал?

- Не, там живо мусора заметут, - пугается Сашка, - Лучше уж как медведи, в спячку.

- Нет, ребята, так нельзя. Живите у меня, но с одним условием – не пить.

Поклялись. Помчались радостно собирать вещички, а я - подготовить Инну и Толика к приёму гостей.

  Отмылись, отъелись, подлечились. Стали думать, как быть дальше.
Сашку я устроила в ЛТП на добровольное лечение – после справки здесь обычно помогали с документами и трудоустройством.
Ездила к нему регулярно, возила передачи. Ну и, разумеется, вела душеспасительные беседы.
  Думаю, они оба всерьёз меня не принимали, называя между собой “блаженной”. Но терпели.
  А Нина тем временем помогала нам с Инной печатать на машинке духовно-просветительские брошюрки, читала Владимира Соловьёва (которого, кстати, одолела и поняла достаточно глубоко).
Ходила в храм к отцу Герману, принимающему в судьбе этой пары живое участие, как и во многих моих подопечных.

  Потом Нинка затосковала и запила.
  Я никак не могла понять, почему она часто “под мухой”, хотя в доме нет ни капли спиртного. А из дому она не выходит, боясь, в первую очередь, матери, которая обещала её сдать в милицию.
Однажды ранним утром рождественского поста мы с ней отправились в храм причащаться.
По дороге Нина отстала, сказав, что у неё расшнуровался сапог.
А когда меня догнала, я остолбенела - она была в стельку.
Не просто под мухой, а именно в стельку.
На все упрёки лишь отнекивалась и хихикала.
В электричку она всё же вползла. Но я демонстративно пересела в другой вагон и отправилась на исповедь одна.

  Явилась Нина лишь поздно вечером, сказав, что вместе с электричкой моталась в отключке до Москвы и обратно. Затем попала в депо, откуда её вызволила уборщица из закрытого вагона.
Нинка клялась, что больше подобное не повторится. Винила во всём бесов и призналась, что пила “блошку”, который обнаружила у меня в чулане.
“Блошкой” именовался стеклоочиститель ядовито-голубого цвета в двухсотграммовых бутылочках с надписью БЛО.

“Блошку” я заперла в секретере вместе с документами. А заодно и одеколоны, духи, всякие содержащие спирт лосьоны и капли.
Ничего не помогло – вскоре Нинка опять сбежала.
Попала в милицию, а оттуда и в ЛТП на принудительное лечение.
  Тем временем вернулся вроде бы излечившийся Сашка. Однако, узнав о печальной судьбе своей подруги, тут же сошёл с орбиты.
  Временами появлялся то у меня, то у отца Германа. Мы давали ему на еду и одежду, но он всё пропивал.
А там и лето наступило. Излечившуюся Нинку приняла оттаявшая мать, но следом явился Сашка. Начались пьяные драки.
То старуха, то Нинка вопили на весь посёлок, соседи, кто посмелее, приходили разнимать.
Милицию не вызывали – потом ещё из мести дом подожгут...

  Как-то утихомиривать их пришлось мне.
Конфликт разгорелся из-за Сашки, которого бабка видеть в доме не желала.
Картина была удручающая. Сашка с рассечённой об угол стола бровью вытирал скатертью кровь, повторяя, что “упал сам”.
А дочь с матерью, стоя рядом на коленях перед иконами, насылали на головы друг друга проклятья и кары.
Я опять забрала недоделанных к себе, наутро повела в храм.
Отец Герман был очень серьёзен.

- Нина, не дури, за тобой смерть по пятам идёт, - вдруг изрёк он.
У меня мурашки по коже побежали.

Дома Нина сказала, что Царствие Небесное, может, и неплохо, но пока она хочет на этом свете порадоваться.
Помню, как меня поразило это её “порадоваться”...Ну что может быть отрадного в такой собачьей жизни?

Отец Герман собирался их повенчать, я купила недорогие колечки.
Потом Нинка рассказала про плохой сон – будто ходят они с Сашей в храме по кругу, а кольцо на её пальце рассыпается в прах.

  Кольца эти до сих пор лежат у меня в ящике письменного стола.

Наступили тёплые дни, и парочка опять отправилась в бега по окрестным лесам.

Предсказание отца Германа сбылось буквально.
Утром Нина шла по путям к станции, торопясь к открытию магазина, Сашка – следом.
От платформы отъехала встречная электричка. Проезжающий мимо машинист сделал Сашке знак из кабины – оглянись, мол.
Сзади приближался скорый.
Сашка сошёл с пути и стал орать Нинке – но та ничего не слышала из-за шума электрички.   
Тогда Сашка побежал к ней. Однако было уже поздно.

По идее, это была его смерть, а не её.

Спустя несколько дней Нину похоронили.
Она была в моём чернильного цвета костюме, который я когда-то пошила в литфондовском ателье.
Поехала в храм её заочно отпевать, больше некому...
А в мыслях одно – не останови я тогда их октябрьским студёным вечером, не забери к себе “спасать” – может, всё бы сложилось иначе...
Но история не знает сослагательного наклонения.

Мне тогда за многих доводилось подавать в церковь на отпевание – у родни покойников то не было средств, то желания.
Помню, посадила на своём поле за пределами участка специально выписанную элитную картошку, зацвела она нежно-розовым цветом на удивление всем очень рано.
А тут, как раз на Петра и Павла, возвращаясь из храма.
Заглянула – одни привядшие стебли валяются.
Расстроилась, конечно. Но взяла себя в руки и “совершила подвиг”, простив в душе обидчиков и помолившись, чтоб Господь отпустил мне мои грехи так же, как я им прощаю.

Через несколько дней являются местные знакомые алкаши:
- Хочешь, скажем за бутылку, кто твоё картошку выкопал?

Согласилась более из любопытства, чем из мести.

- Сталин.

Это не хохма.
Был у нас в посёлке отпетый бандюга и уголовник с таким именем (сдуру родители назвали).
Я его знала через Толика, а он знал меня, потому что отпевала я его мать Фросю и даже читала над ней Псалтирь.

Несчастная Фрося была парализована и лежала в только что выстроенном кирпичном доме, на который претендовал “Сталин”, но в котором мать с отцом его ни за что не желали прописывать.
Сталина все звали просто Славкой.

Так вот, то ли Славка этот устроил со злости поджог (часто грозился), то ли что ещё, но комната, где лежала Фрося, выгорела от якобы замыкания в электронагревателе.
А сама она от тяжёлых ожогов скончалась.
Я приняла участие в её посмертной судьбе, потому что незадолго до несчастья она просила меня принести ей из храма крестик. И вообще с большим интересом слушала “о вечном”, когда я приходила навестить болящую.

То про вечность, то про картошку...
Славку я встретила случайно на улице.
Он бил себя кулаком в могучую волосатую грудь и клялся, что понятия не имел, что эта картошка – моя.
А я благородно сказала, что было бы куда хуже, если б он лишил последнего куска многодетную семью, вроде Донских.
Так пусть уж даст слово, что будет в дальнейшем выкапывать именно мою картошку, - у меня дети по лавкам с голодухи не плачут.

Такая вот получилась умилительная сцена.
Потом Славку в этом доме прирежут дружки-собутыльники.
Я его тоже заочно отпою в храме в день похорон.
И, когда со всеми необходимыми атрибутами, которые следовало опустить в могилу вместе с покойным, буду возвращаться со станции, встретившийся парень на мотоцикле сообщит, что процессия уже отбыла на кладбище.
Что ни про какое такое отпевание никто не упоминал.
Но за пару бутылок он берётся догнать автобус и доставить конверт лично “Сталину” в гроб.
На том и порешили.

И Лидия Ивановна, нинкина мать, трагически погибнет через пару лет в автокатастрофе, за каким-то лешим отправившись на рынок за валенками в соседний город на машине зятя.
Помню, как накануне вечером, перед праздником (1 Августа, день памяти Серафима Саровского), она попросит с непривычной серьёзностью:

- Ты уж там завтра в церкви помолись за меня...

Я, кивну, думая о своём. Кто же знал...

Ну а с Сашкой вышло иначе.