(конец семидесятых)

       Теперь я появлялась на Октябрьской на своём транспорте. Обычно по четвергам, когда после комиссии публика штурмовала вход.
 Как-то, прорвавшись, увидела, как какой-то мужчина схватил предназначенную к продаже картину но, почему-то отставив, бросился к другой.
 Так картина досталась мне.
 Когда пригляделась, сразу стало ясно, что именно смутило покупателя.
Её можно было определить как “предмет культа”, что на Октябрьской обычно на комиссию не принимали, отсылая на Полянку.
 Однако в то же время - это была не икона, а именно картина, даже с неразборчивой авторской подписью.
 На этикетке значилось:
“Христос Благословляющий, масло, неизвестный художник”.

       Я стояла в очереди в кассу, не в силах оторваться от удивительного лика Спасителя...
       “Иисус возвёл очи Свои на небо и сказал: Отче! пришёл час: Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду.
 Отче Святый! соблюди их во имя Твоё, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы”.
       Тогда я ещё не могла помнить этих слов во время тайной вечери, потому что так и не прочла толком Евангелие.
 Я просто смотрела на эти воистину “не от мира сего” глаза Богочеловека. Который уже “не здесь”, уже “победил мир”, и, вместе с тем, полон земной скорби о предстоящих муках...
  Во имя спасения тех, кто остаётся, кого этот мир возненавидел, как и Его...
Перед ним – золотая чаша с вином. Правая рука поднята в благословении, в левой – хлеб:
       “Приимите, ядите: сие есть тело Мое”.
       И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал:
 пейте из неё все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов”.

       Смутно сознавая, что в моей жизни случилось чудо, я едва вникала в оживлённую дискуссию в очереди по поводу моего приобретения. Вещь, мол, безусловно, незаурядная, но трудно будет легально реализовать...
 Когда считала деньги, руки не слушались.
 Поразительно, что наличности точь-в-точь хватило.

       Дома дискуссия продолжилась – куда вешать?
 В спальню, безусловно, не положено.
 Свекровь в своей с Викой комнате ничего подобного видеть не желала.
 А в гостиной – придёт какой-либо партийный гость с работы, невесть что подумает...

       - Не будет никаких таких гостей, - огрызнулась я, стоя на павловском стуле и вешая картину над свекровьиным пианино, - Нечего им здесь делать.

       Домашние молча смотрели на меня, я – на них, и мы подумали об одном и том же...
 Зачем тогда этот кузнецовский камин, буфет красного дерева, люстры и бронза, вся эта мишура и морока, с которой надо сдувать пылинки и бояться поцарапать, если не будет гостей?
 Самим-то куда удобнее обедать на кухонном столе, сидеть на табуретках и разливать щи прямо из кастрюли в копеечные тарелки…
       И верно, зачем?
       Образ Христа с неземным скорбным взглядом и благословляющей рукой настолько сразу же вошёл в противоречие с прежним содержанием не только этой комнаты, но и самой моей жизни, что теперь, входя в гостиную, я старалась не смотреть в сторону пианино.

 Или, если дело было вечером, выключала свет, зажигала свечу над клавиатурой, - лик сразу становился тёплым и живым, - и чего-то ждала.
 Молиться я не умела, разве что с детства повторяла традиционно перед сном “Отче наш” – о папе, маме, бабушке, об упокоении вождя Иосифа...

  Да и о чём молиться? – у меня вроде бы всё было...
Даже известность – пусть не в Союзе, так за рубежом.
 Вот недавно получила экземпляр “Земли спокойных” от венгерского переводчика:

       “Дорогая Юлия! Перевод этой повести принёс мне большое удовольствие. Ваше произведение имеет в Венгрии большой успех. Рад за Вас! Дюла Шоркёзи”.

       И фильм “В стране ловушек” почти готов, скоро выйдет в эфир.
 А там, глядишь, и книжку издам...

       Господи, что Ты ждёшь от меня, как мне жить дальше?

       Я открыла наугад старую бабушкину Библию. Выпала строка из Евангелия от Иоанна:

       “Уже немного Мне говорить с вами, ибо идёт князь мира сего, и во Мне не имеет ничего...
И как заповедал Мне Отец, так и творю: встаньте, пойдём отсюда”.

       “Встаньте, пойдём отсюда”...

*   *   *

Лже-мессии.
Лже-гаранты.
"Цвет России" -
ОККУПАНТЫ...

Что им совесть,
Честь,
Любовь?..

Жилы - есть.
Но в них...
НЕ КРОВЬ!

B БЕСЕДКЕ С: Юстасом, почтой и свежей прессой

ГАЛАТЕЯ ИЗ ОСВОДа

Юстас: “Умеете, но не хотите. То ли от презрения к читателю, то ли от любви к себе”.

Юлия:
 - Себя я не люблю.
Люблю, выражаясь высоким штилем, сильных духом и телом фанатичных искателей Истины (не путать с земной “правдой”), для которых нет ничего невозможного – есть лишь слово “надо”.

 Которые всё умеют, никого и ничего не боятся, но при том не лезут на рожон, просчитывая каждый ход, как шахматную партию.
 Которые хитры, мудры, однако при необходимости проламывают стену.

Как вы уже, наверное, догадались, люблю столь ненавистных вам “златовых”.
 Они практически вывелись, но без этой редкой породы ни одна положительная революция (а Изания по замыслу – революция, хоть и мирная) – невозможна.
 И мне остаётся только их сочинять в романах.

*   *   *

Отвечая Юстасу, я задумалась над тем, что вторая заповедь “Возлюби ближнего, как самого себя” может быть сформулирована гораздо точнее.

 Во-первых, мы действительно не все себя любим, или любим “неправильно, разрушительно” (самоугодие), нанося себе вред.
 Вряд ли стоит так же любить ближнего, то есть его пороки.
 Господь заповедует нам для нашего же блага возлюбить в себе и ближнем светлую сторону, спасение для вечности, то есть “образ и подобие Божье”.

 Поэтому я бы сформулировала так: “Возлюби Бога твоего превыще всего и Образ Его в ближнем твоём”.

 Но продолжаю:

 - Читателей своих я жалею (синоним слова “любовь” в русском языке) и от души хочу спасти.
 Иначе к чему мне морока с изанским ковчегом для ворчливых инертных пассажиров?

Сама себе я уже давно “Изания”. Совершенствовала бы алмазную прозу типа “прекрасная незнакомка в Булонском лесу” или штамповала захватывающие сериалы про олигархов-вампиров.

 И совесть чиста, и в кармане не пусто. Однако дело в том, что проекту (который, как я считаю, вполне готов к запуску) нужны не только пассажиры, а прежде всего команда.
 Пусть не из златовых, но хоть в чём-то им подобных.

Для которых всё же главное, как и для меня – курс ковчега, высокая цель, а не удобства в каюте или обеденное меню.
 Вы, наверное, правы, упрекая “Изания-выход” в сумбурности, но этот текст - вовсе не рекламный ролик (пассажиров найдётся полный примус, как только объявим посадку).

 Это, скорее, вопль, как в известном анекдоте:
“А не построить ли нам, ребята, из колхозной фанеры дирижабль, и не улететь из этого дурдома подальше да повыше? Вот я тут накидала…”.

Смешно и нереально. Но вдруг какой-нибудь умелец, пролистав сумбурный текст, - хоть олигарх, хоть сантехник, крякнет, сверкнув очами:
 “А что, может попробовать?.. Тащите молотки, гвозди. Да керосинчику поболе”.

И ещё вспомнился “Колокол” из “Андрея Рублёва”. Мальчишка, которого играл Бурляев.

 Изании нужен лидер. Пусть даже безо всяких там особых качеств и знаний, но с искрой Божьей, от которой сразу “возгорится пламя”.

Есть, не помню кем высказанное, определение творческого процесса: берётся каменная глыба и отсекается лишнее.
 Получается Галатея.
 Ежели вложить в процесс максимум вдохновения и любви, то камень оживёт. Вроде бы, всё ясно и красиво.
 Но возникает главный вопрос: кто определит это “лишнее”?
 Сам автор? Но он необъективен в любви к своему творению.
 К тому же, в данном случае, его “Галатея” – девушка из ОСВОДА, призванная спасать утопающих.
 Всех, кто орёт: “Помогите!”, невзирая на паспорт и толщину кошелька.

*   *   *

Юстас: “Пишешь для неимущих – это одно, пишешь для олигархов – это другое, пишешь для верующих – это третье.
А угодить и первым, и вторым, и третьим в одном тексте – всё равно, что пытаться одной предвыборной речью понравиться и коммунистам, и демократам, и фашистам с исламистскими фундаменталистами”.

Юлия:
 - То есть автор должен изваять одновременно сотню-другую “галатей” - пусть каждая дама спасает свой персональный контингент.
 А потом, на берегу, один спасённый поведёт её в Лас-Вегас, другой – в коммуналку, третий – захватывать “Норд-Ост”, четвёртый – на демонстрацию в защиту абортов.

 А бедному автору останется только умереть от тоски по своей клонированной, но так и не ожившей мечте.

Это я снова к тому, Юстас, что понятие “ненужного и лишнего” в данном случае субъективно.
Эстетический аспект ещё более-менее может иногда оценить художественная элита (толпа с так называемым “рейтингом” не в счёт).
 Ну а как быть с научными, идейно-социальными и прочими проектами? Где критерий?
 Вам, наверное, знакома фраза:
 “Эта теория недостаточно безумна, чтобы быть верной”, что в библейском варианте звучит: “Мудрость века сего – безумие пред Богом”.

Теперь о моей “лени” в отношении предполагаемых “пассажиров”.
 Могу ли я одна схватить всех пускающих пузыри скопом за волосы и волочь в ковчег?

 Даже если и решусь, невзирая на пенсионный возраст, - надо, по крайней мере, чтобы разношёрстные “утопающие” хотя бы гребли в одну сторону!
 Не отпихивали друг друга, не топили (ты, мол, “не наш”).
 Надо достичь хотя бы элементарного консенсуса. Перебрать десятки возможных вариантов.

 Вот я и вывалила их на обсуждение – по методу “мозговых атак”.
 Кстати, материал “Как спастись олигарху?” сейчас звучит более чем актуально.
 Текст я по мере возможности раздаю разным людям – один экземпляр даже попросили разрешения увезти в Штаты.

А своим предложением “подключиться” хотела просто чётко прояснить для себя именно вашу персональную точку зрения. Мол, это главное, это – второстепенное, а это – вообще мне по барабану.
 Потому что вы - личность для меня интересная, загадочная и крайне противоречивая. Вот и все дела. Эскиз “Галатеи для Юстаса”.

А ещё обратилась именно к вам, потому что, хоть вы и полагаете, что от начала форума “ничего не изменилось”, только лично вами проведённая работа (присланные статьи, предложения и т.д.) – весьма внушительна.
Потрудились и другие участники.
Пусть пока наша Галатея из ОСВОДА лишь в формулах и чертежах, но разве этого мало?

 И плевать, что “многие сбежали”. Если они внесли хоть какую-то лепту в дело, то можно считать, что “вошли в историю”.
 Потому что всё мало-мальски полезное и интересное, вся летопись нашего форума, Бог даст, зафиксирует моя новая книга (не менее пяти тысяч экземпляров).
 А рукописи, как известно, “не горят”.
То есть нетленны, в отличие от участников форума.
 Шутка.

Ну ладно, пусть лично я эти три года “тюльку гнала” – но и вы добрых сто страниц ценных мыслей и предложений выложили на форум в полемике с автором.
 А пассажир, то бишь народ, всё равно безмолвствует и похрапывает.
 Или тоже “тюльку гонит”, и не только у нас. Как только предложишь мало-мальски конкретное задание – в кусты.
 Ждём-с, когда кто-то отольёт нам колокол или нарубит деревьев, как в фильме “Коммунист”.

Старая история – жатвы много, а делателей мало.
 Впереди у Юлии “работа адова” по кропотливому поиску этих “делателей” - лишь тогда пробьёт “час Изании”.
 Время работает на нас.
 Пожелайте автору не только дожить, но и сберечь силы.

С изанским приветом!

2003-10-30

*   *   *

Читательница с e-mail:
 - Спасибо за интересный материал. От души желаю Вам успехов в достижении цели.
По части оценки окружающей обстановки во многом с вами солидарна, но полагаю, что рассчитывать на серьёзные перемены к лучшему, пока существует чиновничество и “ветхое сознание” народа – не приходится.

Юлия:
 - Изания как раз призвана изнутри это сознание постепенно переделать – стимул заинтересованности материальной заменить стимулом духовным (творческое осуществление и самоутверждение всего лучшего, что в тебе заложено).

Гнилые кирпичи заменить качственными.

*   *   *

БУДЕМ ОЖИВЛЯТЬ СТАТУЙ ИЛИ КАК?

Юстас:
- Касательно Галатеи вы завернули так, что я не разобрался, что вы хотели сказать. Выбрали бы метафору попроще.

Это ваша главная ошибка.
 Проще надо с нами. С людями.

*   *   *

ЧУЖИЕ. ИЗ ЖИЗНИ ВАМПИРОВ
 (из газет)

“Рыночный фундаментализм – это бунт пищеварения, когда обслуживающие общество экономические структуры (прежде всего финансовые) вышли из-под контроля людей и их разума.
 Общественный желудок начал неудержимо разрастаться и уже бездумно поедает жизненно важные органы – оборону, науку, образование, здравоохранение и, наконец, самое здравый смысл.

Стоит лишний раз решиться на пешую прогулку внутри Садового кольца г. Москвы, как всякий раз охватывает чувство безрадостного изумления.

 Всюду толкутся среди себе подобных блестящие лимузины стоимостью в свечной заводик каждый (эти предметы будущего металлолома означают реально закрытые и продано-пропитые заводы).
Обитатели “заводов” закусывают в заведениях внеобщественного питания.
 Где стоимость будничного одноразового приёма пищи одним человеком значительно превосходит среднемесячную зарплату “дорогого россиянина”.

 Ну что, что эти люди празднуют? Почему так смело демонстрируют украденное счастье? Откуда эта воровская гордость в глазах?

Что Господь охотнее слушает: крики раздавленной нуждой толпы или радостные песни раскормленной элиты, в массе своей увешанной увесистыми крестами?

 Однако пока ещё никто публично не отрицает, что христианство лежит в основании западной цивилизации.
 Хотя борьба христианской этики любви с коварно-бездушной и претенциозно-бестолковой казуистикой талмудических установлений, столь характерная для западной цивилизации, теперь пришла и к нам в Россию.
 Сегодня, спустя две тысячи лет с рождества Христова, с новой силой звучат слова:

 “Забота века сего и обольщение богатства заглушает слово”.

Люди наши, уже находясь в желудках улыбчивых капитанов большого бизнеса, восторженно кричат:
 - Да здравствует рыночная демократия!

Всё самое гадкое в душе человека спрятано в слове “бизнес”.
 В современном рыночно ориентированном обществе любая деятельность по овладению денежными ресурсами называется словом “бизнес”.
 Нелепая и запредельно бездушная обезличенная власть денег, совершенно противоположная самому русскому духу, надеюсь, никогда окончательно не приживётся у нас, пока мы живы.

Дело в том, что рыночный фундаментализм, основанный на иллюзии всё определяющего денежного расчёта, находится в неразрешимом противоречии с нетехнологизируемостью моральных установлений.

Несводимое к рациональным объяснениям фундаментальное очарование отношений любви и дружбы, захватывающий дух золотого века человечества, столь ясно ощущаемый в целом ряде выдающихся произведений искусства, несмотря на свою кажущуюся иллюзорность, удалить из души человека можно только тогда, когда умрёт последнее человеческое существо.

Управление людьми в обществе потребления достигается путём жёсткой привязки сознания человека к бытовым приспособлениям.

А также вообще к любым предметам и явлениям, имеющим особый капиталистический знак – денежную метку. А значит, полностью подчинены держателям крупного капитала.

 Монетаризм тем самым является главным и всё определяющим способом организации современного “демократического” общества.
 Такой способ общественной жизни, распространяющий рыночный обмен практически на все стороны как политической, так и личной жизни принуждает весь мир обслуживать заблуждения акционеров западной экономики.
Узкий круг заговорщиков, управляющих денежной системой Америки, Европы, а теперь и России”.

(Проект “Изании” позволит мирным путём из этой зависимости выйти – Юлия)

2003-10-30

 

На снимке: Юлия с пастором Кларком, автором книги "Христианство и коммунизм" и его русской женой Ксенией.

(1984 год)

 Так я и буду лавировать между двумя духовниками – отцом Германом и отцом Владимиром. Совершенно разными, иногда с противоположными мнениями, но в то же время непостижимым образом друг друга дополняющими.
  - Ну и когда ж ты начнёшь христианскую жизнь? – распекал меня на исповеди отец Владимир, - Посмотри, какая у тебя в душе помойка!

-Бедная ты, бедная, - сокрушался над моими откровениями отец Герман, - Как же тебе достаётся.. Дай Господь сил нести крест...

  Он трогательно опекал нас с Борисом, своим крестником, дарил на именины то иконку Спасителя. То репродукцию “Сикстинской мадонны” (“Она, правда, немного католическая”)...   
То подсвечник, то открытку с благословением из Иерусалима.

  Как-то в храме после службы я познакомила его с мамой.
Батюшка вдруг стал ей меня нахваливать, спросив, как ей удалось воспитать “такое сокровище”.
Я даже подумала – не шутит ли, а потом ужасно смутилась.

Он же всё знал обо мне!
Да и я сама, оценивая состояние собственной души, объективно ставила себе неуд.
И ведающая о моих пороках мама удивилась – среди трёх её дочерей я по многим показателям, особенно “отношение к людям”, занимала последнее место.
И в коллективе меня всегда недолюбливали...Наверное, было за что, хоть и старалась из всех сил свою “самость” маскировать.

  Потом я много размышляла о причинах такой особой милости со стороны обычно строгого отца Германа.
Так, наверное, для командира не имеет особого значения, какие тайные демоны терзают душу его солдата, – лишь бы горяч был воин на поле боя.
  Сколько у батюшки их перебывало – моих, нет, наших “неприкаянных”, - потому что он всех их брал под крыло.
Хотя на моей памяти не однажды вдруг резко поворачивался и уходил, когда что-либо в словах или поведении прихожанина ему не нравилось.
А то и прогонял.

  Я, как умела, молилась за них и просила его молитв.
Не только за родичей, дачников, соседей, бомжей, алкашей, но и просто за случайных знакомых - по месту в электричке, очереди за колготками или стиральным порошком.
Я рассказала на этих страницах лишь малую толику, - их было куда больше. В том числе и поживших у меня в доме.

Крестины, исповеди, отпевания, венчания, просто одноразовые душеспасительные собеседования...
Подаренные брошюрки о смысле церковных таинств и праздников, бурные диспуты на вечные темы с разной по количеству и качеству аудиторией:
“Спрашивай – отвечаем”.
  Я вцеплялась в каждого, кто проявлял к духовным вопросам хоть малейший интерес. И готова была снова и снова реанимировать “полумёртвые души”, вытаскивая их под огнём с поля житейской битвы.

  Иных уж нет, а те – далече. И неведомо, чем наша встреча обернулась для них...   

  Проснулся ли кто, “исполненный сил”, иль “духовно почил навеки”?
Может, всё зря, потому что “в чём застану, в том и судить буду”...
Лишь Господь знает ответ.
Мне ж теперь остаётся лишь молиться за их упокой и прощение.
Артемия, Лилии, троих Анатолиев и четверых Александров (трое из них убиенных). Убиенных Нины, Лидии, Евфросинии, Евгения, Владимира, Николая, Екатерины...

  Но я ни разу не пожалела о днях и силах, потраченных на “неприкаянных”, которые занимали тогда, по сути всё моё свободное и несвободное время.
Я по-прежнему зарабатывала цветами, возилась в огороде.
Заключала какие-то договора, варила каши и борщи, стирала, стояла в очередях.
И даже ухитрялась продолжать “Дремучие двери” – уже как историю пути души к Богу.
Безо всякой надежды когда-либо при жизни опубликовать.

  От политики и “злобы дня”, от мрачных пророчеств и имиджа Кассандры я совсем отошла. Сидела себе в “астрале” и полагала, что так будет навеки.
А тем временем один за другим умирали “кремлёвские старцы”, - похоже, тоже так или иначе тоже “убиенные”.
Но меня тогда волновало лишь одно – как будет новый генсек относиться к Церкви?

  Потом умер Андропов.

  Я пришла в храм заказать панихиду по бабушке, не помню, на какую годовщину.
Была весна.
После службы, как обычно, подошла к кануну - месту, где у большого распятия горят поминальные свечи, лежат записки, складываются приношения.

  Записки, приношения, свечи – всё, как обычно. Но народу – никого.
Ни скорбящих родных, ни певчих, ни священника.
Я положила свою записку поверх прочих и деньги в блюдо, – тогда так было принято.   Бросился в глаза лежащий отдельно от прочих лист бумаги с крупно выведенным:

“новопреставленный Юрий”.

  Между тем, народ уже подходил к кресту, храм быстро пустел.
  Я схватила за рукав проносившуюся мимо знакомую певчую и спросила, будет ли панихида.
 
  В ответ она сделала большие глаза, замахала руками и прошептала, что все смылись, потому что велено отпевать по всем храмам новопреставленного Юрия, “сама знаешь какого”.

  А они там все в правительстве – великие грешники и безбожники. Потом Бог так накажет, что костей не соберёшь.
Потому что власти наши – добыча сатаны и нечего нам в их дела соваться.
Я возразила, что, выходит, не Бог, а сатана накажет, потому что молиться заповедано за всех.
  Тем более, что сама церковь дала на “Юрия” прямое указание.
А что “нельзя за царя Ирода” - так это Пушкин выдумал.

Но певчая лишь крутанула мне пальцем у виска и ретировалась.
Ладно, Юрий Юрием, хотя это явно несправедливо, - “кремлёвские старцы”, кроме разве что Никиты, да и то из-за его антицерковной политики, особой неприязни у меня не вызывали...

Ну а с бабушкой-то что мне делать?
Я вспомнила “Юрия” - худощавого, строгого аскета, который очень пытался, но не успел что-то изменить в номенклатурном гадюшнике.
А может, не дали?
Ладно, пусть назавтра, но записки зачитать всё равно придётся…

  И я с вызовом начертала и на своей бумажке рядом с именем бабушки:

  “Ново-пр. Юрий”.

  И тут появился отец Герман:

- А певчие где?

Не дослушав моих путаных объяснений, буркнул:

- Будешь помогать.

  Так мы и отслужили вдвоём панихиду.
И по Юрию, и по бабушке, и ещё по многим усопшим в стопке записочек.

С отцом Германом я ничего не боялась, хоть и гнездилась в подсознании мыслишка, что даром мне “Юрий” не пройдёт.