Библиотека

*   *   *

В день Святого Валентина
Воскреси мово грузина...

Чтоб любил меня по-русски, -
Пусть стонала под нагрузкой
И ни-ни сходить налево...

Нищая, но...
КОРОЛЕВА!

Дом - как крепость.
Дети - святы...
Ломоносовы, солдаты,
До последней капли жизни
Верные своей Отчизне.

Пусть бы тряс жену, как грушу,
Но сберёг бы мою
ДУШУ...

Огради от ложных врат,
Будто  в рай...

Враньё -
Там - ад!

Всё их злато - на крови...

Дай, Господь,
Его
ЛЮБВИ!

                ***

Я проснулась внезапно - будто изнутри что-то толкнуло. Часы показывали четверть шестого. Рядом, привалившись к моему плечу, посапывал Унго. Море исчезло. Через выходящую на улицу стену в комнату проникал тусклый дневной свет, по другой, телевизионной, уже беззвучно мелькали кадры рекламы и спортивной хроники.
          Боль в ноге. На ступне-свежая глубокая царапина. Откуда? Я вспомнила, что это Николь поранилась о металлический прут, когда шла за мной в усыпальницу. Я вспомнила все.
          Голова после вчерашнего ничуть не болела, мозг работал ясно и четко, и снова я подумала, что молодость-стоящая вещь. Даже если она повторяется. Я лежала в объятиях Унго и скрупулезно, минуту за минутой, перебирала в памяти все события вчерашнего дня.

          Итак, можно считать последний эксперимент Ингрид Кейн удавшимся. Теперь меня интересовало другое - эта девушка Николь Брандо, ее непонятное тело, отныне ставшее моим. Странные, бурные эмоциональные ощущения никак нельзя было объяснить просто молодостью. Патологические изменения в мозгу, неразличимые даже точнейшими приборами? Но какова их природа, причина?

          Даже мое любопытство, кажется, выросло в этом проклятом теле до гиперболических размеров. А я-то полагала, что проживу в нем всего сутки! Действовать. Немедленно.
          Я стала торопливо одеваться. Проснулся Унго, взглянул на часы.
          - Куда ты? До завтрака еще 47 минут.
          - В моем режиме прогулка до завтрака. Улучшает пищеварение.
 Унго понимающе кивнул.
          - Если хочешь, мы можем встречаться. В четверг я свободен. Ты ведь знаешь, где меня найти?
          Я не знала, но ответила утвердительно. Просто чтобы отвязаться. Мне уже было не до него.
          Утренние газеты извещали о кончине Ингрид Кейн, в прошлом известного нейрофизиолога, ныне содержательницы одного из самых популярных домов "последнего желания" и о конфискации, за неимением наследников, всего ее имущества в пользу государства.

          Теперь у меня не было ничего - ни дома, ни имени. Я шла по улицам, безуспешно пытаясь выработать какой-то план. Идти по адресу, указанному в документах Николь, было рискованно, осведомляться о ней - тем более. Нельзя даже просто гулять - ведь в любую минуту мне может встретиться кто-либо из знакомых Николь. Вроде того странного парня с ее лицом.

          Время завтрака кончилось, город опустел. Меня подозвал полицейский. Попалась?
          - Почему не на работе? Гражданский номер, фамилия? Ничего не оставалось, как назвать координаты Николь. Пока полицейский справлялся у компьютера, я прикидывала, не попытаться ли удрать. Но он повернулся ко мне с улыбкой и козырнул.
          - Можешь идти. Извини.
          Ну и ну! То ли Николь работала в каком-то ночном заведении, то ли вообще имела право не работать... Интересно.

          Одна из улиц была перегорожена - что-то строили. Я пошла в обход. И...
          Стоп! Почему именно эта улица? Я проанализировала свой путь и с удивлением обнаружила, что с самого начала шла в определенном направлении, а не блуждала, как казалось. Странно. Район этот был мне незнаком, но я чувствовала, что непременно должна пройти по этой улице. Почему? Куда?
          Эта странность опять-таки исходила от тела Николь. Ее дом? Судя по документам, он находился в противоположном направлении. Но документы были подделаны. Однако компьютер в Доме мод признал адрес правильным. Пойти туда? Нельзя. И не идти нельзя - единственная зацепка.

          Пока я колебалась и взвешивала, ноги сами вывели меня через переулок к перегороженной улице. Мне хотелось туда, мне нужно было именно туда. А, будь что будет!

          И я пошла. Миновав эту улицу, свернула на другую, на третью. Несколько раз меня останавливали полицейские и каждый раз, извинившись, отпускали. Сколько еще идти? Видимо, Николь нравилось ходить пешком. Город кончился, потянулись виллы, но я не думала ни об усталости, ни о том, что так и не позавтракала. Я почти бежала. Я знала, что сейчас приду.

          Здесь. Стандартная вилла, которую я безошибочно выделила среди сотни других, похожих на нее, как две капли воды. Сердце билось, будто после чашки крепкого кофе. Если это дом Николь, она должна знать шифр замка на входной двери. Но он стерт из ее мозга вместе с другими сведениями. Позвонить нельзя. Оставалось снова лезть через забор, хотя мой экстравагантный наряд для этого никак не годился - край юбки пришлось держать в зубах. Мне повезло - в саду было пусто. Только два робота, закончившие утреннюю уборку участка, неподвижно стояли под навесом, поблескивая выключенными глазами.
          Я беспрепятственно вошла в дом. Ни души, тишина. Шторы на окнах спущены, ковры скатаны. В безлюдном полумраке комнат мои шаги отзывались гулким эхом.

          Меня не покидало смутное ощущение, что я уже бывала здесь прежде. Как если бы я когда-то видела все это во сне. И вместе с тем это не был дом Николь, что я установила по отсутствию характерных признаков, которые отличают жилище женщины.

          Кто он, этот мужчина? Его непонятная власть над Николь, которую даже смерть не могла стереть...
          - Нельзя!-вдруг рявкнуло за спиной. Из стенного отсека, угрожающе раскинув щупальца, прямо на меня двигался робот. Я попятилась и стала втолковывать ему, что я Николь Брандо, гражданский номер такой-то... До сих пор это выручало, но на сей раз сработало, кажется, в обратную сторону.

          - Николь Брандо. Нельзя, нельзя, нельзя! - заревел он, продолжая теснить меня к двери.
          Я не стала дожидаться, пока меня коснутся его ледяные лапы, и повиновалась. Это чучело шло за мной до самых ворот. По дороге я пыталась что-либо у него выведать, но он был из еще более молчаливой серии, чем мой Жак, и на все вопросы лишь тупо и раскатисто повторял:
          - Николь Брандо. Нельзя. Нельзя.
          Ладно, времени у меня много, в девятнадцать лет можно не торопиться.
          Неподалеку в ресторанчике я с аппетитом пообедала. На крыше была стоянка аэрокаров. Я взяла напрокат двухместную "Ласточку" и, развернув ее так, чтобы интересующая меня вилла была целиком в поле зрения, стала с крыши наблюдать.

          Ждать пришлось долго. Очень хотелось вылезти из машины и размяться, надоедали мухи и мужчины. Но я терпела. Любопытно, как быстро человек привыкает ко всему. Даже к внезапно вернувшейся молодости. Мне уже казалось невероятным, что еще вчера утром я не могла пройти без одышки и сотни шагов, едва не померла от превосходного бифштекса, а эти увивающиеся сейчас возле моей машины парни годились бы мне в правнуки.
          Только смазливое лицо Николь в зеркале над рулем... Туда я старалась не смотреть.
          Уже смеркалось, когда на крыше виллы возле черного аэрокара появились две фигуры. Высокий мужчина и женщина, закутанная в сиреневый плащ. Их аэрокар повернул к Столице, моя "Ласточка" взвилась следом.

          Были как раз часы пик, скорость ограниченная, и обе машины шли на автопилоте. Это облегчало преследование - расстояние между ними не сокращалось и не увеличивалось.
          Внезапно черный аэрокар пошел на снижение и исчез. Разноцветные квадраты городских крыш, почти на каждой стоянке, почти на каждой - черные аэрокары. Кажется, проворонила. Я приземлилась на первой попавшейся крыше и отправилась на поиски пешком, твердо уверенная в их полной бесполезности.

          Искать иголку в стоге сена...
          Возле ярко освещенного подъезда ночного клуба толпился народ.
          - Что здесь? - спросила я у одной из девиц, безуспешно пытающейся протолкаться к двери.
          - Дэвид Гур,- бросила она и снова, зажав под мышкой сумочку, ринулась в толпу.

          Ингрид Кейн отстала от жизни. Дэвид Гур. Какая-нибудь очередная знаменитость. Дэвид. Это имя Николь назвала перед смертью. Чепуха. Мало ли на свете Дэвидов!
          Мне помогла отлично развитая мускулатура Николь. Едва я, взмыленная и растерзанная, прорвалась в зал, как входы перекрыли и свет стал меркнуть. Похоже, я попала в цирк. Зрительские места располагались амфитеатром, арена внизу была застлана черным пушистым ковром, в котором тем не менее отчетливо отражалась люстра.
          Ударил гонг, и на арену вышел высокий худой мужчина в традиционном наряде фокусника - фрак, белоснежная манишка, цилиндр. Однако на его лице был грим клоуна или мима - белая застывшая маска с узкими щелями рта и глаз, нависшими надо лбом фиолетовыми прядями парика.
          И я узнала этого человека так же, как его дом, - будто видела когда-то во сне его походку, сутулость, медленные округлые жесты, слышала его голос.
           Выбежала миловидная молодая женщина, в противоположность ему совсем раздетая. Однако нагота ее выглядела естественной и домашней, будто она только что из ванной. Женщина послала публике воздушный поцелуй, влезла на тумбу и застыла в позе статуи.

          Мужчина поднял с ковра тяжелый молот. Размахнувшись, он ударил женщину по плечу. Характерный звук. Будто что-то разбилось, - и рука женщины упала на ковер. Он снова поднял молот. Дзинь - упала другая рука. Продолжая улыбаться, скатилась на ковер голова. Больше мне смотреть не хотелось. Дзинь, дзинь, дзинь...

          Когда я открыла глаза, женщины не было - только груда бледно-розового мрамора, по которому колотил мужчина, превращая все в мелкое крошево.
          Зал реагировал на происходящее довольно равнодушно - перешептывались, пересмеивались, кто-то обнимался, кто-то потягивал через соломинку коктейль. Мужчина взмахнул рукой - мрамор вспыхнул. Заметались по арене языки пламени, повалил густой дым. А когда дым рассеялся, Стелла снова стояла на тумбе, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи.
          Аплодисменты были жидкими. Все словно ждали чего-то более интересного. Гвоздя программы, ради которого сюда и рвалась.
          -Желающих принять участие в сеансе гипноза прошу на арену.
          Желающих оказалось так много, что образовалась очередь.
          - Возьмите меня первым, - горланил какой-то парень, мне к девяти на дежурство.
          - О'кэй, - кивнул Дэвид Гур, обращаясь к публике, - только за это пусть он нам уступит свою подружку.
          - Молли? - Парень оскабился. - Это можно. Молли - хорошая девочка.
          Пухленькая свеженькая блондиночка, держащая его за руку, польщено мурлыкнула.
          - Вы давно встречаетесь?
          - С Молли-то? Две недели. Молли - хорошая девочка.
          - Тогда выпьем за здоровье Молли.
          Парень залпом осушил предложенный бокал шампанского и удовлетворенно крякнул. Но вдруг глаза его расширились, нижняя челюсть отвисла, и он застыл с гримасой тупого удивления на лице.
          - А теперь слушай меня.-Гур резко повернул парня к себе за плечи.-Молли не просто хорошая девочка. Она самая лучшая. Она для тебя единственная. Тебе нравится в ней все - как она говорит, двигается, смеется...
          - Гы-ы-ы! - Это смеялась Молли. Звук был довольно противным. Зал весело оживился.
          - Нет ничего прекраснее ее смеха,-упрямо повторил гипнотизер.- Ее голоса, ее ласк. Жизнь без Молли пуста и скучна. Сейчас ты уйдешь, а Молли останется с нами. Ты ее больше не увидишь. Никогда. Ты вернешься а свою квартиру, где каждая вещь будет напоминать о ней. Молли, Молли! Ты можешь сбежать из дому, привести другую женщину, сотни женщин, но ни одна не заменит тебе Молли. Ты понял? Ни одна.
          Гур оттолкнул парня. Он тяжело дышал, фиолетовые пряди парика прилипли ко лбу. Видимо, этот странный монолог стоил ему немало энергии. Любопытно. Но еще любопытнее было поведение парня. Похоже, что сказанная Гуром нелепица возымела свое действие. Парень болезненно озирался, кривился, будто превозмогал желание чихнуть, руки его болтались подрубленными ветками. И вдруг все его тело напряглось. Уставившись на свою блондинку, он направился к ней. Но Гур загородил дорогу:
          - Э, нет, так не годится. Ты же нам ее уступил, приятель. Девочка теперь наша. Верно?
          Зал одобрительно загудел.
          - Молли наша! Сюда, Молли! К нам, Молли!
          Блондинка продолжала что-то мурлыкать. Парень рванулся к ней, но чьи-то руки утащили ее от арены за барьер, подняли, передали по конвейеру в другие, в третьи, увлекая в глубь амфитеатра. Толпа сомкнулась.
          - Молли!
          Это был даже не крик, в рев. Исступленный рев обезумевшего зверя. Парень метался вдоль арены по кругу. Сила, с которой он врезался в толпу, стараясь пробиться к своей блондинке, казалась невероятной. Но толпа, разумеется, была сильнее, он отскакивал от нее, как мяч от стены, и вновь с воем кидался обратно.
          Зал веселился вовсю.
          Наконец парень в изнеможении рухнул на пол и затих. Робот-служитель поднял его и отнес в кресло. Вскоре оттуда донесся равномерный храп.
          - Он проснется через 15 минут,-объявил Гур,-кто следующий?
          На арену выскочил маленький вертлявый человечек со смуглым лицом и темными курчавыми волосами.
          - Я вас знаю,-сказал Гур.-Вы художник. Я был на вашей выставке.
          Человек покачал головой.
          - Это было давно. Теперь я жокей.
          - Почему? Вы же писали отличные картины.
          Человечек снова покачал головой. Он напоминал механическую игрушку.
          - Плохие картины. Они не нравились комиссии. Мне дали испытательный срок. Я стал работать над декоративным панно для нового гимнастического зала. Писал целыми днями. Мне казалось, это то, что надо. Но я заблуждался. Комиссия забраковала панно, а меня переквалифицировали в жокеи.
          - А где ваши картины теперь?
          - Понятия не имею. Видимо, уничтожены.
          - И вы довольны новой жизнью!
          - Конечно. Я был плохим художником, а теперь - жокей экстракласса. Вчера на скачках завоевал три приза. И доходы.
          Тогда отпразднуем ваши успехи. Отличное шампанское.
          Гур налил два бокала. Чокнулись, выпили. И вновь эта застывшая удивленная гримаса на лице испытуемого. И громкий голос Гура, который я уже где-то слышала:
          - Вы художник. Настоящий большой художник. Комиссия ошиблась. Ваше последнее панно - лучшее из всего, что вы когда-либо сделали и сделаете. Вы родились, чтобы его создать. Вы нанесли последний мазок, отошли в сторону... Вспомните. Ваше ощущение.
          - Да, да.-Человек потерянно озирался, -Ощущение... Мне надо его опять увидеть. Мне надо в мастерскую.
          - Поверил! - ахнул кто-то у меня за спиной.- Комиссия ему ошиблась. Ай да Гур!
          Та же история. Человечек бегал вдоль арены в поисках выхода, повсюду натыкаясь на сплошную непробиваемую стену покатывающихся со смеху зрителей.
          Что-то в шампанском? Но почему это "что-то" не действует на самого Гура?
          Нет ли прямой связи между поведением "добровольцев" и странностями, доставшимися мне в наследство от Николь?
          - Куда же вы? - кричал Гур.- Вашей мастерской больше нет. Но панно я сохранил. Узнаете?
          Чистый лист бумаги. Человечек жадно выхватил его из рук Гура, прижал к груди. Его глаза сияли, будто в них горело по лампочке. В жизни не видела ничего подобного!
          - Да, да, оно... Вот здесь, этот изгиб, грация... Я бился неделю. Конечно, они ошиблись. Ощущение. Конечно.
          - Стелла!
          Ассистентка Гура, на этот раз затянутая в черное трико, выбежала из-за кулис и, подкравшись к отрешенно бормотавшему жокею, вырвала у него листок.
          - Ничего не поделаешь,-прокомментировал Гур,-По распоряжению комиссии ваше панно должно быть уничтожено.
          - Н-нет!
          Опять этот истошный звериный рев. Обезумевший человечек погнался за Стеллой, но она, ловко увернувшись, вскочила на тумбу, и на ковер посыпались мелкие клочья белой бумаги.
          Он на коленях ползал по полу, собирал их, пытался сложить, а когда понял, что это бесполезно, сел, обхватив руками колени, плечи его задрожали и из глаз потекли слезы.
Вскоре человечек безмятежно спал в кресле. А в это время первый подопытный, зевая и потягиваясь, искал свою кепку.
          - А где Молли? - спросил Гур.
          - Так ведь я ее отдал, чтоб пустили первым. А вот где кепка?..
          Зал зааплодировал. Убедившись, что все кончается благополучно, добровольцы полезли через барьер, отталкивая друг друга, стремясь пробиться к Гуру.
          - Все назад. Нужна женщина. Теперь нужна женщина.
          Гур вскочил на тумбу. На его неподвижном, стянутом маской лице выделялись только глаза, цепко обшаривавшие ряды амфитеатра. И вдруг (или мне показалось) они остановились на мне. Ингрид Кейн во мне даже обрадовалась этому, замерла в ожидании, но тело Николь опять взбунтовалось, будто почуяв опасность. Глупо, но в самый интересный момент непонятная сила заставила меня встать и выйти из зала.
          В фойе было пусто. Я курила и безуспешно пыталась собраться с мыслями и совладать со своим телом. Из зала время от времени доносились взрывы смеха, свист. И вдруг чья-то рука сжала мой локоть. Парень с лицом Николь, который встретился мне в коридоре отеля "Синее море".
          - Пойдем, Рита.
          То, что обращение адресовалось мне, сомнений не вызывало, Значит, Рита - мое настоящее имя. Или меня приняли за другую? Сколько их, с лицом Николь?
          Мне не оставалось ничего, как повиноваться. Мы поднялись на лифте на площадку, там уже ждал аэрокар. Он стоял как раз рядом с машиной Дэвида Гура - тоже черного цвета, но гораздо более мощная и совершенная модель. Двойник Николь распахнул передо мной переднюю дверцу, сел за руль. Взревели двигатели.
          Мы летели молча. Куда? Зачем? Спутник не обращал на меня особого внимания, разве что пару раз подмигнул да предложил сигарету. Он включил телевизор и поудобнее откинулся на сиденье. Казалось, он ничего не видит, кроме экрана. Я искоса приглядывалась к нему. Бывает же такое сходство! Двойник Николь, Риты... Что все это значит? Голова раскалывалась от безответных вопросов.
          Город давно остался позади, постепенно распыляющимися созвездиями проносились под нами огоньки вилл.
          Наконец мы пошли на снижение. Мой спутник выключил экран, Лицо его приняло строго официальное выражение.
          Мягкий толчок и стоп. Дверь снаружи открыли, металлические щупальца компьютера просунулись в машину.
          - Документы!
          Двойник Николь что-то вложил в них, одно щупальце исчезло, два других обстукивали и обследовали аэрокар.
          - Можете выйти.
          Я огляделась. Мы находились на бетонной площадке у подножия горы. Небо то и дело прочерчивали мощные лучи прожекторов, выхватывая из темноты те провода фуникулера, то поросшие густым кустарником склоны, то похожее на пирамиду здание на самой вершине, казавшееся как бы продолжением горы. Я сразу узнала его.
          Это было здание верховной Полиции!
          О нем ходили легенды. Никто толком не знал, чем там занимаются. Какими-то инопланетными влияниями. Во всяком случае, лично я никогда не слышала ничего конкретного. Здание ВП было дли всех чем-то вроде символа - изображение пирамиды присутствовало на всех государственных печатях.
          Вряд ли обстоятельства смерти Николь Брандо представляли государственный интерес. Тогда что же? Может быть, мой ДИК? Чепуха, они не смогли бы догадаться, даже если бы и обнаружили что-то в горшке с пальмой.
          Фуникулер медленно полз вверх. Я заметила, что руки Николь дрожат. Двойник внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.
          - Мерзнешь? Включи терморегулятор.
          Я сделала вид, что нажала кнопку у ворота платья. На самом деле я включила терморегулятор еще во время представления Дэвида Гура. Только тогда мне было жарко.
          Наверху нас еще раз проверили, затем стена раздвинулась и, пропустив, опять сомкнулась. Вокруг здания было что-то вроде парка, но любопытство Ингрид Кейн не могло прорваться сквозь болезненные эмоциональные приступы Риты - Николь. Все мои усилия уходили на то, чтобы не трястись. Кажется, мы шли по какому-то длинному коридору, затем снова проверка. И сразу три информации.
          - Привет, Поль. Сейчас узнаю. Двести восьмой. Шеф у себя?
          Моего двойника зовут Поль.
          - Все в порядке. Шеф ждет. А чего это твоя сестрица не здоровается?
          - Привет,-сказала я.
          Мой двойник-брат Риты-Николь.
          Не успела я переварить предыдущее, как получила третью информацию. Пожалуй, самую важную.
          - Иди,-сказал мне Поль,-отец хочет видеть сначала тебя.
          Шеф ВП-отец Поля. А следовательно, и отец Риты-Николь. Мой отец.
          Я вдруг почувствовала неожиданный прилив сил. Три глотка воды. Наконец-то я что-то знаю! И я скрутила, смяла в себе Николь. В кабинет к Шефу вошла Ингрид Кейн, ее рука, толкнувшая дверь, больше не дрожала. Я должна быть предельно хитрой и осторожной. Я должна любым способом выстоять в этой партии, если не хочу вообще выбыть из турнира, который сама затеяла.
          Кабинет Шефа был обставлен предельно просто - из мебели только самое необходимое. Зато масса каких-то ЭВМ и приборов вдоль стены, о назначении которых оставалось лишь догадываться. У человека, поднявшегося из-за стола мне навстречу, тоже было лицо Николь, несмотря на седые баки, морщины и абсолютно голый череп. И тут до меня дошло. Двойники,клоны, созданные методом генетического ядра, сохраняющего способности и склонности того или иного образца. В данном случае образцом был, видимо, сам Шеф. А может, его отец? Дед? Прадед?
          Я поздоровалась. Шеф молча смотрел на меня, будто чего-то ждал. Потом нахмурился.
          - Почему ты вошла не по форме?
          Я сдирала лак с ногтей. Что мне еще оставалось? Мат с первого хода.
          - Выйди и явись как следует.
          А черт его знает, как следует! Я глупейшим образом продолжала стоять. Мне стало даже смешно. И тут он вдруг сам бросил мне соломинку:
          - Ты должна сказать: агент номер 423 явился по вашему вызову.
          Я выползла за дверь и отдышалась. Почему он мне помог? Вряд ли можно было заподозрить такого человека в беспечности или глупости. Он не стал разоблачать меня сознательно, как если бы мы были заодно!
          Поистине бредовая мысль.
          - Агент номер 423 явился по вашему вызову.
          - Садись, Рита. Почему ты не давала о себе знать эти дни?
 Кажется, снова мат. Явно неравная партия.
          - Да так как-то,- сказала я, даже не пытаясь что-либо придумать. И опять соломинка:
          - Мне доложили, что видели тебя с парнем. Хорошо, что ты снова начала развлекаться. И все-таки я бы тебя просил не пренебрегать своими обязанностями. Что нового?
          Похоже, он играл со мной, как кошка с мышью, Я молчала.
          - Ты виделась с ним?
          - С кем? - бездарно промямлила я.
          - С объектом номер 17-Д,- Он был на редкость терпелив. Казалось, он действительно мне подыгрывает, жертвует слонов и коней, а я... Я даже не знала, кто такой номер 17-Д.
          - Не помню.- Я подняла глаза к потолку, гадая, когда же его терпение, наконец, истощится.
          - Я спрашиваю о Дэвиде Гуре. Ты себя плохо чувствуешь, Рита?
          Теперь он пожертвовал мне ферзя. Мысль сослаться на нездоровье мне самой в голову не пришла. Впрочем, он мог бы отправить меня на обследование и в два счета установить симуляцию. Но ферзя я съела.
          - Да, отец, у меня что-то с памятью. Я видела его сегодня вечером. Я была на представлении.
          - Ты с ним говорила?
          - Нет, но я была на его вилле. Меня не пустили.
          - Кажется, я запретил тебе туда ходить.
          - Но меня туда тянуло...- За несколько секунд размышления я перебрала десятки возможных ответов и остановилась на этом - правде. Знает ли Шеф о странностях своей дочери? Знает ли, почему меня влекло на перегороженную улицу?

          Он молчал. Смотрел на меня пристально и молчал, молчал. Казалось, что сердце Риты-Николь колотится на весь кабинет.
          Наконец он встал, открыл один из вмонтированных в стену сейфов и протянул мне небольшой овальный предмет.
          - В процессе отчета остановись подробнее на своем состоянии, на переменах, которые в себе замечаешь. Сейчас это самое важное, важнее, чем Дэвид Гур. Ты, надеюсь, понимаешь меня, Рита?
          Я кивнула. Предмет по размерам и форме напоминал гусиное яйцо, только был гораздо тяжелее.
          - Отчет мне понадобится к завтрашнему утру. А сейчас можешь идти к себе. Я полагаю, что тебе целесообразно пожить здесь до полного выздоровления (это прозвучало, как приказ). Спокойной ночи, Рита.
          - Спокойной ночи, отец.
          Наверное, я опять что-то сделала "не по форме". Внимательный взгляд. Но на этот раз Шеф промолчал, видимо, отнеся это за счет тех "перемен в моем состоянии", о которых я должна была подробно рассказать в отчете. Какое отношение имел к этому состоянию предмет в моей руке, пока было неясно.
          Дверь кабинета Шефа я закрыла с явным облегчением. Туда тут же проскользнул Поль. Я мечтала поскорее попасть "к себе", чтобы наконец-то оказаться наедине с собой и подумать, но вспомнила, что не знаю, где это "к себе". Вернуться и спросить Шефа? Неизвестно, как он отнесется к такого рода "переменам". Интуиция, которая так безошибочно привела меня к вилле Дэвида Гура, на этот раз молчала, как ни призывала я ее не помощь. Я глупейшим образом стояла посреди коридора, ощущая на себе пристальный взгляд охранника, с которым болтал Поль. Это был молодой парень, и пока что в его взгляде читался лишь чисто мужской интерес к моей особе, вернее, к телу Риты - Николь. И тут мне пришла идея. Я покачнулась, вскрикнула и сделала вид, что падаю, разрешив ему подхватить меня в объятия.
          - Что-то кружится голова,- шепнула я с болезненной улыбкой,- вчера немного перебрала. Не хочу, чтоб знал отец. Не проводишь ли меня? Только тс-с-с...

          Сошло. Видимо, он знал, где это "к себе". Повиснув на нем, я предоставила ему полную возможность вести меня по лабиринту лифтов и коридоров в нужном направлении. Если он и догадывался о моем притворстве, то истолковал это в свою пользу. Он довел меня до самой квартиры и даже помог открыть дверь. Знал ли он шифр по долгу службы или в силу наших интимных отношений в прошлом? Неизвестно. Во всяком случае, он не сделал попытки остаться у меня - возможно, ему просто нельзя было бросить пост. Мы лишь наскоро поцеловались, и он ушел, так и не произнеся ни слова. Наконец-то я осталась одна.
         

Свою квартиру я тоже не узнала, как не узнавала ничего в этом здании. Ничего и никого. Я прошлась по комнатам, с любопытством разглядывая мебель, картины, платья, белье, безделушки, и чувствовала себя так, будто попала в чужой дом. Я пыталась составить себе какое-либо представление о той, кем стала, о ее вкусах, привычках, характере. Но вокруг все было на редкость стандартным, лишенным какой бы то ни было индивидуальности. Обычная квартира современной девицы, отдающей предпочтение зеленому и золотистому тонам, духам "Весна" - на мой взгляд, слишком резким, и телевизионной рубрике "Спорт сегодня". Последнее я определила по стопке программ, в которых было отмечено все, касающееся спорта, аккуратно записаны имена победителей и их результаты. Правда, программы были старые - трехмесячной давности. Быть может, этот факт тоже был связан с "состоянием" Риты-Николь, о котором говорил Шеф.
         

За спиной что-то щелкнуло, засветился экран над столом, и симпатичная блондинка напомнила, что приближается время ужина. Замелькали, сменяя друг друга, аппетитные, красочно оформленные блюда, напитки и фрукты, которые она предлагала заказать.
         

Чтобы отвязаться от нее, я ткнула пальцем в цифру "5" на клавиатуре под экраном. Но, видимо, что-то напутала, потому что мгновенно появившийся из стены робот стал раздвигать стол, будто собираясь разместить на нем по крайней мере жареного быка.
          - Что это значит?
          - Заказан ужин на пятерых.
          - Ничего подобного. Ужин номер пять, где вино.
          - Первая набираемая вами цифра соответствует количеству ужинающих, а последующие через точку - номерам блюд.
          И назидательно добавил, снова сдвигая стол:
          - Неумеренное потребление спиртных напитков ведет к ослаблению памяти. Помните, что настоящее здоровое сердце всегда лучше искусственного.

          Я с сожалением вспомнила о своем молчаливом Жаке и после ужина, оказавшегося действительно превосходным, заказала назло этому кретину бренди и сигареты.

          Хотя сама знала, что веду себя, как кретинка. В желудке блаженная теплота, бренди кружит, туманит голову. Я лежу на тахте и смотрю по телевизору спортивную программу. Гребля, гонки аэрокаров, а вот Унго играет в теннис. Он выигрывает. Молодец, Унго! Он мне нравится, я хочу с ним встретиться еще. Мне хорошо. Мне девятнадцать лет.

          Кажется, я задремала, а когда открыла глаза, со стола было убрано, свет в комнате притушен, заботливый робот прикрыл меня легким пушистым пледом. На пустом столе округло белел странный предмет, напоминающий по размерам и форме гусиное яйцо.
          Я взяла его в руки. На нем стоял номер 17-Д. "Объект номер 17-Д"-так они называли Дэвида Гура. С одного бока яйцо было плоским, две кнопки - "запись" и "стоп". Включила "запись" - послышалось тихое гудение, яйцо засветилось изнутри. Я тут же нажала на "стоп" - яйцо погасло. Не стоило большого труда догадаться, что это магнитофон, на который записывались показания об объекте 17-Д.
          "Остановись подробнее на своем состоянии. Сейчас это самое важное, важнее, чем Дэвид Гур".

          Над этим стоило поразмыслить. Итак, Верховную Полицию по каким-то не известным мне причинам интересует Дэвид Гур. За ним установлена слежка, и главным действующим лицом в этой операции являюсь я, агент номер 423, дочь Шефа ВП. Но в процессе операции с Ритой-Николь что-то произошло - какая-то аномалия в ее состоянии, возможно, именно она привела ее к самоубийству и сделала участницей эксперимента Ингрид Кейн. Об этой аномалии Шеф знал. Более того, он вел наблюдение за состоянием Риты-Николь. И еще более того, он считал эти наблюдения "важнее, чем Дэвид Гур". И все же я была уверена, что эта аномалия каким-то таинственным образом связана именно с Дэвидом Гуром.

          В другое время я бы от души посмеялась над комизмом ситуации - я вынуждена ломать голову, как бы разузнать что-либо о себе самой. Но мне было не до смеха - завтра утром Шефу нужен готовый отчет, сделанный в духе предыдущих. А если нет... Больше всего я опасалась врачебного обследования. Если меня исключат из игры, я никогда ничего не узнаю. А любопытство мое разыгралось вовсю. Похоже, что последний эксперимент Ингрид Кейн затянется.
       

  Что же делать?

          И тут меня осенило. Яйцо! Вполне вероятно, что плёнка в этом магнитофоне содержала в себе и предыдущие отчеты Риты-Николь, что это своеобразный дневник, посвященный одному объекту-номеру 17-Д. И стоит лишь ее с самого начала прослушать... Отличная идея. Но осуществима ли? Ничего похожего на "перемотку" или "воспроизведение" - во всяком случае снаружи. Однако яйцо не было сплошным - его разделяла пополам едва заметная линия. Оно должно раскрыться. Но как?

          Было уже далеко за полночь. Я перепробовала сотни способов - один глупее другого. Все колющие и режущие предметы, нитки, проволока, химия, электричество, вода и даже статуэтка хоккеиста - фунтов на десять, которой я в исступлении колотила по яйцу, оказались бессильны. Оно как ни в чем не бывало отсвечивало белесо и холодно в моих исцарапанных, порезанных и красных ладонях с обломанными ногтями. Ни вмятины, ни царапины! Когда-то в детстве я с таким же идиотским упорством ломала игрушки, чтоб узнать, что у них внутри. Но всегда вовремя отступала в тех случаях, когда разум подсказывал, что дальнейшие попытки бессмысленны. Теперь же мое любопытство будто взбунтовалось - оно не желало слушаться рассудка. Или это было уже не любопытство, а то самое пресловутое "состояние" Риты-Николь? Короче говоря, я ничего не могла с собой поделать и, уже не в силах что-либо продумать, снова и снова швыряла яйцо об пол, забыв об осторожности - ведь меня могли услышать.

          Наконец, я в полном изнеможении рухнула на тахту и, кажется, уснула, продолжая, впрочем, и во сне резать, колоть, бить проклятое яйцо. Я проспала всего несколько минут, но когда открыла глаза, что-то изменилось. Мне показалось, я знаю, как заставить яйцо заговорить. Более того, я была уверена в этом. Мне должно было помочь нечто красного цвета. Способ открыть яйцо был связан с красным цветом. Само по себе это открытие казалось едва ли разумнее всех моих предыдущих попыток, тем более что оно мне просто приснилось. Но откуда эта нелепая уверенность сейчас, когда сна ни в одном глазу? А что если именно во сне неожиданно сработала не до конца стертая информация в мозгу ужа не существующей Николь? Николь не была убита мною совсем - в этом я убеждалась все больше. Она непостижимым образом оживала во мне всякий раз, когда дело касалось Дэвида Гура.
          Короче говоря, мне не оставалось ничего иного, как пуститься на поиски красного. Чушь, конечно. Почему это красное должно непременно находиться в квартире Риты, а не в кабинете у Шефа, к примеру? Тем более что Рита, видимо, не любила этот цвет, даже его оттенки. А то немногое, что мне удалось отыскать в ее гардеробе и вообще в квартире - поясок, кольцо с рубином, ярко-рыжее солнце на картине и футляр от автоматической зубной щетки, видимо, не имело к яйцу никакого отношения. Короче говоря, я была противна сама себе, когда обматывала яйцо пояском или мазала обломком губной помады. И все-таки не прекращала поисков...
          Среди сваленных в беспорядке магнитофонных кассет одна оказалась самого настоящего ярко-алого цвета, но это была пленка от обыкновенного магнитофона, который стоял тут же на столике, и втиснуть ее в яйцо, даже если бы оно вдруг открылось, представлялось делом весьма сомнительным. Я поставила пленку и уже под аккомпанемент модного джазового квартета продолжала слоняться по комнате. За окном начинало светать.
          И вдруг джаз оборвался. Во внезапно наступившей тишине громко и отчетливо прозвучало:
          - Как успехи, Рита?
          Я замерла, ощутив какую-то противную тянущую слабость под ложечкой. Я узнала этот голос-он принадлежал Шефу ВП, отцу Риты-Николь. Неужели попалась? Но в комнате по-прежнему никого, кроме меня, не было. А голос между тем повторил:
          - Как успехи, Рита? Голос звучал совсем рядом.
          За мной следили! Все это время я тоже была для них "объектом наблюдения", мышью под стеклянным колпаком-от этой мысли мне вдруг стало на все наплевать.
          - Как видишь,-ответила я и, сев на тахту, закурила.
          - Как успехи, Рита? - издевательски повторил Шеф в третий раз, и снова как ни в чем не бывало завопил джаз.
          Тут только я сообразила, что голос шел из магнитофона. Он был записан на этой же пленке, где-то между барабаном и саксофоном. Пленка с красной кассетой.
          Я невольно взглянула на лежащее на столе яйцо. Оно было раскрыто!
          Все еще не веря собственным глазам, я разглядывала миниатюрную пленку внутри, рычажок с указателем дорожек, заветные кнопки. Тебе всегда везло, Ингрид Кейн!
          Значит, "яйцо" было запрограммировано на голос самого Шефа. Тройное повторение фразы "Как успехи, Рита?". Это, естественно, означало, что никто, кроме Шефа, не мог его прослушивать. Но каким образом голос Шефа попал на красную пленку? Собственно говоря, сомнений, что его записала Рита-Николь, у меня не было, как я не сомневалась и в том, что она сделала это тайно, не желая, чтобы кто-либо, тем более отец, знал, что она открывала яйцо.
          Но зачем ей понадобилось его открывать? Чтобы послушать себя? Те записи, содержание которых она прекрасно должна была знать? Стоило ли ради этого мучиться - ведь записать голос Шефа в момент, когда он произносил пароль, наверняка было задачей сложной и рискованной. И все-таки Рита пошла на это. Зачем?
          Но размышлять надо всем этим сейчас было по меньшей мере глупо. Я перемотала пленку и включила первую дорожку.
          - Агент номер 423 докладывает,-зазвучал в комнате звонкий деловитый голос Риты,-сегодня, 16 декабря, я приступила к наблюдению за объектом 17-Д, согласно инструкции заняла место во втором ряду напротив актерского входа...