В тему с моим стихом "На смерть Победы".

"Предстояние перед властью".
(МК о фильме Никиты Михалкова)

"Фильм сделан в первую голову - для начальства. Его важнейшая идея (хотя и весьма древняя, конечно):великую войну выиграли не советская власть и даже не народ - её выиграли чудом.
Эта идея сейчас для начальства очень важна:она позволяет ПРИВАТИЗИРОВАТЬ Победу, объявив при этом НЕСОВЕТСКОЙ И НЕКОММУНИСТИЧЕСКОЙ.
Больше того:идея чуда как единственного и бессубъективного двигателя истории исцеляет наше нынешнее начальство от тайного и страшного недуга самозванства.
Как объяснить, что сегодняшние правители России пришли к власти и так надолго у неё задержались?
Чудо, только чудо - оно спасает Россию и её власть.

Недавно, отвечая на вопрос о выходе из Союза кинематографистов группы больших мастеров -Рязанова, Германа, Сокурова и других, председатель союза Михалков сказал нечто типа: да пускай идут себе куда угодно, недвижимость-то всё равно остаётся у меня!
Это - ответ полностью соответствующий эпохе. Ответ успешного человека.
В наше время - кому нужны таланты и личности?
 Главное - недвижимость".
(См. также мой стих "Романс о наличности". Кстати, в исполнении того же Михалкова.
Ну, разве не чудо)?

Станислав Белковский, политолог.
"Московский комсомолец", 12 мая 2010

 Этой изменённой строкой из знаменитого "Слова к товарищу Сталину"
можно обозначить смысл присланной Юстасом статьи о реальности...
 Нет.
 НЕИЗБЕЖНОСТИ Изании.
 
B БЕСЕДКЕ С: Юстасом и А.В.Давыдовым

Я от дедушки ушёл...

У этой судьбоносной сенсационной статьи было скучное название:

“К вопросу о перспективах возникновения корпоративных юрисдикций".


Юстас:
-  Интересная статья.
Об обмене товарами напрямую при помощи телекоммуникаций.

  "Происходящий в настоящее время качественный скачок в развитии телекоммуникаций, усиленный радикальным обновлением самих способов создания базовых видов продукции, ставит государство в сложное положение.

 Суть проблемы состоит в том, что новые технологии делают возможным создание неподвластных государству корпоративных юрисдикций, в которые легко и корректно можно будет перенести предпринимательскую деятельность.
 
 Дело в том, что достижения интернет и нано-технологий, так называемой “водородной энергетики” и генной инженерии делают производство предельно рассредоточенным, гибким и ориентированным на обособленного потребителя. А возможность установления прямых равноправных связей - практически свободной от пространственно-временных ограничений.

  Этим создаётся вещественная основа для взаимодействия, организованного по сетевым принципам.
 Что подразумевает прямую связь всех участвующих сторон между собой, их структурное равенство.
 И, как следствие, замену институциональных иерархий ситуативными, возникающими “под задачу”.

  Интернет-технологии позволяют организовать совместную работу большого количества людей на основе их прямых связей друг с другом, без обязательного участия посредников в виде громоздких иерархических структур.
  И, снимая с коммуникаций почти все пространственно-временные ограничения, обеспечивает превосходство потребительских качеств электронных форм взаимодействия.

  Другие же из упомянутых технологий, подкрепляя тенденцию “соединения всего со всем”, вместе с этим обеспечивают нарастание информационной составляющей в производстве всех без исключения товаров, работ и услуг.

  Всё это в ближайшей перспективе резко сокращает потребность экономики в формальных, построенных на чиноначалии управленческих структурах.
  Устанавливает господство электронных форм ведения бизнеса. И делает виртуальное пространство, а не чью-либо суверенную территорию, местом совершения экономических событий для очень многих видов таких явлений.

  Кроме того, возможность установления прямых связей всех со всеми обезоруживает все системы контроля экономических отношений, опирающиеся на знание инструментов и средств.
  И, прежде всего – государственные.

 Причина этого кроется в том, что “связь всех со всеми” подразумевает беспрецедентно высокую множественность вариантов взаимодействия по любому конкретному поводу. А значит, и способов достижения желаемого.

  Причём каждое появление нового участника сетевых взаимоотношений (изанина - Юлия) во много раз увеличивает число этих способов.
 Поэтому возможность связи всех со всеми создаёт ситуацию, когда для любого действия всегда найдётся доселе неизвестная форма его реализации.
 А контролировать неведомое невозможно.

  То есть, становятся реальностью общедоступные и независимые электронные “площадки”, предоставляющие на договорной основе практически весь спектр сервисов, необходимых для ведения предпринимательской деятельности.
 От платёжных систем, бухгалтерии, делопроизводства и средств коллегиальной работы до правовой и страховой защиты нарушенных прав своих участников.

  Причём нет объективных ограничений на то, чтобы физически разместить вне какого бы то ни было государства средства, поддерживающие эти площадки.

 Существующие же концепции механизмов налогообложения бессильны перед такой перспективой, поскольку все они основываются на том, что объект налогообложения должен быть привязан к какой-либо суверенной территории.

*   *   *

  Корпоративные юрисдикции, конечно, столкнутся со сложностями.
 Наиболее серьёзными из которых являются невозможность полностью перевести в электронные формы процесс создания, реализации и потребления материальных благ.
 Неотработанность собственно корпоративных инструментов урегулирования имущественных споров.
 А также технологий взаимной конвертации внутренних платёжных средств этих юрисдикций и общепризнанных валют.
(Этим и займётся Изания - Ю.И.)

 В этой связи можно ожидать, что, по всей видимости, сложится следующая направленность действий сторон, заинтересованных в решении данных проблем.
 
  Как представляется, усилия по выводу операций с вещественными ценностями из-под государственных юрисдикций будут в основном направлены на создание такого положения дел, когда затраты государства на контролирование таких операций превзойдут средства, зарабатываемые фискальной системой.

  Для этого создатели кооперативных юрисдикций, прежде всего, обеспечат недоступность для государства деловой документации своих клиентов о проводимых ими операциях с материальными ценностями.
 Ведь на самом деле налогами облагаются не сами операции, а отчётность о них.

  Кроме того, данная услуга корпоративных юрисдикций наверняка будет дополнена предоставлением надежной “документации прикрытия”.
  На тот случай, если клиенты столкнутся с физическим контролем операций с вещественными ценностями со стороны представителей государственных органов.

  Ещё одним способом обессмысливания фискальных усилий государства, видимо, станет создание “дурной бесконечности” объектов контроля путём юридического дробления производства.
  То есть предельное, вплоть до уровня “предпринимателя без образования юридического лица”, разнесение технологических процессов по формально независимым соисполнителям.

  Следует заметить, что в силу беспрецедентной гибкости взаимоотношений, построенных по сетевым принципам, невозможно заранее предсказать все те ухищрения, которые будут постоянно придумываться для вывода операций с вещественными ценностями из-под государственных юрисдикций.

  В принципе, передовые информационные технологии позволяют организовать такую систему торговли, в которой товары будут обмениваться друг на друга БЕЗ ПОСРЕДНИЧЕСТВА КАКОГО-ТО БЫ ТО НИ БЫЛО ОБЩЕГО ЭКВИВАЛЕНТА СТОИМОСТИ.

  Появление же безденежной экономики современное государство не выдержит, поскольку деньги являются его ключевым инструментом.

  Ко всему этому надо добавить и то, что корпоративные юрисдикции смогут предоставлять и привычные адвокатские, аудиторские и консалтинговые услуги, использование которых также эффективно снижает отчисления государству.

  Таким образом, государство попадает в ситуацию вынужденной конкуренции с юрисдикциями иной породы, не имея перед ними каких-либо исключительных преимуществ.

 Данными преимуществами располагают как раз корпоративные юрисдикции.
 Это и более низкая себестоимость, и, что важно, малая цена “утилизации”.
 
То есть способность легко прекращать своё существование”.

(Александр Владиславович Давыдов – начальник отдела стратегического анализа и прогнозирования информационно-аналитического управления Аппарата Совета Федерации.)

*   *    *

  Эта присланная Юстасом статья, на которую практически никто не откликнется, была для меня посланием с Небес.
  Именинами сердца, подобно радуге. Которую Господь однажды перекинул через железнодорожное полотно в день моего дня ангела, когда спешила в храм на электричку.

 И как в тот раз, хотелось плакать от восторга.
 Изания, моё непризнанное дитя по имени Утопия – то ли есть, то ли нет – так, фантом, кукла, которую безумная мать исступлённо укачивает – вот она...
 Живая, сильная и неуязвимая, из плоти и крови.
 В пелёнках из скучных мудрёных слов неизвестного господина Давыдова.
 Где каждое бьёт в точку, откликается в сердце.
 И я наконец-то вижу её, мою Изанию, такой, как задумала, - от книжного младенчества, интернетовской подростковости и юности. Все надоевшие фантомные варианты проекта...   
  Вдруг ожившие, слившиеся с этим, как прикосновение волшебной палочки, как поцелуй принца.
 “Неподвластные государству корпоративные юрисдикции”!
 Заголовок, отразивший вполне реальный образ справедливой и всесильной воительницы будущего. Способной по велению свыше повернуть-таки колесо истории.

  Снова и снова перечитываю этот распечатанный на двух страницах листок. Уже знаю текст наизусть, декламирую знакомым в редакции и незнакомым в электричке.

 Борис вздыхает:
- Мы не доживём.

  Приехавшие в гости на дачу Вика с Алёшей слушают вежливо, но равнодушно – может, не врубаются?
 Рассказывают, в свою очередь, как отремонтировали сами кухню в московской квартире, о купленной в рассрочку стиральной машине...
 Кого хочу убедить, что не чокнутая, – их или себя?
  Если их, то, похоже, эффект обратный, всем плевать на “независимые корпоративные юрисдикции”.
  Но я уже не одинока – со мной господин Давыдов.
  Не просто какой-то псих из соседней палаты, а начальник отдела стратегического анализа и прогнозирования…

  Потом приезжают Наташка со своим Димочкой – удачная получилась пара. И квартирку от бабули по наследству получили – в “Лесном”, и зарабатывают оба неплохо: он - в депо электриком, она – администратор в большом магазине.
  Правда, работа практически без выходных, с утра допоздна и всё время на ногах. Наташа жалуется, что болят вены.

  Я и им впариваю про “корпоративные юрисдикции” – Наташка вроде заинтересовалась, задаёт вопросы, кивает.
 А может, из вежливости…

  Бетянка Юлия...
  Даже не знаю, сколько из них, кивающих, действительно “врубались”, загорались или просто делали вид. А сами мысленно крутили пальцем у виска в мой адрес...

 Вспомнились звонки и походы в Думу – к лидерам оппозиции и их аппарату, в посольства, в Бурляевский “Золотой витязь” - где-то возле театра кукол.
 По фирмам-однодневкам с “благими намерениями”. К ребятам из кружка Ричарда Косолапова. В  офис Виталия Третьякова в районе Зоопарка...

  Везде выслушивали, ахали-охали , обещали “кому-то показать, с кем-то проконсультироваться”.
 Жаловались на жуткую занятость и неразрешимые проблемы.
 Не желая знать, что вот же он, заветный выход за старым холстом на стене– моя Изания!

  Третьяков передал через секретаршу, что “очень интересно” и чтоб я позвонила через пару недель.
  Через пару недель секретарша сообщила, что “извините, ничего не вышло”.

  Что именно “не вышло” – не знаю до сих пор.
 Теперь всякий раз переключаю его “Что делать?” на другую программу. А раньше смотрела.

 Обидно, Вань…

  Потом отважилась прорваться на приём к настоятелю нашего храма.
 Отсидела после службы длинную очередь у его кельи, вручила несколько своих книжек и распечатку проекта Изания.
 Вкратце рассказала, в чём суть.
 Батюшка вроде бы заинтересовался , - да, хорошо бы нечто подобное организовать. А то уж и с церковного имущества, включая земли, хотят взимать налоги...
  Он выглядел очень усталым, оно понятно – такая нагрузка, небось, ещё и не завтракал...
  Мне стало стыдно. Я сама себя неважно чувствовала – может, магнитная буря...

 Побыстрей распрощалась, в отчаянии попросив также передать книжки и проект известному “авторитету” - спонсору и жертвователю храма.
 Оставила свои координаты…

  Ушла с ощущением - что-то не то делаю.
 Перед глазами стояло пепельно-серое лицо батюшки – всё-таки двигать колесо истории должны молодые и здоровые.
 Но тут же вспомнились отцы-пустынники.
 Немощные, но сильные духом…

  Чем кончилось – не ведаю.
 Наверное, так и пылятся мои творения в батюшкиной келье в ворохе папок, брошюр, писем и газетных вырезок…

  Но сегодня на душе праздник, именины сердца.
 Профессионал и чиновник Давыдов не только верит в нашу с Изанией реальность, но и побаивается её.
 Предупреждает власти о возможных последствиях.

То-то, знай наших!

  И всего делов-то – собрать базу данных о производителях и напрямую состыковать их с потребителями в закрытой системе...
   А я сижу на даче с больным мужем, по-прежнему пашу на цветочной ниве, зарабатывая на “Дверь в потолке”.
  Бегаю от ментов с вёдрами букетов. По вечерам строчУ эту самую “Дверь” и отвечаю “гостям”.
 По-прежнему чокнутая соседка шастает с рулеткой вдоль нашего завалившегося забора, скандалит при встрече, беснуется по поводу каких-то украденных нами до революции соток, время от времени бомбардируя повестками в суд.
 
 И алкаши шляются к мужу по поводу и без. Или он к ним удирает. А потом скорая...

 Сама удивляюсь, откуда у меня берутся силы.
Спасибо, господин Давыдов...

  Нет, всё равно надо что-то делать, а не ждать, пока, как сказал кто-то у нас на форуме, “дурик прозреет”...

Надо, Федя…

Июль, 2002 г.


 

      БОЧКА МЁДА В ЛОЖКЕ ДЕГТЯ

       Юстас:
 - О главном - что понравилось.

       Почему я называю то, что понравилось, главным. Потому что это - какая-никакая, а идея выхода из ямы с дерьмом, в которой мы оказались.
 В то время как в остальном дерьмоутверждающем потоке информации, кроме смакования этого нашего положения, нет ничего.

       Страницы романа, посвящённые хозяйственной деятельности изан, просто хочется перечитывать. И ловишь себя на мысли – вот бы так, по-человечьи, была бы вся книга написана!
       Вообще, если сжать по-церковному написанные многословия до их сути, которая уместится на считанных страницах, перевести на разговорный язык да придать сюжету какую-то “цепляющую” окраску – да хоть детективную – то просто залюбуешься, какой дельный и нужный роман получится.

       И читателя от него будет не оторвать, и по рукам он пойдёт сам. и всех, кого задумано, “охватит”, и идею донесёт.
 Поместить в нём анкету да адрес абонентского ящика Изании – и база данных наполнится без издания особой газеты.
 Потому я и трачу время на шевеление этого форума, что мне досадно, насколько потенциально эффективный материал не работает из-за неправильного оформления.

       Теперь то, что именно понравилось.

       1. Сегодня почти все мы обречены прожить жизнь без смысла. Потому что животный смысл – плодиться и размножаться, это мало. Для реализации человеческого смысла у нас нет времени, средств и сил. И более того, мы живём в среде, которая стремится отнять у нас и первое, и второе, и третье.

       Редкие люди могут преодолеть это сопротивление своей мощной волей, одержимостью или гением, что встречается нечасто.
       Союз, подобный Изании (в дальнейшем “Изания”), мог бы быть уникальным решением для всех.

       Главным же достоинством Изании я считаю не просто систему взаимопомощи, как вы мне вменили. А именно систему взаимопомощи, создающую условия для того, чтобы человек разумный мог себя реализовать в хорошем смысле.
 А именно “совершить чего-то на Земле”, изменить в ней что-то к лучшему и тем остаться в памяти людей, в чём и есть его жизнь после смерти.
 Тот самый Смысл. С большой буквы, повторяю, потому что это итоговый смысл всей жизни. Написать книгу для людей, создать произведение искусства. Открыть для них что-то новое в науке.
       Вылечить, сколько сможет. Научить. Создать то, чего не было. В общем – передать постигнутые им знания и умения. Как завещано эволюцией.

 (Это ж надо –опять! Сама“эволюция”-то откуда взялась?
 Да ещё и “завещать” научилась. – Юлия).

       2. Да и вообще, мир настолько переполнился “ненормальными” всех мастей, что более-менее “нормальных” (в хорошем смысле слова) просто хочется спрятать в какую-нибудь хоть резервацию.
 Или просто собрать людей с неатрофированными творческими и душевными потребностями – уже от компании омовение души какое.
       Такой заповедник незла.

       3. Меня радует идея более эффективного использования ресурсов, которую вы, честь вам и хвала, выпестовали и закладываете в основу Изании.

       Действительно, практически все мы чем-нибудь обладаем. Что реализовать в одиночку так же неэффективно, как по-маодзедуновски плавить сталь в каждом дворе.
В принципе мы умеем всё – жизнь научила. И одежду шить, и обувь ремонтировать, и пищу добывать при желании.
Только, если мы будем этим всем заниматься каждый для себя, именно на это вся жизнь и уйдёт.
 Долгие это процессы.
Система, которая это сорганизует и учтёт незамеченные нами золотые тарелки, с которых мы, стеная от голода, кушаем последнюю горошину, даст нам самую главную валюту – время жизни.
 Для жизни, а не борьбы с бытом.

       А золотые тарелки есть практически у всех. У горожан – квартиры, ценные для “вампиров” за близость к их ценностям мира, что сконцентрированы в городе.
 У селян – земля, строения, близость к другим ресурсам – природным. Аренда их может дать достаточно средств, чтобы осталось и нам, и на расходы по утилизации.
 Ведь, в принципе, нам немного и надо “на жизнь” (“хлеб насущный”- Юлия), а на остальное мы как-нибудь подработаем, реализуя наши же умения…

       А у нас есть и умения, и вещи для утилизации – куда-то ведь мы деньги девали всё время, что-то делали.
 Стало быть, приобрели чего-то, что считаем сейчас не особо нужным. А кому-то именно это сейчас необходимо.
И умеем чего-то, что и умением не считаем. А для кого-то и гвоздь забить – проблема.

       При наличии какого-то буферного капитала взаимозачёты по-изански работать, думаю, могут.

       А скольким посредникам можно не платить при взаимозачётах! Оптовые цены, поставки с полей, от производителя, своим транспортом – мечта.

       И столько бесхозно пропадает, что просто диву даёшься, как это всё до сих пор кто-нибудь не организовал по-крупному.
 Но, как всегда, очевидное становится очевидным только тогда, когда некий открыватель, как сейчас – Ю.И., ткнёт нас в него пальцем и объяснит.
 Мне было это не очевидно. Спасибо.

       Как представишь себе, что можно было бы вот так переплавить отнимающее жизнь и дающее её и идти по какому-нибудь изанскому лесу со спокойствием в душе, с мозгами, разгруженными от фигни…
Чувствуешь себя вынутым из войны и грязи счастливым профессором Плейшнером в Швейцарии, которого в гостинице ждут чистые листы бумаги.

       А условия - то в России как хороши! Люди лёгкие, привычные. Земли полно. Производств брошенных, поселений, а то и городов. Эльдорадо.
 Какого-нибудь ковбоя кондратий хватил бы от обилия перспектив.

       Я думаю, в любом случае, лишние хозяйственные связи, образованные Изанией, не помешают. И даже в самом плохом случае, если всё рухнет, образованные за время её существования человеческие связи между людьми – это уже дело.

       4. Не отдавать совсем имущество, как в монастырь, а сдавать в аренду – это очень толково. Это ход.
 Не только выгодно экономически, но и снимает много страхов и проблем. Даже моральных – если имущество сдаётся изанам, то спокоен за собственность и приятно, что она приносит пользу нормальным людям.

       5. Чем хорош принцип, в переводе с вашего:
не свобода всё потреблять (по-вампирски), не свобода отказывать себе во всём (по-монашески), а свобода иметь всё, что нужно, чтобы этим делать нечто достойное, что “останется после”?

 Тем, что даже при формальном его применении (неидеальными людьми и в неидеальных условиях – а это уже близко к жизни) он не приведёт к дурному результату.
 Если просто разрешить без ограничения тратить деньги на то, что является узкопрофильным инструментом (станки, музыкальные инструменты, краски-холсты, мастерские и т.п.), это приведёт автоматически либо к положительному результату (владелец будет ими лучше и больше работать), или не приведёт к плохому (владелец оказался неодарённым, простаивают).

 Т.е. в любом случае вреда не будет, а это главное. А в среднем, будет ощущаться смещение положения вещей к лучшему.

       6. Совершенно согласен, что Изания могла бы (если бы ей удалось выжить) много разумнее распорядиться ресурсами, чем бессмысленно расходующая их демократия – навязанный закон хищников. И социализм – навязанный закон травоядных.
 Чего-нибудь бы, наконец, “ с человеческим лицом”.

       7. Да, действительно, при частной собственности талант служит частным, а потому, большей частью, низким интересам.
 А при общественной – не востребован.
 Похоже на развитие цивилизации. У негров – тепло и бананы, нет резона развиваться, и так хорошо.
У чукчей – холодно и голодно, некогда развиваться – выживать надо, греться, еду обеспечивать.
Если бы Изания смогла создать среду, где возможно было бы развиваться, развитие пошло бы само.

       8. Есть единственный религиозный аспект, который я трактовал бы в положительном смысле.
 Православные священники, при всём моём к ним и пр. “больным верой” раздражении, может быть, менее других склонны к взяточничеству и воровству.
 Хотя бы потому, что для них это более опасно. Что усилило бы надёжность системы при использовании их на ключевых постах, в частности, при аренде и оценке имущества, где цены неоднозначны и, потому, широк простор для манипуляций.

       9. То, что “в здоровом организме каждый орган должен делать то, что умеет, к чему призван и для чего создан” полностью согласуется с моими представлениями о человеческом предназначении.
 При условии, что я сам, и никто за меня, должен решить, для чего я предназначен и приспособлен.

       10. С тем, что изане “не заглатывали бы приманку”, соглашусь по той простой причине, что ничего свежего в этом мире в качестве приманки предложить не могут.
Это будет обязательно какой-нибудь заменитель.
 Кто же сменит естественную и вкусную пищу на химию? Трудно питаться одними сникерсами.

 Дай нам сейчас возможность жить интересно, естественно, - кто бы стал смотреть все эти мексиканские сериалы и боевики, обжираться-напиваться с тоски? Это было бы просто незачем. (“главное наслаждение давало именно оно, дело, полное смысла…”).

       Есть разница – радоваться запуску первого человека в космос, или в толпе зевак орать “ура” при каждом выстреле салюта, потому что в небе запестрело огоньками.

       Хищники, конечно, не отомрут, но мы вполне можем не давать им так уж жрать нас. Т.к., как это ни странно, жрут они нас “по согласию”.

       11. Что принципиально, цель у изан – единственно верная, т.к. она там у каждого своя.
 А нет ничего более желанного, чем собственная цель.
 И тем эта система уникальна.
 Мы все помогаем нам же сделать каждому своё.
 Мне работать просто ради денег противно. И “на дядю” работать противно.
 А в Изании работать и на свои интересы, и уделять время для полезного нормальным людям – нет отторжения.
 Читаешь, и любое даже примитивное изанское дело не вызывает тех самых сегодняшних унылых ощущений – чего-то синить, мыть, утилизировать и т.п. Это же с себеподобными и для нас же.
 Для интересного дела.

       12. “Ах, отчего же я не присутствовал при этой битве, хотя бы мичманом!”
 Читаешь и ощущаешь, насколько велика разница, что и для кого строить – пыточную камеру или обсерваторию.
 И эта среда привлекательна как концентрат или обогащённая руда – плотность интересного на квадратный метр значительно больше.
       Это вообще похоже на житие колонии на чужой планете, населённой дикими зверями.

       13. Если Изания воплотила бы в себе положительные качества стороны социализма и избежала бы отрицательных, для многих россиян это было бы похоже на возвращение в дом родной.
 Деревянненький, да свой.

       14. Действительно, дурных соблазнов вокруг гораздо больше, чем мы это осознаём.

       Читающий об Изании обязательно задумается над этим.
 Морковка, за которой мы гонимся, привязана у нас перед носом.
 Не можем мы бросить то дорогое, что дорого не нам.
 Озлобленно боремся с бытом и решаем навязанные нам чуждые проблемы:

       Работа-каторга, ненавистная, унизительная, но “нужная”.
 Жильё, одежда, дача, машина – не инструмент для нашей жизни, а мы – инструмент для поддержания всего этого.

(вспоминается “Город вещей” в моих “Лунных часах” – Юлия).

 Телевизор – благо, употреблённое во зло. (Как хорошо было, когда башня вырубилась! Посмотрел коротко новости и никакой лишней информации.
 “С утра выпил – весь день свободен”. Захотел фильм – видак есть.
 Мы ж уже не для удовольствия смотрим в ящик. “Я пью, чтоб забыть, что я пью”.
 Терпим какую-нибудь рекламу, а мозги стоят, и жизнь проходит).

        Именно что “создаём себе проблемы и решаем их”. И уже вот эту искусственную чехарду называем жизнью.
Бессмысленно живём ради того, чтобы так же бессмысленно отдохнуть.
 Пьём без желания. Вымученно общаемся без общения. Работаем, ничего не совершая.

 Есть одно слово, которое описывает всё это - “имитация”.
 Бесполезно это лечить в одиночку, слишком велико влияние среды.

 Изания могла бы дать среду с иными ценностями. Не обязательно сразу – с великими ценностями.
 На первых порах было бы достаточно убрать подпитку ядом.
Как приятно, представить себе, например, пространство в телеэфире, свободное от рекламы, тупых боевиков, такой же тупой порнухи, викторин этих “будь как все”.

 А чего проще это сделать – посадил команду на приём телепередач, они рекламу вырезают и тут же передают “очищенную” программу во внутренний эфир (меня бы туда, уж я бы эту рекламу душил, душил…аки Шариков).

 Скольким же людям не придётся, ругаясь, тыкать пультом в телевизор. А желающие могут на собственную антенну ловить обычное телевидение и травиться в одиночку.
 Вот поделиться им будет уже не с кем, а это оздоровляет.

       А то, что творится вокруг сейчас – наркотики, кривляния убогие, скучное пестро-буйное убийство времени – явно искусственно, шелуха, которую легко содрать и выкинуть без жалости.
 Ей держаться нечем из-за её бессодержательности.

       15. Каждый из нас справляется с бременем быта в одиночку. Это не всегда удобно и рентабельно.
 Был бы механизм, позволяющий удержать уровень качества бытовых услуг не ниже домашних, это могло бы сэкономить значительное время.
 Общественные столовые, при условии, что они смогли бы быть столь же чисты и полезны, как домашние, были бы средством высвобождения времени.
Ну а кухню в квартирах Изании я бы оставил – нельзя ставить человека в зависимость от монополии. Мало ли, до скольких часов доработается её владелец, что ж ему ночью – на плитке готовить?

       Главное в этой системе – всё-таки человек. Пусть обедает, когда хочет, и имеет альтернативу. Но это, как раз, технические, и потому легко решаемые частности.

       Представьте себе, если бы и другие технические задачи, съедающие время, решались бы так же?
Например, отдел снабжения магазинов Изании профессионально выявлял бы в море этого…не нахожу цензурного слова…некачественного ширпотреба, которым наполнены магазины и рынки страны, действительно хорошие, качественные товары. И именно их бы привозил в магазины.

 Сколько бы человеко-часов топтания и искания сэкономилось бы – жуткое дело.

 (Этих производителей качественных продуктов, товаров и услуг, как одиночек, так и коллективамы, надо немедленно привлекать в Изанию. Из них-то и составится наша база данных – Юлия).

       16. Моя страна, моя улица – очень правильно. И по-человечески это – нормально. Просто мы уже забыли, что это – наше, живя среди тех, кому всё враждебно, до лампочки. Или просто среди тех, у кого опустились руки.
 Поэтому идеология эта не новая, как вы утверждаете, а где-то естественная.
 Естественная для нормальных и незатраханных жизнью людей.
 Именно из-за этой естественности и перспективная.

       Вот ежели бы вы её поперёк инстинктов внедряли – тогда было бы безнадёжно.
 И пруд экскаватором – это здорово и приятно…

 Только зло берёт, когда этот пруд начинают превращать в помойку. У меня как-то так получалось. Сделаешь, а это изгадят.

       17. Тот факт, что Вы зарабатываете на издание книг трудом на земле, меня, не побоюсь этого высокого слова, восхищает.
 Это очень достойный выход для творческого человека, не желающего ради заработка насиловать свой талант в душепротивных делах.
 То, что Вы смогли построить для себя это дело и занимаетесь этим, говорит о многом.

 Завидую Вашей самостоятельности, независимости, характеру и многим другим необходимым для этого качествам.
       А естественное после этого совмещение Вашего образа и образа Иоанны даёт интересный очеловечивающий эффект по отношению к обеим “сказительницам” по ту сторону текста.

       18. Да, безмерно жрущие и разрастающиеся клетки – это опухоль.
Пример тому – человечество в целом. Которое скоро угробит планету, свой телоноситель.

 И мне “порой хотелось, чтобы этот чумной корабль взорвался, налетел на айсберг, только бы не испытывать ежедневно этот мучительный стыд от молчаливого соучастия в чудовищно наглом и лицемерном пиршестве зла”.
 С каждым словом согласен.
 Одно хорошо в этом – загнётся человечество и не жаль.

 “Для тех, кто не хочет процветать на крови других” – хорошая ясная формула.

       А переводить на нормальный язык у Вас хорошо получается.

 То, что звучало оскорбительным в религиозном изложении, стало желанным в разговорном.

 А вы говорите – не надо. Надо.

Кто ж мог, например, догадаться, что “антихрист” = новый мировой порядок?
 Служить = что-то в жизни совершить?
 Если, по-вашему, “превратить личное в вечное” есть “остаться в доброй памяти человечества” – подписываюсь под этим обеими руками.

 (При условии, что само человечество “вечно”, то есть опять же атеизм не проходит. – Юлия).

   Но сам бы я, заметьте, это так перевести не догадался.

       19. Даже просто представить приятно, как было бы удобно пожить в таком “доме отдыха трудящихся” как Изания.
 Оплачивать это трудом или простаивающими ресурсами, делать какой-то свой проект или просто ознакомиться с интересными проектами изан, а стало быть, как чаще всего случается, и принять в них посильное участие.

       И знать, что когда завершишь “полёт” в этот “правильный” мир, всегда можешь вернуться на свой авианосец, в свой греховный, несерьёзный, пёстрый бордель.

 Если будет потребность отдыхать от Изании – это примета того, что там всё чересчур. Если же бардак наскучит быстро и потянет обратно, значит, в Изании построено всё истинно.


       Один энергичный человек, своими руками построивший дом, сказал:
 “Знал бы я, во что это выльется, ни за что не взялся бы”.
 Но дом построил, что надо.

       В отличие от тутошнего Человека, я считаю, что строить нужно.
Даже если совсем ничего не выйдет, думаю, это будет лучше, чем ничего не делать.
 Т.к. каждый такой потуг “сдвигает пространство” в нужную сторону.
Как Колумб – искал одно, нашёл другое.

        Остаётся принципиальным вопрос, который надо решить ДО замеса бетона: как строить?
       А “истина где-то здесь”.
       С эволюционным приветом.

       2000-09-23

*  *   *

    Менеджер:
 - Браво, Юлия! Браво, Юстас!

       Не ждал я, Ю.И., что вам Бог пошлёт такого читателя как Юстас.

       Мой совет, как человека, прочитавшего роман, но не имеющего времени и, наверное, не способного дать на него развёрнутый анализ, воспримите всё, сказанное Юстасом, в духе оптинских старцев:
“Господи, не дай мне забыть, что всё ниспослано Тобой.
Справедливую критику примите с покаянием. На напраслину Юстаса ответьте, как душа велит.
       А его конструктивные соображения используйте на общее благо.
       Надеюсь, здесь появятся и другие читатели, полезные не как я, добрыми пожеланиями, а делом.

       Может, и я когда-нибудь сумею написать сюда о своих взглядах на Изанию.

 А Юлии и Юстасу могу только пожелать: Дай вам Бог успехов в делах праведных.
       2000-09-24

(конец семидесятых)

 Я по-детски нетерпеливо ждала скорого чуда.
 И оно явилось в лице женщины, снимавшей дачу на соседней улице. Назовём ей Инной.

 Мы были едва знакомы, поэтому её внезапный ко мне визит, да ещё с чемоданом, удивил. Инна сказала, что ей надо срочно уехать на месяц-другой.
 За дачу она расплатилась, вещи пока там побудут. Да и вещей этих – постельное бельё и посуда.
 А вот чемодан она просит разрешения пока оставить у меня. Был ей на сей счёт то ли сон, то ли знак свыше. Потому что в нём самое дорогое, что у неё есть, и ни в коем случае не должно пропасть.

Чемодан был тяжеленный.

- А что здесь? – спросила я не без опаски.

- Книги. Вот ключ. Если хочешь, можешь почитать.

Чемодан я открыла в тот же вечер.
 Там действительно лежали бесценные и недоступные в конце семидесятых сочинения святых отцов (Максима Исповедника, Иоанна Лествичника, Исаака и Ефрема Сирина, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, Филарета Московского и других).
 Всевозможные жития и толкования, “Добротолюбие”, “Исповедь” Блаженного Августина.

 И русские религиозные философы от Хомякова и Владимира Соловьёва, Евгения Трубецкого и Сергия Булгакова до Павла Флоренского и Николая Бердяева.

Я впилась в них и, забросив все дела, читала запоем.
Умирая от ужаса, восторга и бессилия постичь.
 Обливаясь слезами и ледяной водой, чтоб хоть как-то остудить терзающую меня лихорадку.
 Конечно же, в первую очередь “набросилась” на философов.
И лишь потом поняла, что у “отцов”, в сущности, о том же самом, только гораздо проще.

Они воистину были о “самом-самом”...
Ответы на эти вопросы, того не ведая, я искала всю жизнь.
 Поначалу пробовала конспектировать. Переписывала целые страницы, потому что всё казалось важным. Потом сдалась.
 И, когда Инна вернулась, взмолилась не забирать их у меня на любых условиях.
 Потому что и я, и мы все – слепые котята.
 Что надо немедленно написать книгу, лучше в художественной форме. Скажем, о пути человека к Богу. Где доступно и сжато довести главное до ума и сердца…

Инна улыбнулась и сказала, что давно это делает, хоть и не в художественной форме. Печатает на машинке, составляет брошюрки по темам и развозит по церквам, где батюшки их раздают прихожанам.
 Рассказала про типографию, которая в своё время вовсю печатала такую литературу, включая молитвенники, Евангелие, сведения о праздниках и таинствах.
 Но затем была внезапно прикрыта. Людей начали арестовывать.
И тогда она, захватив с собой лишь этот чемодан и кое-какие ценности, исчезла из собственной квартиры в центре. А теперь вынуждена искать по углам пристанище. Потому что за ней следят и хотят схватить или убить.

 В последнее не очень-то верилось.
Тогда она поведала в доказательство несколько воистину леденящих кровь мистических историй из личной жизни, тоже достаточно невероятных.

Но когда одна из первых московских красавиц и модниц, жена известнейшего человека, вдруг после некоего потустороннего переживания (по словам Инны, ей было показано “вечное ничто”, ад) резко рвёт с прежней жизнью, скитается по монастырям и церквам, жертвует все личные деньги на храмы, - какие ещё нужны доказательства?

Короче, Инна поселилась у меня.
 Она велела прежде всего купить тяжёлые светонепроницаемые шторы на окна. И, когда кто-либо приходил, затаивалась в своей комнате на втором этаже, стараясь не двигаться, чтоб не скрипели половицы.
 Из дому выходила крайне редко, только иногда ездила к своему духовнику в Лавру.
   Строго постилась, подолгу молилась и целыми днями составляла и печатала на моей “Эрике” религиозного содержания брошюрки, которые затем отвозила в Лавру.

 А я продолжала изучать содержимое чемодана.
 Мы с Инной вели долгие душеспасительные разговоры, в которых она меня убеждала в необходимости “воцерковления”, просвещая о смысле церковных таинств, праздников и постов.

  Но лишь сами таинства помогли мне преодолеть устоявшееся предубеждение против церкви как “вместилища злобных чёрных старух”, многочасовых изнурительно-непонятных ритуалов и измождённо-суровых иконных ликов на стенах.
 Всё это в моём сознании не имело никакого отношения к чуду, что открылось той июльской ночью и перевернуло всю мою жизнь:

“Твоё созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь! Источник жизни, благ податель, душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было, чтоб смертну бездну преходило моё бессмертно бытиё.
Чтоб дух мой в смертность облачился и чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! в бессмертие Твоё”.

Эти замечательные строчки Державина я тоже отыскала в заветном чемодане и упивалась ими, заучивала наизусть, как и многое другое, переполнявшее душу счастьем веры в бессмертие и добро.
 Смысл подлинного Бытия был только в их сочетании.
 Потому что и вечное зло, и смертное добро – земные стороны одной обесцененной первородным грехом медали.
Которую можно было назвать наградой лишь в насмешку.

И вот сижу над старой викиной тетрадкой, из которой вырвала два первых листа с тройкой с минусом за диктант, и пишу грехи, готовясь к первой за тридцать лет исповеди.

 Почему-то показалось совершенно невозможным не только их отстукать на Эрике, но и использовать для этого обычный машинописный лист.
 Пришлось перерыть полдома в поисках школьной тетрадки, и тогда паркер сам забегал по бумаге.
 Вот как я поведала в “Дремучих дверях” аналогичный эпизод из жизни героини мистерии:

“Иоанну потрясло, что она так хорошо это помнит, все свои детские грехи, подростковые, юношеские!
 Она писала мельче и мельче, боясь, что не хватит тетрадки.
 А память выискивала всё новые чёрные крупицы прошлого. Будто мышиный помёт в горсти зёрен, отбирая, просеивая свою жизнь.
Как, оказывается, умела она, память,безошибочно отделять зёрна от плевел!
 От всего, что отлучало от Бога, от Жизни.
 Всё меньше оставалось зёрен – сплошная чёрная груда ядовитого мусора...А она всё вспоминала...
  Если действительно нам даровано Небом такое чудо – посеянное тобой в мире зло сжечь, вычеркнуть, если не из бытия (хотя Богу возможно всё), то хотя бы из собственной судьбы, - как можно продолжать таскать с собой улики прошлых преступлений?

  Только брать, хапать...
   Тщетно силилась Иоанна отыскать хоть какие-то свои добрые дела – их просто не было! На память приходило лишь нечто смехотворное - вроде мелочи нищему или кому-нибудь десятку в долг до получки.

  “Я - зло и тьма, но мне почему-то не страшно, - признавалась тетрадке Иоанна, - Я больна и безумна, но не страдаю от этого.
Я умираю и не чувствую боли.
 Похоже, я никого не люблю, даже себя.”
 (конец цитаты).

 Тетрадка кончилась.
 Я исписала ещё и обложку и остановилась перед самой таблицей умножения.
 Инна сказала, что к причастию меня вряд ли допустят. Назначат епитимью месяца на три, а может, и на полгода.
 Но на всякий случай велела поститься и накануне прочесть молитвенное правило перед святым причащением.

  А дальше началось то, что она называла “искушением”.
 Слова молитвы расплывались.
 Я засыпала стоя – пришлось плеснуть в лицо холодной водой.
 Тогда ужасно захотелось есть. Причём именно жареного мяса с луком – чувствовала во рту его вкус и умирала от голода.
 Пришлось отломить кусочек алоэ и пожевать – от едкой горечи неистовый аппетит прошёл.   Однако комната вдруг наполнилась запахом сигаретного дыма.

 В доме никого не было, кроме Инны, которая сроду не курила.
 Я на всякий случай осмотрела все комнаты – пусто.
Но запах курева всё усиливался. Даже, кажется, дымок появился, запершило в горле.
 
   Пришлось будить Инну.
 Она спросонья спросила, курила я когда-нибудь и не забыла ли, что это тоже грех? Пришлось снова искать место для записи. Запах улетучился.
 Наконец, я закрыла тетрадь и отправилась спать.

Не тут-то было.
Едва удалось задремать, в кровать ко мне стал ломиться какой-то верзила с гнусными предложениями.
 Я отбивалась, уверяя, что в данный момент это совершенно неуместно и недопустимо. А верзила врал, что он мой муж, Борис, а значит, всё по закону.
 И скороговоркой что-то цитировал в подтверждение, якобы из Библии, пряча лицо.

 Когда я уже готова была сдаться, он торжествующе полоснул по стене огненно-чёрным взглядом, вагонка задымилась.
 Я в ужасе оттолкнула его и проснулась с бешено колотящимся сердцем.
 Всё было так реально – и спальня, и сбитое одеяло, и ощущение на теле его раскалённых лап.
 И даже тёмная полоса на стене, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении просто разметкой, по которой мы с Антоном Васильевичем прибивали вагонку к доске.
 Я долго колебалась, стоит ли рассказывать читателю обо всей этой бесовщине. Когда рядом с чудесным, таинственным и великим сосуществует чистой воды мракобесие - повод посмеяться над автором и покрутить пальцем у виска.

 И всё же решила, что умолчать не имею права.
 Хотя бы потому, что никогда бы не рискнула чётко прочертить грань подлинного бытия и зыбкого воображения – вот так же, гвоздями по карандашной разметке.
 Пусть уж о том судит читатель, которому собралась поведать “правду, ничего, кроме правды”.

Я потянулась было к привычной склянке с валокордином, но вспомнила, что и лекарства после двенадцати под запретом.
Так, промаявшись всю ночь, встала совершенно разбитой.
 И тут меня охватил настоящий мандраж – тряслись руки, зубы, коленки...
 Я готова была отдать всё на свете, лишь бы не идти на эту самую исповедь. Которая ещё вчера представлялась чем-то вроде пустяковой прививки против кори – так, формальность, на всякий случай…

Но именно эта неожиданно бурная, если не сказать паническая реакция на предстоящую “прививку” меня поразила и не позволила отступить.

Что со мной?
 Я должна была понять, разобраться.

И вот я в исповедальне.
Дальнейшее описала в мистерии, рассказывая о первой исповеди Иоанны.
Моего священника звали не отцом Тихоном, а Василием.
 Постник и молитвенник, принявший в конце жизни схиму. Царствие ему Небесное.

“Она убеждалась, что надо всё сделать именно так, как принято.
 Надеть строгое платье, платок и туфли без каблуков, чтобы выстоять длинную службу.
И что так и должно быть – почти бессонная ночь над тетрадкой, по-осеннему моросящий дождик, путь к храму по мокрому шоссе – почти бегом, чтоб не опоздать, потому что опоздать было нельзя.
 Ещё пустой полутёмный храм, лишь кое-где зажжённые свечи...И женщины, не обращающие на неё никакого внимания, и подмокшая тетрадь – вода накапала с зонта.
 И неуместно яркий зонтик, который она не знает, куда сунуть. И стук сердца – кажется, на весь храм.
И умиротворяющий запах ладана...

И смиренное ожидание в дальнем углу храма. И страх, что отец Тихон про неё забыл.
 И опять страх, когда он пришёл и снова исчез в алтаре. Потом появился, но на неё не смотрит...
Он читает долгие молитвы, подзывает мальчика.
 Потом бабку, другую.
 Будто её, Иоанны, и нет вовсе.

Храм тем временем наполняется людьми, пора начинать службу.
 У Иоанны подкашиваются ноги.
 Может, он не узнал её? Этот дурацкий плащ, платок...
 И непреодолимое желание сбежать.

- Подойди, Иоанна.

Стукнуло сердце. Взять себя в руки не получается.
 Да что это с ней, в конце концов?

- Не ходи, умрёшь! – будто шепчет кто-то, - Извинись, что плохо себя чувствуешь, и бегом отсюда. Всё плывёт, ты падаешь...

Всё действительно плывёт. Но отец Тихон уже взял тетрадку, надел допотопные, перевязанные проволокой очки.

- Что, худо? Сейчас пройдёт, это духовное. Это он, враг, сейчас не знает, куда деваться, тошно ему.
 Ну-ка подержи мне свечу. Ближе.

Он читает её жизнь, шевеля по-детски губами.
 Они только вдвоём в исповедальном углу.
 Полная народу церковь ждёт, монотонный голос псаломщика читает “часы”.
 Потом начинается служба. Отец Тихон в нужных местах отзывается дьякону, не отрываясь от тетрадки.
Ей кажется, все смотрят на неё.
 Господи, тут же целый печатный лист!
 Он до вечера будет читать...

Отец Тихон по одному вырывает листки, скомкав, бросает в блюдо на столе и поджигает свечкой.
 Корчась, сгорают листки, чёрные страницы иоанновой жизни.
Листки полыхают всё ярче, на всю церковь.
 Настоящий костёр - или ей это только кажется?..
Так надо. Что останется от тебя, Иоанна?
 Господи, неужто всё прочёл? Так быстро?
 Это невозможно...

Но сама понимает, что возможно.
 Здесь совсем иной отсчёт времени.
 Отец Тихон снимает очки. На блюде корчится, догорая, последний листок с таблицей умножения.
Отец Тихон отдаёт ей титульный лист и промокашку, которые Иоанна машинально суёт в карман плаща.

- Прежде матерей-убийц в храм не пускали, у дверей молились, - качает головой отец Тихон.
И Иоанна уже готова ко всему – пусть выгонит, опозорит на весь храм, лишь бы скорее всё кончилось...

Но происходит нечто совсем неожиданное.

- Разве можно так себя ненавидеть? Надо с грехом воевать, а она – с собой.
 Бедная ты, бедная…

Это ошеломляет её, привыкшую считать себя самовлюблённой эгоисткой.
 Как прав батюшка!
 Ведь она уже давно ненавидит себя...
С какой злобой она себя тащила, упирающуюся, в яму на съедение тем, кого не получалось по-христиански любить.
 И они охотно жрали, насиловали её, как плату, жертву за эту нелюбовь.
 Но разве они виноваты, имеющие право на подлинник, а не эрзац?
Она сама ненавидела этот эрзац – Иоанну одновременно изощрённо-чувственную и ледяную. Рассудочную, самовосстанавливающуюся всякий раз подобно фантому для нового пожирания.

Не они виноваты - лишь она, Иоанна Падшая, достойна казни.
 Сейчас отец Тихон осудит её, прогонит, назначит долгую епитимью.
 Он не должен жалеть её. Не должен так смотреть…

Опираясь на её руку, отец Тихон медленно, с трудом опускается на негнущиеся колени.
 Вся церковь ждёт.
 Псаломщик начинает читать по-новой, пока батюшка с истовой жалостью молится о “заблудшей рабе Иоанне".
Невесть откуда взявшиеся слёзы заливают ей лицо.
“Бедная ты, бедная!” Годами убивающая себя и не ведающая, что творящая.
 Или ведающая?
 По его знаку она опускается рядом.

- Нельзя на коврик, для батюшки коврик! – шипит кто-то в ухо.
 Она послушно, без обиды отодвигается. У;мирая от жалости, ненависти и любви к бедной Иоанне Падшей”.
 (конец цитаты).

- Неужели сразу причаститься разрешил? – изумится Инна, - Ему теперь за тебя перед Богом отвечать, если сорвёшься. Всё равно, что разбойника на поруки.
 Слишком мягкий он, отец Василий, добрый...
 Прости меня, Господи, батюшке, конечно, видней.
 Но у тебя теперь будет огненное искушение – жди.
 Это случается, когда сразу к причастию...
Взрыв бывает. Мир и антимир.

Так напророчествовала искушённая в духовных делах Инна, и предсказание её с лихвой сбылось.
 Но прежде был упоительный период эйфории неофитки. Полагающей, что стОит лишь открыть миру глаза на то, что открылось тебе, и он, этот несчастный заблудший мир, мгновенно встрепенётся, пробудится и оживёт.
 Подобно заколдованному сказочному царству, которое спас поцелуй любви.