На фото: Стол переговоров на Потсдамской конференции. 1945г.

1953-й год

 Потом умрёт Сталин.

  Мне будет только пятнадцать, и “вождь” для меня, как и для большинства, означал “Ведущий”.
 Не начальствующий, не управляющий, не руководящий, а именно Ведущий, что подразумевало некую цель, причём очень важную.
Может быть, самую важную - путь к оправданию всей жизни.
 Вернее, разные пути, ведущие к этому общему для всех оправданию под названием “Светлое будущее”.
 Непременно вверх, а значит, к общей вершине. И впереди он, Вождь. В сапогах, маршальской фуражке, с заложенной за воротник кителя рукой.
 Негромкий голос с акцентом, дымок трубки, тигровый прищур всевидящего хищника.

 Покат тропы, подкрадывающиеся к стаду волки, летящий вниз камень – он видел всё.

 “Мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе”.

 Это было сущей правдой. Практически никогда мой внутренний компас совести не указывал иное направление – вразрез с поступью Вождя. Хотя, собственно, было-то годов мне всего ничего.
 Идти за ним приходилось всё время в гору, как мне, так и всей стране.
 Это было непросто, иногда тяжко, но всегда интересно – а что там, за поворотом?

 Мы были первопроходцами.
 Порой отлынивали, сбивались с тропы, подтягивая друг друга в общий строй. Иногда щелчком по носу.
 А если кто-то начинал бузить, он оборачивался и смотрел на нарушителей в упор, с прищуром.
 Тогда в этом месте начиналась какая-то возня, в результате чего этот бузивший, или бузившие, вдруг исчезали куда-то бесследно. Ряды смыкались, и движение продолжалось.

  Никогда Вождь не был для меня Богом и не заменял Его.
 Сталин был в Кремле, на земле, а Бог – повсюду.
 И под землёй, куда зарывали покойников - оттуда Он забирал хороших к себе на небо. И в светлых облаках над неведомой вершиной, откуда Ему всё было видно. И куда нас вёл Вождь.

 Окончательно всё решал Бог, в том числе и судьбу самого Вождя.
 И, когда на первой странице букваря я увидала портреты мёртвого Ленина и тогда ещё живого Сталина, внутренний компас решительно отодвинул земных вождей на полстраницы ниже, освободив место для Вечного.
 О Ком так замечательно написал ещё неизвестный мне тогда Державин:

       Дух, всюду сущий и единый,
       Кому нет места и причины,
       Кого никто постичь не мог,

       Кто всё Собою наполняет,
       Объемлет, зиждет, сохраняет,
       Кого мы называем: “Бог!”

       Собою из себя сияя,
       Ты свет, откуда свет истек,
       Создавый всё единым словом,
       В твореньи простираешь новом,
       Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!

  Я не просто верила, что Бог есть Я изначально это знала каким-то внутренним ведением. Но, поскольку часто слышала от взрослых обратное, нашла объяснение в том, что свергнутые цари, помещики, капиталисты и оставшиеся после них несознательные злющие старухи в тёмных платках завели себе такого же злого бога.

  Несправедливого, помогающего грабить, обманывать и мучить бедняков.
 Это, конечно же, “не наш” бог. От него все беды, войны и несчастья, потому в него и не велят верить.
 А наш, - добрый, всевидящий и невидимый, живёт на небе. За таинственной дверью в потолке, которая когда-либо откроется перед тем, кто никого не обижал. Защищал слабых, не крал и не обманывал.
 Кто погиб за народное дело или умер под пытками, не выдав товарищей…
Кто строил города, прокладывал дороги, выращивал хлеб.
 Писал хорошие добрые книги и сочинял песни.

  Кстати, именно эти первые книги, фильмы и песни, тщательно отобранные школьной программой, как ни странно, поведали мне о “нашем Боге”.
И почти никогда так называемая “идеологическая пропаганда” не шла вразрез с показаниями внутреннего компаса. Глубинной шкалы ценностей того, что хорошо и что плохо.

 Помню, как на уроке истории я возмутилась, почему расстреляли детей царя в Екатеринбурге – дети –то при чём?
 Ответ учительницы, что их могли использовать когда-либо для восстановления монархии, объяснял, но не оправдывал.
 Политическую борьбу тогда мой компас не вмещал – только систему ценностей, в которой не было места убийству детей во имя высшей целесообразности.

  Сохранилась в школьном дневнике запись: “Смеётся на уроках дарвинизма”. Развеселила меня гипотеза нашего обезьяньего происхождения.

       Твоё созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь!
       Источник жизни, благ податель, душа души моей и царь!

       Твоей то правде нужно было, чтоб смертну бездну преходило
       Моё бессмертно бытиё. Чтоб дух мой в смертность облачился,
       И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! В бессмертие Твоё.

  К чему я всё это? Да по поводу смерти вождя.
 Даже мысли не было, что, может, не ходить на похороны – ну чего торопиться? Ведь сообщили – скоро тело набальзамируют, внесут в мавзолей.
 И будет лежать века, как и Ильич, “вечно живой” - глядите себе на здоровье…

  Нет, не “глядеть” я шла, когда рано утром, надев лыжный костюм, тёплые ботинки на шнуровке, только входящие в моду, и, сунув в карман пару бутербродов, решительно направилась к Дому Союзов. Ещё не зная, чем всё это кончится.

 Вот теперь, спустя более полувека, вспоминаю, анализирую и понимаю – не глядеть.
 Опять эти “должна” и “надо” гнали меня.
Но тогда я ничего и не собиралась анализировать – просто шла, куда все.
 От нашего писательского дома на Лаврушенском до площади Свердлова всего-то полчаса ходьбы. Но оказалось - не тут-то было.

 Словно вся Москва, и не только Москва, шла и ехала в тот день в одном направлении. Повсюду натыкаясь то на колонну грузовиков и автобусов, то на наряд милиции, пешей и конной, на везде жёсткое:
 - Нет проходу!

  Помню, как петляя и просачиваясь через какие-то дворы и переулки, добралась до Трубной. До той самой арки-убийцы, где уже тогда творилось неладное, раздавались визг и крики вперемежку с “раз-два – взяли!”.
 Толпа напирала, рвалась туда, не зная, что ворота заперты.
 Или ей уже было не до инстинкта самосохранения, гонимой тем самым “надо!”. Что всё более овладевало и мной.

  Однако, всё же победила осторожность, или мой ангел-хранитель в лице двух мальчишек, поначалу тоже орущих: “взяли!” и увлекающих меня за собой.
 Но затем, когда я приготовилась к очередному штурму, ребята вдруг протолкнули меня в узкий проход в толпе (народ расступился, чтобы выпустить растерзанную мамашу с истошно ревущим ребёнком).
 И мы неожиданно оказались на тротуаре.
  На мои разочарованные стенания и упрёки тот, что поменьше, румяный крепыш по имени Костя, процитировал задумчиво:
       - Не, мы пойдём не таким путём.
       - Не таким путём надо идти, - по-ленински согласился второй, Рустам.
 Как потом выяснилось, из династии цирковых наездников, приехавших на гастроли, и брат мужа костиной тётки. Москвички и тоже циркачки.

  Мы шли до вечера, кружа вокруг улицы Горького.
 То приближаясь к цели, то отдаляясь. По крышам домов и гаражей, по чердакам и балконам. Под грузовиками и брюхами лошадей, по карнизам балконов.
 Мы звонили в квартиры, чтобы нас пропустили на балкон пройти по карнизу к чердачной лестнице. И странно – нас пропускали. Молча кивнув, когда мы говорили: “к Сталину”.

 Давно были съедены бутерброды и урюк, что был у ребят.
А о прочих естественных отправлениях мы и думать забыли – всё высушил и спалил всепожирающий огонь того мартовского дня.
 Помню, как стояла на какой-то крыше. Внизу – протянутые руки Рустама:
 – Прыгай, тут же невысоко!

 Какое там “невысоко”!
 Понимаю, что это – смерть, и всё же лечу вниз.
 Стараюсь не приземлиться на сломанную два года назад ногу, сшибая Рустама.
 -Корова, кто же так прыгает!
 Но, слава Богу, оба живы, только болит бедро.
Потом обнаружу огромный синяк, но это чепуха.

А пока мы идём. Пароль: “Я живу на улице Горького, дом шесть”.
 Милиция нам не верит.
 Тогда начинаю плакать и врать о больной маме.
 Совсем неподалёку медленно движутся делегации с венками.
 
- Стой, куда?!

  Костя с Рустамом кидаются “на протырочку”, милиция – за ними.
 И тогда я в суматохе ныряю под стоящую технику и врезаюсь в проходящую колонну. Прямо в грудь военного с траурной повязкой.
       - Это ещё что?..
       - Улица Горького, дом шесть, - продолжаю бормотать я сквозь слёзы, с ужасом сознавая, что мелю чушь.
  И он всё понимает и, поморщившись, рывком разворачивает меня лицом к движению, крепко взяв под руку.
       - Если что – ты со мной.
  Киваю, глотая слёзы, со всех сторон стиснутая толпой молчаливых, смертельно уставших людей. То по сантиметру, то почти бегом продвигающихся куда-то. Потому что мне ничего не видно из-за слёз.
 Запах хвои, рыдающая музыка, уже все кругом плачут, кому-то плохо.
 - Товарищи, у кого-то был валидол?

  Он лежит в венках и цветах. Уже не “с нами” и уже “не вечно живой”.
Принадлежащий иному измерению, вечности – это я понимаю как-то сразу и сразу успокаиваюсь.
 Тоже смутно осознавая, что пришла не к нему, а к этой самой “вечности”.
 Просить за него. Свидетельствовать о том, чего уже никогда не будет. Что ушло из нашей жизни вместе с ним.
 Ушедшее было трудно и ужасно, но всё же прекрасно.

  Они все пришли свидетельствовать – и фронтовики, и просто работяги.
 И бабы из ближних и дальних деревень, и застывшие в своих куцых пальтишках студентки, и узбечка в цветастой безрукавке.
 “У москвички две косички, у узбечки – двадцать пять”…

Этого уже никогда не будет. Кончается эпоха, которую мы прожили с ним.
 Оборвалась ведущая вверх лестница, по которой мы поднимались за ним.
Сталинские пятилетки, приказы Верховного Главнокомандующего, победные салюты, “рапортуем товарищу Сталину, спасибо товарищу Сталину”…
 “И сам товарищ Сталин в шинели боевой…”

Наверное, кто-то пришёл из любопытства. Кто-то – не пожелал идти, порадовался, выпил и закусил…
 Но большинство явилось свидетельствовать.
О том же, о чём ходатайствуют по христианскому обряду провожающие усопшего в последний путь.
Или ничего, или только хорошее.
Нет, даже не о своей любви – народная любовь к правителю порой слепа и лукава. Привёл народ в кабак, к полному корыту, в чужие земли – вот тебе и любовь.
 И так бывает.

  Я потом долго размышляла, в чём же мы все свидетельствовали, но так и не нашла нужного слова. Просто плакали в неподдельном горе.
И бабьи навзрыд, и “скупые мужские слёзы” - они и были ходатайством.

 И я вдоволь наревелась на чьём-то плече, и сразу стало легче. Потому что сделала это. Сделала, что была должна.
 “Спасибо вам, что в дни великих бедствий о всех о нас вы думали в Кремле”, - вертелось в глупой моей голове.
       - Проходите, товарищи, всем надо проститься…
       “За то, что вы повсюду с нами вместе. За то, что вы живёте на земле”.

       Уже не живёте. Жили.

  Едва помню, как добралась до дому. Как мне там досталось на орехи – пронёсся слух о машинах, полных галош и трупов.
Как домашние ахали, увидав иссиня-чёрное пятно на бедре. Как стояла под горячим душем, уже ничего не чувствуя.
 Спокойная за него и за нас, потому что мы не забудем.
 Вечная память.
 “За то, что вы жили на земле...”

*   *   *

 РЕЧЬ ПАТРИАРХА АЛЕКСИЯ ПЕРЕД ПАНИХИДОЙ ПО И.В.СТАЛИНЕ, СКАЗАННАЯ
В ПАТРИАРШЕМ СОБОРЕ В ДЕНЬ ЕГО ПОХОРОН (9.03.1953 г.

 Великого Вождя нашего народа, Иосифа Виссарионовича Сталина, не стало.
 Упразднилась сила великая, нравственная, общественная.
Сила, в которой народ наш ощущал собственную силу. Которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях. Которою он утешался в течение многих лет.

 Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого Вождя.
Об его напряженных заботах и подвигах во время Великой Отечественной войны, давшими нам победу над сильным врагом и вообще над фашизмом; об его многогранных необъятных повседневных трудах по управлению, по руководству государственными делами - пространно и убедительно говорили и в печати, и, особенно, при последнем прощании сегодня, в день его похорон, его ближайшие соработники.
 Его имя, как поборника мира во всем мире, и его славные деяния будут жить в веках.

Мы же, собравшись для молитвы о нем, не можем пройти молчанием его всегда благожелательного, участливого отношения к нашим церковным нуждам.
 Ни один вопрос, с которым бы мы к нему ни обращались, не был им отвергнут. Он удовлетворял все наши просьбы. И много доброго и полезного, благодаря его высокому авторитету, сделано для нашей Церкви нашим Правительством.

Память о нем для нас незабвенна. И наша Русская Православная Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в последний путь, "в путь всея земли", горячей молитвой.

В эти печальные для нас дни со всех сторон нашего Отечества от архиереев, духовенства и верующих, и из-за границы от Глав и представителей Церквей, как православных, так и инославных, я получаю множество телеграмм, в которых сообщается о молитвах о нем и выражается нам соболезнование по случаю этой печальной для нас утраты.

Мы молились о нем, когда пришла весть об его тяжкой болезни. И теперь, когда его не стало, мы молимся о мире его бессмертной души.

Молитва, преисполненная любви христианской, доходит до Бога.
 Мы веруем, что и наша молитва о почившем будет услышана Господом.

 И нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой, горячей любовью возглашаем Вечную Память".

(Журнал Московской Патриархии. 1953, №4. С.3)

 В БЕСЕДКЕ С: Игнатовым Игорем, Б.В. Болотовым,

   Л. Хачатуровым, Игорем (Форум К-М) и прессой

Юлия - Игнатову Игорю:
- Очень Вам благодарна за ободряющие слова.
Я тоже уверена, что “Изания состоится”, что этот новорождённый призван когда-нибудь объединить “наших” в альтернативную цивилизацию.
Но очень хотелось бы успеть – и в России и в мире творится что-то ужасное, всеобщее безумие.
Вы как-то призывали меня не обращать внимания на “их разборки”, но сейчас вот передали, что Израиль обстреливает Церковь Рождества Христова, что там начался пожар.

А у нас в посёлке народ молча вымирает – кто духовно, кто физически.
На днях гуляли с овчаркой – навстречу живущий у леса алкаш.
Еле идёт, держится за бок – то ли что-то с сердцем, то ли действительно рёбра сломаны, как он сказал. И пьяный.
Доведите, говорит, до дому, сам не дойду.

Оставила мужа с собакой, взяла бедолагу под руку, приковыляли.
А у него в доме на полу мать лежит на подостланном тряпье. Вся высохла, но взгляд осмысленный, просит есть и пить.
Чашка стоит рядом, но бабку пришлось поить, не может приподняться.
Я говорю сыну:
- Дай ей поесть.
- Да она уже ела.
Нашла в буфете пряник, - бабка схватила и буквально проглотила.
Вышла от них со слезами – навстречу муж бежит. Испугался, что со мной что-то случилось.

И подумалось – а ведь ему тоже нянька нужна. Всем нужна нянька.
Никто ничего не хочет делать, каждый сам по себе и подыхает в одиночку.
Среднее поколение занято, в лучшем случае, лишь тем, что вкалывает по-чёрному.
Ну а молодёжь прожигает жизнь, спивается, колется или часами убивает время за компьютерными играми.
Тоже наркотик, но всё же не худший вариант.

Таких умирающих стариков и их родичей, спившихся от невостребованности и тоски, – здесь можно найти почти в каждом дворе.
И у всех – разваливающиеся дома, заросшие участки.
Никакими единичными благотворительными акциями ничего тут не решить. Принесёшь еды для немощной бабки – тут же соберётся компания и всё сама слопает в качестве закуски.

Нынешним вампирам такая ситуация на руку – потом скУпят посёлок за бесценок, понастроят коттеджей.
А Изания бы легко решила проблему.
Аренда таких домов и участков, ремонт и строительство теплиц руками тех, кому негде жить (сейчас таких в России полно).

Стариков и немощных компактно поселить с уходом, лечением, телевизором и библиотекой.
А освободившиеся дома можно сдавать дачникам с детьми, педагогам всех профилей.
Да и алкашей, которые пьют от безделья и безысходности, можно попробовать приобщить к чему-то полезному и интересному.

Господь приказал расслабленному: “Встань и иди”! И тот пошёл.
А что могу я?
Пока одного на себе поднимешь, другой опять заваливается.
Наверное, есть какая-то сила, партия или движение, отдельные пассионарии, которые могли бы взяться за реализацию проекта...Но ведь их надо по-настоящему искать, рыть землю!

Иногда с трудом сдерживаюсь, чтобы самой не ринуться в бой, отложив рукопись.
И сама же себя останавливаю: нельзя.
Всё же “вначале было слово”.

Мало кто по-настоящему понимает духовную суть Изании. Большинству интересна лишь её материальная сторона.
Так что пусть проект будет толком изложен и обоснован хотя бы на бумаге в ожидании своего часа.
Ведь, если верить Булгакову, “рукописи не горят”.

Вы совершенно правы – нужны консультации с юристами и экономистами. Нужна инициативная группа хотя бы из пяти человек для сбора базы данных.
В одной только газете “Из рук в руки” такое количество предложений (и услуг, и резервов), что можно построить сто изаний.
И идею “Русского Лукоморья” действительно вполне можно с Изанией совместить. С ней вообще совместимо всё, не противоречащее Замыслу о Богочеловечестве.

Была бы сейчас надёжная группа добровольцев-организаторов - можно открывать фонд. Рекламу сделать несложно, мне обещали. Помещение с телефоном и компьютером тоже не проблема, но...
Как говорил отец народов: “Кадры решают всё”.
Да и Владимир Ильич незадолго до смерти изрек, что революцию спасли бы несколько “святых Францисков Асизских”.

Вот и в Евангелии от Матфея сказано:
“Видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря.
Тогда говорит ученикам Своим: жатвы много, а делателей мало; итак молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою”.

Здесь нам прямое указание: народу нужны “делатели” (спасатели).
Именно их руками умножает Господь Свою жатву.

Он – Спаситель, а мы – спасАтели.

Поэтому популярный призыв “Спасай себя” противоречит Закону Неба.
Просто надо молиться, и Господь даст, когда придёт время, – и силы, и помощников.

Ещё раз благодарю за поддержку, она для меня очень важна. В конце концов, двое “делателей” – уже Изания.
2002-04-09

*   *   *

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

(из газет)

Почему они вымерли

“В те давние годы учёный (речь идёт о “человеке-академии” Б.В.Болотове) нашёл основополагающий принцип устройства живых систем – лидерность.
Наблюдал за стайкой рыб в аквариуме.
Она вела себя осмысленно, как коллектив, объединённый единой целью.

Болотов разделил стайку пополам, отсадив половину в другой аквариум.
С одной полустайкой вроде ничего не произошло, она функционировала так же.
Зато другая половинка разбрелась по углам, словно потеряла смысл существования.
Рыбки стали одинокими, начали болеть и угасать.
Здоровую, полную сил полустайку исследователь вновь разделил пополам, опять выделил из неё жизнеспособную часть...
И так много раз.
Пока не осталась последняя, единственная рыбка, которую Болотов признал лидером.

Подобный лидер имеется в любом сообществе: среди сперматозоидов (без лидера не происходит зачатие), среди атомов, среди звёзд, среди людей.
Не отыщешь клетку-лидера в заболевшем органе – невозможно его лечить.

Лидер пчелиного улья – матка. Не случайно все прочие пчёлы о ней заботятся, отдают ей лучшую еду.
Жизнь улья целиком зависит от жизни матки. Если каждый год заменять матку на более молодую, пчелиная семья может существовать нескончаемо долго”.

2002-04-09

*   *   *

Лидеры, ау!

Л. Хачатуров:
- Сложности построения Изании в существующем правовом поле.

Отклик: “Всё элементарно” побудил меня указать уважаемым участникам данного форума на некоторые сложности, которые, с моей точки зрения, могут возникнуть на пути “изанической” идеи.

Я вижу несколько юридических препятствий (юристы наверняка увидят больше).

1.а. По сути, предлагается при помощи некоей взаимозачётной схемы уйти от государства, фактически обкрадывающего нас за счёт удушающих налогов.
Как только рубль стал активно девальвироваться, удушающие экономические законы совсем стали невыносимыми. Множество предпринимателей стали создавать аналог натурального обмена, организовывать взаимозачёты.

Обороты этого хозяйства оказались столь высоки, что несколько лет назад, ещё в прошлом тысячелетии, кто-то из наших недолговечных премьеров (кажется, Кириенко) запретил взаимозачёты при помощи комплекса указов, законов и подзаконных актов.
Вернее, не совсем запретил, а законодательно лишил их экономической выгодности (то есть, если делать всё по закону, то разоришься).

Таким образом, осуществляя взаимозачётные операции без участия государства, все изане, с точки зрения существующего законодательства, становятся преступниками.

1.б. По сегодняшним законам, если ты осуществляешь благотворительный взнос денег, например, в детский дом (храм, больницу и т.д.), то ты ещё должен отвалить государству с этого взноса, после его получения, также должен отдать государству подоходный налог.

  Таким образом, с любой финансовой транзакции – приход или расход, мы имеем дырку от бублика.

1.в. Надо будет привлекать специалистов по клиринговому праву, потому что при больших потоках взаимозачётных сделок наверняка возникнут конфликтные ситуации.

  В завершение хочу сказать, что взаимозачёты – достаточно старая область экономики, и математический аппарат, описывающий взаимозачёты, весьма непрост.
Существует специальное спринговое матобеспечение, которое позволяет находить и формировать в базе данных взаимозачётные цепочки любой длины.

Адаптировать его к задачам Изании должны высококвалифицированные экономисты.
Согласятся ли они это делать за иуе?

2002-04-13

*   *   *

Про частную собственность

Игорь (К-М):
- Средства производства, изготовляемые в Изании, или покупаемые за доллары, могут по смыслу самой Изании находиться в коллективной собственности всех её граждан.

Юлия:
- Совсем необязательно.
Допустим, вы накопили в иуе энную сумму. А затем лично, или договорившись с другими изанами-компаньонами, приобрели цех по переработке молока, ремонтную автомастерскую или медицинский центр.
Всё это – ваша частная или коллективная собственность, и это отнюдь не мешает вам жить по принципу Изании.
То есть вы производите для Изании молочные продукты, ремонтируете машины и лечите больных. А зарплата вам поступает в иуе, обеспеченных услугами Изании.
Или оказываете неизанам услуги за наличные, которые они оплачивают через Фонд Взаимопомощи, а сумма опять-таки поступает на ваш счёт в иуе.
Но как только вам необходимы наличные, подаёте заявку и их получаете.

Основное правило: мы – единый организм, и нал поступает туда, где он необходим.
Поскольку иуе в данном случае – реальная мера труда и услуг, такая система будет максимально выгодна для всех при условии добросовестной работы каждого (халявщики и жульё сразу окажутся на виду).
Она также даст возможность накапливать необходимые сумму без угрозы дефолта (иуе и в Африке иуе).
Осуществлять, объединясь, самые смелые проекты, участвуя в начинаниях друг друга.
Так, например, режиссёр, сценарист, актёры, могут совместно поставить фильм, не дожидаясь подачки от спонсора или чиновников.
Пригласив изан, желающих поддержать проект материально, из самых разных сфер – врачей, сантехников, инженеров.
Потом они будут вместе получать с готового фильма прибыль.
Это их собственность, остальные изане тут не при чём.

Но с одной оговоркой. Здесь речь уже идёт о второй ступени Изании.
Подразумевающей определённое духовное восхождение и не позволяющей её членам тратить деньги “на дурь” - (на всякую там роскошь, непотребства, подпитывающие Вампирию и дискредитирующие духовную суть Изании, как альтернативной цивилизации).

Здесь мы будем руководствоваться принципом: на чью мельницу льёшь воду?
Эти ограничения должны быть изложены в Уставе, и при злостных нарушениях человек из Изании исключается.
Но мы ещё какое-то время оказываем ему услуги до полного расчёта.

2002-04-16

Я в Интернет, как на войну,
Иду сражаться за страну.
Твердят: - Страна твоя убита,
Давно всё предано, забыто,
Чужие здесь теперь живут,
И даже куры не клюют
Их деньги-грязь...Закрыто дело
И поле битвы опустело.

*   *   *

Но я с рассветом ухожу
Сражаться за свою страну...

Шинель, сума чрез плечо,
Плечо болит. И горячо
Ему от раскалённых слов,
В суму набитых до краёв.

Взрывоопасные, как мины -
Фольга, запал...За мандарины
Принять их можно, что висели
На детской новогодней ели,
Но лишь дотронуться захочешь -
Огнём опалит и отскочишь.

О нет, не трупно-ледяных -
Иду искать ещё живых,
Таких, как ты. Таких, как я -
Одна судьба, одна семья...
И в искупленье за вину
Тащу слова на ту войну.
И то ль на счастье, то ль на муку
Сума оттягивает руку.

*   *   *

Запал от сердца поджигаю,
И слово-мина улетает
В тоннель-поисковик. Спешу,
В кромешной тьме своих ищу.
Средь мЕрсов, джипов, вилл, витрин,
Среди  базаров и руин,
Средь мёртвых душ, бездушных тел
Зову того, кто уцелел.

Ищу раздавленных нуждой,
И неподъёмной суетой,
Враньём, оплёванной мечтой,
Бесстыдно-жалкой наготой
И беспросветной пустотой...

Ищу поверженных, больных,
Совсем бездвижных, но живых.
Не просят ни воды, ни хлеба,
В глазах распахнутых - лишь небо.

*   *   *

О Боже - что слова творят!
Взрывают плиты, мрак крушат,
Врачуют и животворят,
И запускают вновь сердца,
И раздвигают небеса.
И кто не хочет слышать - слышит,
И кто дышать не может - дышит!

Путаны зябнут на панели -
Вдруг их глаза поголубели.
Толстяк в элитном кабаке
Запел про кеды в рюкзаке...

Уже  сума скользит с плеча,
Легка, но так же горяча -
Лежит на дне, в путь гонит снова
Одно оставшееся слово.

*   *   *

Сеть лабиринтов, выход, вход -
Поисковик опять ведёт.
А наверху Москва кайфует -
Бузит, ворует и шикует.
Банкует, пьёт, палит, бомжует,
И балагурит, и жирует,

Слезам не верит,
Знай - пирует.

*   *   *

А я спешу - есть тайный ход
К стене Кремлёвской,
Где в поход
На смерть шли юные бойцы,
Их братья, деды и отцы -
Не за Тельца и драг металл,

Покровом снег их заметал
От вражьих птиц...
Не видно лиц.
И тихий голос приказал:

- Врага не пустим за порог.
Назад ни шагу!
С нами Бог.

*   *   *

Там голубые ели ждут,
Когда куранты бить начнут,
В снегу две розы расцветут,
И вечным трепетным огнём
Взметнётся слово над вождём:

- Мы не рабы! Бессилен враг.
Прости нас и живи в веках!

*   *   *

Темнеет.Кликнула "домой",
А дома - свой домашний бой.
Там - беспробудные дела,
Там хвори, дрязги, маята,
Там непотребные слова,
От шума кругом голова,
А я и так едва жива.
Мне бы навеки отдохнуть,
Не быть, не мыслить и уснуть...

Но кто-то силы вновь даёт,
С рассветом в бой труба зовёт,
Где рот, присыпанный землёй,
Шепнёт:
 - Сестрёнка, я живой...

*   *   *

Мы - не рабы.
Наступит срок -
Воскреснем, встанем.
С нами Бог!