*   *   *
Не снится им больная поясница,
Обрыдлая земная суета,
Палата, поселковая больница,,
Облезлых стен размытые цвета...

Но сердце, словно пойманная птица,
Колотится в забитое окно, -
Солдату соловьиной  рощей мнится, -
Зеленое от плесени стекло...

       B БЕСЕДКЕ С: Игорем Игнатовым, Александром,
                              Иоанной и Денисом

Вокруг – пляска нечисти

       Игнатов Игорь: “Вокруг – пляска нечисти”.

       Юлия:
 - Благодарю за возможность вместе помечтать о “сообществе единомышленников, в кругу которых можно было бы “преломить хлеб”, а не только “распределять заказы”.
 Мы же пока лишь на теоретической стадии поиска “хлеба насущного”.

       Вокруг действительно “пляска нечисти”.

       Что касается Вашей просьбы, могу посоветовать вот что.
 Помогает “снисхождению Святого Духа, силы и благодати” прежде всего известная молитва Святому Духу, она есть в православных молитвенниках.

       Ещё монахи от “пляски нечисти” рекомендуют следующее:

       “Крест честной, на весь мир освящённый благодатью и Кровью Господа нашего Иисуса Христа, данный нам на попрание всех врагов, видимых и невидимых. Во имя Отца и Сына и Святого Духа”.
 С последними словами широко крестите (можно мысленно) людей, углы комнаты – всё, что Вас смущает.
Очень сильная молитва.
       Ну и, конечно, великопостная молитва Ефрема Сирина - “Господи, владыка живота моего”. Тоже есть в молитвенниках.
 О ней чудесно написал Пушкин:

       Отцы пустынники и жёны непорочны,
       Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
       Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
       Сложили множество божественных молитв.

       Но ни одна из них меня не умиляет,
       Как та, которую священник повторяет
       Во дни печальные Великого поста;
       Всё чаще мне она приходит на уста
       И падшего крепит неведомою силой:

       Владыка дней моих! Дух праздности унылой,
       Любоначалия, змеи сокрытой сей,
       И празднословия не дай душе моей.

       Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
       Да брат мой от меня не примет осужденья,
       И дух смирения, терпения, любви
       И целомудрия мне в сердце оживи.

       Ну а “раскрытию канала” мне больше всего помогает доброе дело в ответ на чью-нибудь пакость.
 Разумеется, это касается только личных обид. Простишь, ответишь добром – сразу Господь рядом.
       И, конечно же, для достижения “высоких состояний” очень помогает Причастие.

       Вы спрашиваете, нужна ли помощь.
 События не тороплю – Господь обычно сам указывает, что и когда.
 А впрочем, приглядитесь к окружающим – может, отыщутся “наши”?
 Когда проект Изании будет более-менее завершён на бумаге, хотелось бы перевести текст на английский.

       Храни Вас Господь, Игорь, держитесь.
 Я Вас понимаю – “Бывали хуже времена, но не было подлей”.
Когда станет особенно трудно, представляйте себя “благоразумным разбойником”, распятым на Кресте рядом со Спасителем.
 Верьте и помните, что именно Крестом Он (они оба) победили смерть.
       2002-02-04

*   *   *

       Александр:
 - “Бомбить” – это методы исключительно коммунистические (“если враг не сдаётся, его уничтожают”).
 Помните, как СССР помогал устанавливать мир во всём мире с помощью танков и самолётов?

       Юлия:
 - Каемся, запамятовали.
 Но зато прекрасно помним, как Штаты бомбили “исключительно коммунистическими методами” Вьетнам, Камбоджу...
Затем Ирак, Югославию, теперь вот по Афгану за Бен Ладеном гоняются, все горы раскурочили.
 Уж полночь близится, а Ладена всё нет...
 Вы нам поведайте, бдительный вы наш, какие такие коммунисты завелись в ЦРУ, Пентагоне и Белом Доме, что за Штирлицы?
 Мы их быстренько разоблачим, а за вознаграждение хоть Китежу поможем заплатить за телефон и электричество.
       А пока разрешите Вашими устами на нашем форуме передать злобным коммунякам, пробравшимся в ангелоподобное НАТО, призыв Христа:
       “Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас”.
       Может, послушаются, аспиды. А то ведь грозятся вдарить по Саудовской Аравии, Ираку, Ирану, Пакистану.
 А там, глядишь, и до Москвы доберутся...

       Александр:
 - Да и территории у Изании нет, так что технически бомбардировки не осуществимы.

       Юлия:
 - Вот потому-то и приходится конструировать глобально-всемирный вариант спасения.
 Чтоб в каждой ихней Гаване – по “нашему человеку”.

       Александр:
-Так что я б изанцев не бомбил (чего уж, коль нет территории – Юлия). Я б их, будь моя воля, на ТВ снял и по всему миру показал, на манер передачи “Последний герой”.
 Вот, мол, полюбуйтесь, до чего эксперименты доводят.
 Пусть другие смотрят и не повторяют ошибок.

       Юлия:
 - Ну, спасибо, человеколюбивый вы наш.
 Нынче по ящику - то бомбёжки, то разборки, то колются, то трахаются, то города замерзают, то дети прямо на полу на вокзалах спят.
То в Нью-Йорке башни взрывают, то в Москве многоэтажки...
То учёные с тоски пускают пулю в лоб – приелась зрителю эта идиллия, ему ужастики про Изанию подавай.
Ну что ж, снимайте – в “Дремучих дверях” уже и сценарные наработки есть.

Добро пожаловать в Златогорье – штаб Изании.
Кстати, после окончания съёмок можно разбомбить.

       “Когда врачи сочли возможным перевезти Дениса в Златогорье, она без колебаний переехала туда, оставив дом и Анчара (собаку) в надёжных руках.
 Это тоже было чудом – обычно так трудно найти подходящих людей. А тут и дом под присмотром, и всякие неполадки, мелкий ремонт – будто по мановению волшебной палочки вершится сам собой.

       Ей дали комнату в бывшем главном здании профилактория – гостиничного типа, с балконом. Комната и совмещённый душ с туалетом.
 В коридоре стояли три газовые плиты – если надо что-то разогреть, вскипятить чайник или сварить кофе. Посудомойка и контейнер для мусора.
А вообще питались в столовой.
 Напоминало советские дома творчества.
Меню заказывалось на три дня вперёд, еда была простая и вкусная, в том числе и диетическая.
 Шведский стол – капуста, чеснок, свежие овощи и зелень из златогорьевской теплицы.

 Работающие вдали от Златогорья получали при необходимости специальный “тормозок” – обед в лёгком компактном изан-термосе.
 По возвращении – ужин.
Так что принцип “хлеба насущного” соблюдался неукоснительно.

 В комнате – двуспальная кровать, встроенный платяной шкаф, письменный стол-секретер с откидной шторкой, типа шведского.
 Также встроенный в стену небольшой холодильник и что-то вроде телевизора, по которому, однако, кроме обычных телепередач, можно было заказать и посмотреть любой фильм, художественный или учебно-познавательный.
 Отсюда же осуществлялась связь со всем Златогорьем. И с любыми точками системы Изан-нет.

       Можно было не ходить в столовую и попросить принести обед или завтрак в номер. Или заказать деликатес (за дополнительную плату), принять гостей.
 Для большого торжества – арендовать специальный зал.
Если сумма превышала предел разумной нормы, тебя предупреждали, а потом могли и исключить за “несоблюдение принципов Союза”.
В общем, можно было позволить себе всё, что разрешалось среднему советскому гражданину – кроме загульного пьянства.
Плюс дозволялись ещё кое-какие “слабости”, связанные с развлекательными поездками, индивидуально-бытовой техникой, фирменной косметикой и даже приобретением пса редкой породы.
       Но жили в Златогорье, в основном, аскетичные фанаты-трудоголики. Которые, дорвавшись, наконец, до возможности выкладываться на полную катушку, не отвлекаясь на быт и прочие досадные мелочи жизни, самозабвенно это делали.

       Они-то и составляли основной контингент первых изан вместе с романтической молодёжью, - егоркиными фанами – фиалочками и сизарями.
Верующими различных конфессий, пассионариями всех мастей, жаждущими живого дела.
 Здесь все вполне уживались, поскольку религиозные и национальные споры были строго запрещены.
       Очень важным для Изании было – состояние земли, бережное к ней отношение.
 Родина – вверенная тебе Небом экологическая ниша. Защита детей и немощных, участие в различных прогрессивных начинаниях, движениях, протестах.

 И вообще – тактика вытеснения “хищников”, вампирского сознания из жизни, включая твоё собственное сознание.
Поэтому подразумевалось, что бороться с излишками и низменными желаниями изанин должен сам, коли встал на этот путь.
Кстати, куда более либеральный, чем толстовство, не говоря уже о монашестве.

       Уборка и смена белья производились регулярно, как в гостинице.
 Обои, шторы, светильники, весь интерьер легко мог быть заменён по желанию жильца.
Был небольшой набор посуды, на балконе – кресло-качалка, которое Иоанна тут же перетащила в комнату.
 Работалось здесь дивно – любая книга, любая информация.
Иногда ей удавалось выкроить час-другой для английского.
 Слушала она и музыку – классику и старый джаз, особенно когда Денису отменили больничный режим.
       Златогорье спасло её. Снова хотелось жить – ненасытные и зубастые уже не внушали ужас.
Нет, они никуда не делись.
С чревом, напитанным чужой кровью, дорогим коньяком, омарами и спермой, они продолжали свой сатанинский пир над растерзанной Родиной, не веря в свой грядущий ад.
 Не в тот дантовский, мрачно-величественный, а пошлый, с кипящими котлами и сковородками, шустрыми гоголевскими чертями с кисточками на хвостах.

       Да, плохо и тошно...Да – мешают, да – распродают, грабят и разоряют землю... Да – заражают всё и вся вокруг своим непотребством...
 Но ведь и мы, те, которым тошно – смотрите, как нас много...
 Мы ходим и дышим по своей земле.

 Пусть захваченной упырями, как тараканами или клопами, но ведь повсюду всегда можно найти людей, для которых не национальность, не сословность, не цвет кожи или степень набитости кошелька имеют подлинную ценность.
 А некая глубинная стрелка, зовущая и ведущая сквозь все соблазны, ухабы и трясины бытия в “даль светлую”, в “царство Свободы”.
 Мимо мнимых ценностей по восходящей дороге “к солнцу от червя”.

       Там, в римской клинике, было чувство не только утекающей жизни, но и утекающих денег. Что вызвало у всегда практичного и подозрительного Дениса (муж Иоанны – Юлия) некий невроз, которому ещё вроде бы не было названия.
“Брось, это дорого”! “А сколько это будет стоить?”
 Физиотерапия, массаж, тренажёры, компьютерное диагностическое кресло, которое Денис называл “электрическим стулом”, а всё вместе “живодёрней”, долго внушали ему страх.

 Пассажир, которого везут в морг, да ещё при этом щёлкает счётчик.
“Ничего не надо, я и так в порядке, эти блаженные (изане – Юлия) тебя разорят... Все эти утопии плохо кончаются.
 Бесплатный сыр – в мышеловке”...

       Иоанна терпеливо убеждала, что её занятия со златогорскими детьми, куда даже окрестные “крутые” охотно водят своих отпрысков, и сдача в аренду машины, гаража и лужинского дома с участком - не просто безболезненно для неё, но удобно и желанно. Что работа ей нравится, приносит удовлетворение.

А в Лужине у них живут хорошие люди. Они наконец-то приведут всё в порядок – что прежде простаивало и разваливалось.
Земля будет в надёжных руках, принесёт урожай, Бог даст.
 И попавшим под колесо постсоветского апокалипсиса – даст крышу, хлеб насущный.
 Ей же – свободу и непередаваемое ощущение мира с Небом, собой и окружающими.
 То самое “Царствие внутри нас”, которое всё чаще посещало её в Златогорье.

       Скептик Денис, может, никогда и не увлёкся бы Златогорьем, если б не болезнь и связанное с пережитым новое состояние души.
Прежде от всякой пакости он ждал ещё большего зла. Добро казалось ловушкой или лицемерием, и он чувствовал себя поначалу не в своей тарелке, как выпущенный из привычного болота в чистый пруд.
 Однажды Иоанна сказала:
 - Знаешь, а ты попробуй поверить, что вот, хомо сапиенсы действительно додумались наконец-то освободить друг друга.
 Меня – от хлопот по даче, хозяйству и участку – некоторые это умеют лучше меня.
 От бестолку простаивающей в гараже машины, от беготни по врачам и аптекам из-за больного мужа.

 Я их – от бездомья. От необходимости где-то доставать позарез нужный транспорт, нанимать дорогого репетитора для талантливых детей. Да и где они наймут писателя?

 Тебя – от страданий, от немощи и отчаяния по поводу корысти и бестолковщины эскулапов. А ты, глядишь, набрав силу, поверив в их благие намерения, тоже снимешь что-нибудь новенькое про доброго Кольчугина. В которого будут играть их дети, вместо того, чтобы баловать травкой в подъезде.
 И круг замкнётся...
 Почему бы нам не поверить, а?
Что тут такого невероятного - освободить друг друга от лишнего, нудного, недостойного? От этого обрыдлого быта, жрущего время и нас.

    -  У тебя нет иного выхода, как поверить златогорцам, - убеждала Иоанна, - Кто нас защитит?
 Согласись, когда висишь на нитке, а вокруг шастают эскулапы со скальпелями, глупо всякий раз трястись, что они возьмут да перережут нитку.
 Они б давно это сделали, если бы хотели.
Что из тебя здесь просто куют совершенство, отсекая лишнее...
 Чтоб ты стал полегче и не сорвался с этой самой нитки.
 И что, как это ни невероятно, ты им живой нужнее, а?

       Денис вымученно улыбался. Веря и не веря, что все эти заграничные и незаграничные сверкающие приборы, бережные руки, улыбки и драгоценное время врачей, составленный специально для тебя режим, уход, весь этот продуманный до мелочей, обволакивающий такой невероятной в наше время трогательной заботой мир - действительно твой.
Надо лишь принять его законы.

       Детская болезнь, страсть к сказочкам?
 “Будьте как дети” – повеление Неба, ибо скрытая от мудрецов Истина открыта младенцам. Туда вход по детскому билету.

       - Давай, Денис, на старости поиграем в сказку, - предлагала Иоанна.
 Она была влюблена в Изанию, в революцию Духа.
 Как когда-то жаждущие Истины были влюблены в революцию социалистическую, в Октябрь 17-го, в сладкое слово “Свобода”.
 Ещё не ведая, что, в конце концов, прекрасные пьянящие идеи, закиснув в обветшалом обывательском сознании, изойдут легковесной пеной. Разнесут эти мехи в клочья, забрызгав всё вокруг удушающей липкой кислятиной.
 И народятся в протухшей питательно-кровавой и уксусно-алкогольной среде бойкие кусачие твари, разбегутся по израненному жертвенному телу Руси-мученицы.

       Ты сам себе хозяин, хранитель кувшина.
И вино Изании – светлое, святое, настоящее – из того самого единого виноградника.

       “Я есьм истинная виноградная лоза, а Отец Мой – Виноградарь”...

       2002-02-08

*   *   *

       Юлия - Игнатову Игорю: “Наилучшие пожелания и поздравления с Новым годом и Рождеством!
Спасибо за хорошее письмо, во многом прозвучавшее для меня открытием.
 Желаю, чтоб Ваши русичи и мои изане когда-нибудь продолжили бы вместе возрастание великого древа Богочеловечества, о чём Гумилёв замечательно написал:

       О если бы и мне найти страну,
       В которой мог не плакать и не петь я,
       Безмолвно поднимаясь в вышину
       Неисчислимые тысячелетья!”

       Игорь:
 - По вашим сообщениям, Юлия, я убедился, что Вы считаете причастным к Руси каждого индивидуума с отметкой “русский” в паспорте.

       Юлия:
- Нет, “русский” для меня – это не национальная принадлежность, а мироощущение.

 И “русская способность - незримо возрождаться в зримом умирании, да славится в нас воскресение Христово!” – как сказал И.А.Ильин.
       2002-02-08

(1957-1958 годы)

       Я достаточно быстро забуду “опавшие листья”, купаясь в лучах невесть откуда свалившейся славы.

       Дело в том, что ещё весной 57-го к фестивалю был объявлен конкурс на рассказ на молодёжную тему. Лучшие работы обещали премировать и всё такое.

 Написать решила, разумеется, о любви. Вспомнив того мальчика-спортсмена, с которым мы на крыльце плечом к плечу и щека к щеке одолевали Шопенгауэра.

       Так появится “Веснушка”. Конверт запечатаю и пошлю на конкурс.

       Премии получат всякие “идейные” рассказы, а моё сочинение вернут с добрым советом отнести в какой-либо журнал.
 Буду пребывать в расстройстве, пока не загляну в рукопись и не прочту на первой странице резолюцию рецензента. Кажется, поэта Сергея Орлова.

 Запомнила навсегда:
       “Автор талантлив. Художник в рассказе говорит Веснушке: “Молодо-зелено, но будет писать. Эти слова можно целиком отнести и к автору”.

       Помню, как пело во мне это “Автор талантлив…”.
 И я отнесла рассказ в “Смену”.
       Напечатают его в новогоднем номере 1958-го с моей фотографией и предисловием:
       “Автору рассказа “Веснушка”, комсомолке Юлии Ивановой, двадцать лет. Это её первое выступление в печати. Юлия Иванова – студентка третьего курса факультета журналистики МГУ”.

       И началось. Письма со всего Союза и из-за рубежа. В редакцию и прямо на факультет.
Не успеваю читать, не то, что отвечать. Всего – около тысячи. От молодых и стариков, студентов и пограничников. Болгар, китайцев.
И даже...от начальства Грузинской тюрьмы:
       “Поздравляю с первым выступлением в печати по писанию рассказа “Веснушка” написанную в журнале “Смена” за 1958 г.№1.
       В дальнейшем желаю больших успехов!”
       Зугдидская тюрьма №6 МВД ГССР. Начальник спецчасти Мшвелидзе Ираклий Георгиевич. 31-1-58г.

*   *  *

       “Дорогая Юля Иванова!
       Спасибо Вам за чудесный, ароматный рассказ “Веснушка”. Он по-весеннему звучен, по-чеховски короток и насыщен. В нём нет лишних неоправданных слов. Как хорош и многозначителен эпизод с копьём, разговор Юры о дубе. Как всё чисто, как лирично, и какие живые Веснушка и Юра!..”
       Сиротинская Ольга Михайловна, служащая Министерства обороны.

*   *   *
       “Здравствуйте, товарищ Иванова!
       Я молодой учитель Китая, работаю в Дзинхуанской первой средней школе. Мне двадцать лет. Я очень люблю русский язык и увлекаюсь русской и советской литературой.

 Я с большим увлечением прочитал ваш рассказ “Веснушка”, который напечатан в журнале “Смена”, и решил вам писать. Мне очень хочется дружиться с советскими товарищами.
 Пишите и скажите мне, как вы живёте, чем занимаетесь и что вы писали за эти дни.
       Желаю вам больших успехов в литературе.
       Ваш далёкий китайский друг Ван Цзя-шен".

*   *   *

       “Милая девочка! Вы своим рассказом “Веснушка” доставили мне (старому человеку) молодое удовольствие.
       Приятно было думать, что наша юная смена не по годам талантлива.
 Не забывайте, что Вы комсомолка. Это Вас ко многому обязывает.
 Природные дарования, среда и умелые пестуны заложили в Вашу головку и сердечко искру.
 Работайте – из искры заблестит звёздочка крупной величины”.
 Мордовия, почтовое отделение Ширингуми.

*   *   *

       “Здравствуйте, Юля Иванова!
       С большим пограничным приветом к вам и массой наилучших пожеланий в вашей учёбе и творческой работе в области литературы пограничники комендантской роты!

       Мы читали ваш рассказ коллективно и, конечно, нам рассказ этот пришёлся по душе. Все удивлялись вашей способностью, талантом, несмотря на то, что это ваш первый очерк, да ещё написанный писательницей, которой лишь 20 лет.

       Мы, пограничники, охраняем рубежи нашей Родины на территории СССР-Турция. Служба идёт хорошо. Нарушения границы пока что ещё нет в новом году, а хоть и будет, ни один шпион не пройдёт.
В поимке нарушителей здорово помогает местное население – аджарцы, хотя народ мусульманской веры. В прошлом году две грузинки помогли поймать трёх ярых матёрых шпионов, конечно, не без риска для жизни. Награждены медалями обе “За отличие в охране гос. границы”.

       Мы взяли высокие обязательства в честь ХХ1 съезда КПСС. Улучшить дисциплину, увеличить число воинов, награждённых нагрудным знаком “Отличный пограничник”, повысить боевую и политическую подготовку. Взятые обязательства успешно выполняются.

       Юлия, мы желаем вам успешно окончить свой факультет и стать настоящей советской писательницей. Мы будем следить за вашей работой и ждём новых произведений, автором которых была бы Юлия Иванова.
       Писал комсорг роты мл.сержант Бобрецов Анатолий”.

       Из простой студентки становлюсь знаменитостью.
 Успех у мальчиков и дяденек. Мне дают задания и командировки от известных журналов, приглашают на семинары молодых писателей. Где сам Юрий Маркович Нагибин хвалит мои новые рассказы и очерки.

       А тут ещё неожиданно звонит фестивальный “разведчик”, который ничего не знает о моих литературных достижениях.
 Просто просит “помочь Родине” в работе с иностранцами.

       Успешно выполняю несколько поручений, где приходится быть актрисой. То чьей-то женой, то шлюхой, то интеллектуальной девочкой из интеллигентной семьи.

 Трачу годовые дозы адреналина. От остроты ощущений и полноты бытия нахожусь в постоянной эйфории, совершенно не думая об опасности.
 Катаюсь на шикарных дипломатических машинах, болтаю на разных языках.

Закусываю в “Метрополе” ананасами и рябчиками, радуясь, что наконец-то могу отомстить буржуям за кровь и грязь их проклятых долларов.
 
  Я – Мата Хари по призванию и убеждению. К сожалению, не могу написать об этом книгу - давала подписку "о неразглашении" и остаюсь верна канувшей в вечность стране.
  Бесконечно страдаю, когда даже не замужество и не рождение дочери, а предложение уже мужу стать кадровым разведчиком прерывают на самом взлёте мои авантюрные задатки.

Лопаюсь от зависти к супругу, но "жёнам не положено"...
Даже архивы придётся уничтожить.
Даже мужу ничего нельзя говорить.
 - Будете ему по ходу дела помогать в работе...Пусть удивляется.
   Удивляться будут издатели и читатели моей повести "Последний эксперимент". Откуда, мол, вчерашняя советская комсомолка, школьница и студентка такого набралась?

А мне останется память.
 Некоторые экстремальные ситуации, официанты за спиной и бесшумно шуршащие авто к подъезду до сих пор снятся.
И часы "Победа" в награду. 
 
 Знаю, что начальство неоднократно получало за мои “заслуги” повышения и ордена.

 Каялась потом на исповеди. Однако тоже без подробностей. Батюшку всё же напугала.

       “Но сожалений горьких нет, как нет”...