На фото: Развалины советского сортирно-помоечного комплекса. 2001г.

БЫЛ МЕСЯЦ СЕНТЯБРЬ

БУДЕТ ЛИ ПРАЗДНИК НА НАШЕЙ УЛИЦЕ?
( в сокращённом виде статья опубликована 5 сентября 2001)

       Мы встречаемся почти каждое утро. Я выгуливаю собаку, они – спешат в школу.

   Малышня с телохранителями из мамок-бабок, непредсказуемый “переходный возраст”, щебечущие стайки девчонок.
 И иногда – одинокие “Мыслители”.
 Такой никогда не спросит: “А она у вас не кусается?” или про породу, а просто замрёт, присядет на корточки.
И грозный пёс мой рванёт к нему, и, прежде чем я успею испугаться, они уже обнимаются, глаза в глаза, что-то друг другу шепчут.
А затем, как-то разом сокрушённо вздохнув (видимо, о несовершенстве бытия), прощаются лишь им понятной странной улыбкой.

       Затем мы сворачиваем к лесу, а школяры торопятся дальше, навстречу знаниям и светлому будущему. В которое ещё верили в далёком семьдесят третьем, когда я, сбежав из светско-советской застойной богемы, решила начать новую жизнь в этом подмосковном посёлке.
       С тех пор обязательную школьную форму и потёртые портфельчики вытеснила яркая разношёрстная “упаковка”, а у меня сменились две собаки.

       Поначалу зимовали в посёлке лишь старики.
 Я, тогдашняя неофитка, печатала на “Эрике” и разносила им религиозно-духовные брошюрки о церковных таинствах и смысле жизни.
Летом съезжалась на природу многочисленная родня, дачники с детьми. Вечерами гуляли группами “по интересам” от угла до угла, отмечали всем миром свадьбы и похороны.

       В конце семидесятых нас газифицировали. В развороченной бульдозерами дороге нещадно застревали машины. Вытаскивали их тоже всем миром, никто не роптал.
 Газовщиков поили-кормили и ещё долго потешались над бабкой Клавой, которая, при виде долгожданного синего пламени, расцеловала плиту и обожгла нос.

       Потом разразился строительный бум.
 На юго-западе Москвы сносили дома, освобождая место для олимпийской деревни. Тянулись по нашей улице вереницы мазов, зилов и кразов – с досками и брусом, кровельным железом и печным кирпичом – всё б/у, но лучше нового и почти даром.
 А купил – надо строиться.
Расплачивались за работу, в основном, бутылками – и со своими, и с шабашниками.
 Посёлок запил. Понаехало много неприкаянных – кто по пьянке документы потерял, кто вообще всего лишился, кто скрывался от алиментов.
 А кто после отсидки обнаружил свою квартиру опечатанной, а жену – с другим...

       Полетели белые мухи. Милиция отлавливала бомжей по лесам-шалашам и грозила мне санкциями, ежели не перестану привечать у себя всякую шушеру и усугублять в районе криминальную обстановку.
 Бедолаг было жаль. Водила их по паспортным столам, исповедальням, ЛТП и наркологам...

Там рекомендовали лучше заняться своим прямым делом, то есть воспитывать народ писательским словом. Причём с раннего детства.
А я доказывала (иногда на практике), что и “совсем пропащего” надо тянуть в гору, не давая сорваться. Тогда он сам начнёт эти горы двигать.
 Но, чуть ослабли пальцы “удерживающего” – всё, улетел, костей не соберёшь.

 И опять доблестная милиция отлавливала по лесам и электричкам моих подопечных, а мне оставалось лишь повторять, что нам ведь это заповедано свыше: “Накорми, одень, приюти, утешь”...
И снова их впускала, голодных и промёрзших, вздрагивая от каждого стука – не милиция ли?
 А наутро вместе шли туда с повинной. И история повторялась.

 Она, эта история, тогда меня в лишний раз убедила, что почти все наши беды – от разобщённости и невостребованности.
Человек, лишённый места в жизни, определённого Творцом, своего Предназначения – что может быть трагичнее?

       Сейчас принято поминать о “семье”, противопоставляя бывший Союз цивилизации индивидуалистов. Но, наверное, уместней было бы говорить именно о "восхождении в связке".
 Потому что семья может быть и обывательской, и хищной, и даже преступной – мало ли бед принесли нам эти “дружные семьи” сильных мира сего?..

       Шли годы. Нас телефонизировали и заасфальтировали. С рёвом носились по гладкому шоссе, пугая кур и дачников, оборзелые мотоциклисты.
       Дорогу быстро раздолбали, но ремонтировать не стали. А построили магистраль в обход посёлка, так что всё получилось во благо.
       Затем нас то отучали от пьянства, то опять приучали.
       Потом грянул Чернобыль.

       На этой фразе я отключила компьютер и легла спать, а назавтра была чернобыльская годовщина. О чём совсем позабылось.
 И никак не могла я понять, что за нечистая сила стёрла вдруг из памяти компьютера и эту статью, и прочие мои произведения вместе с материалами интернетовского сайта и форума.

 Получалось, что проклятый чернобыльский вирус, запущенный каким-то японцем, одним махом ликвидировал всю духовно-творческую сторону моей прошлой жизни. Неслабо.

 Но я не обиделась на японца – пусть таким варварским способом, но он напомнил о страшной дате, которую мы не имеем права забывать...

       “Имя сей звезде чернобыль; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки” (Отк.,8, 11).

       Я уныло брела по нашей улице уже 2001 года, размышляя, что Чернобыль вот так же разом убил мою страну, отравил души, стёр главное из народной памяти.

 И священные вехи многовекового противостояния царству Маммоны, и великие имена предков, собравших и отстоявших кровью, трудом и слезами каждую пядь ныне разодранной на части земли.
И строгий евангельский запрет на пир и веселье, когда внизу на ступенях страдает голодный нищий.
       В общем, заплати налоги и спи спокойно – вот тебе и вся идеология.
 А истина, ребята, по словам товарища Парамонова с радиостанции “Свобода” - в гонораре.

       Пустеет наш посёлок. Старики вымирают, трудоспособное население или подрабатывает спозаранку по вагонам “посредническими услугами”, а по-старому – спекуляцией, или спешат опохмелиться, чтоб к десяти быть в форме и помахать несколько часов топором или лопатой на очередной бутылочный кайф.

 Дачники практически исчезли – теперь несколько тысяч за сезон мало кому по карману. Вместо них – украинцы, узбеки и молдаване снимают углы по 20-25 рублей за койку.
 Строят фазенды новым русским или тоже приторговывают в Москве кто чем, таскают каждое утро к станции неподъёмные тюки и сумки.
“Гостей столицы” нещадно обдирают, кому не лень, начиная с милиции и всевозможных рэкетиров и кончая новыми господами.
 Недоплачивают, “кидают”, шантажируют, пользуясь их полным бесправием.
 Пришельцы порой тоже не дают спуску. Случаются в посёлке межнациональные разборки, иногда с летальным исходом.

       За кирпичными заборами – убежища господ.
 Укрыться не удаётся – монументальные хоромы на стандартных наших десяти, а то и шести сотках, впритык друг к другу, напоминают динозавров, в панике сбившихся в кучу и мечтающих слинять обратно в свою мезозойскую эру при первом удобном случае.

 Их хозяевам тоже не по себе – некоторые поместья сменили уже не одного владельца. Кто погиб в разборке, кто – в автокатастрофе. А кто просто куда-то сгинул, оставив себе печальный памятник их кирпичного остова без крыши над затопленным подвалом и пустым подземным гаражом.

       Ведёт наша улица к станции, откуда мы ездим чаще всего в ближайший храм или в Москву.
Входы-выходы на платформах теперь заделывают решётками, то есть к храму прихожане могут пробраться лишь имея при себе билет за проезд. А они и так едва сводят концы с концами. Значит – в обход, через овраг.
 Сколько же будет поломанных рук и ног, когда земля обледенеет?
 Сколько будет несчастных случаев с “зайцами”, привыкшими после работы “расслабиться” и перелезающими “в расслабухе” через ограду, чтобы успеть на “свою” электричку?
 Попробуй убеди их купить вместо поллитровки билет!

       А может, так и задумано – меньше народа, больше кислорода? Чтоб “дорогая моя столица” принадлежала лишь шустрым.
 Тем, кто умеет “красиво жить”, воруя у пожилых заслуженную старость, у их детей – достойную жизнь и работу по призванию, у внуков – будущее.
Не желаете служить его величеству капиталу – добро пожаловать в резервации, то бишь в клетки.
 Уже сейчас принадлежащий господам конец улицы, выходящий к лесу, перекрыт шлагбаумом.
 А вот примем закон о купле-продаже земли – ни в лес не сунуться по грибы или на лыжах, ни в пруд окунуться. Частные владения!
 Что нам запрет Всевышнего: “Землю не должно продавать навсегда: ибо Моя земля; вы пришельцы и поселенцы у Меня”.

       Исчезают и с московских улиц магазины, ларьки и коробейники с дешёвыми необходимыми товарами. Ответ на поверхности – чем ретивей будут силовики гоняться за пчёлами, тем меньше конкурентов у настоящих хищников и больше возможностей жиреть на нелегально-преступном бизнесе, щедро подкармливая “свою милицию”.
 Потом – “свою армию”.
Замкнутый круг, неуправляемая цепная реакция.

 В супермаркеты народ всё равно не повалит. Да и средств оплачивать баснословные счета за коммунальные услуги у него не будет. Как и на передвижение по шоссе и железным дорогам, по воде и нашим славным аэрофлотом, не говоря уж о боингах.

 Вот и рассадят нас, уже рассаживают, по этим самым клеткам-резервациям.
Без света, воды и тепла, без работы и связи с прочим миром.
 Эдакий экспериментальный зоопарк. Будут показывать за доллары туристам.
 Полюбуйтесь, господа, всё у “товарищей” отобрали – землю и недра, тепло и работу, сынов и дочерей, заводы и шахты. Оленей и рыбу.
 Даже воздух не оставили – отравили.
 Куда “зверям алчным, пиявицам ненасытным” времён крепостничества до нынешних!
 “Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей”.

Вот он, “хозяин”, вот она, “страна героев, мечтателей и учёных”.
 Сидят герои по суверенным клеткам, будто те кролики, жуют траву и глядят, что же, в конце концов, у господ-экспериментаторов получится.
 Их едят, а они глядят.

       А дальше? Дальше выжившим выдадут номера (уже выдают) и поставят печати на чело и руку – вроде пропуска в новую жизнь. Без печати этой – ни продавать, ни покупать, ни работать.
 А на челе у некоторых она уже давно просматривается – их едят, а они глядят.
 Мол, приятного аппетита, господа, лишь бы войны не было.

       Жаль кроликов, но ещё больше – самих “экспериментаторов”. Обитателей “золотых клеток” собственной жадности и непотребств.
Ведь ведают, что творят: и в храм ходят, и на нужды церкви отстёгивают.
 Или не слыхали, что отвергнет Господь жертву неправедную?

       Так, в невесёлых размышлениях и в мучительных поисках выхода придумалась мне Изания. Для несломленных и не подчинившихся Зверю. Ценящих в себе и других превыше всех благ образ и замысел Творца и отвергающих служение Вавилонской блуднице (его величеству капиталу) – даже ценой собственной жизни.
 Создать как бы альтернативную цивилизацию.

       Их девиз – “make yourself” (сотвори себя сам).
 Наш – сотворим друг друга.
 Ведь Человек “по образу и подобию” – сотворец Творцу!
       Могла ли я предположить, что, опубликовав в 1973 году фантастическую повесть “Земля спокойных” (“Последний эксперимент”), через каких-нибудь 30 лет сама окажусь на Земле-бета?
       “Как я их ненавидел! Их непробиваемое спокойствие. Их можно поодиночке уничтожить, превратить в рабов. Заставить убивать друг друга. Я мог бы стать их господином, диктатором”.
       На Бете не было места для тех, кто “по образу и подобию”, там всем управляла клонированная “Семья”. Запрограммированная на охрану общества “мёртвых душ” Верховная Пирамида, или ВП.
 Все нелюди имели карты с номером, без них компьютер никуда не пропускал.
 Надо же – ВП!
       Не дать им загнать нас в клетки!
      
       А что если они, школяры? Те из них, кого ещё не успел развратить и зомбировать вирус нынешнего бытия.
 Те из них, что никогда не спрашивают об имени пса или его породе...
 Изания для юных!

       Утром был субботник, и я вспоминаю, как они старательно сгребали мусор на обочине в отдельные кучи.
 Машина за мусором так и не приехала, ну так ещё не вечер. Прорвёмся через “мерзость запустения”, очистим нашу улицу и весь посёлок, отремонтируем друг другу дома, сараи, вскопаем огороды, вырастим замечательные яблоки и огурцы с помидорами...

       Всё же проще простого. Создать добровольные учебно-производственные бригады по интересам – строительно-ремонтные, огородно-садово-животноводческие, автодело (ремонт и вождение).
 Изучим новейшие технологии, вместе построим теплицы и хозблоки.
Преподавать будут и сами родители, и другие жители посёлка – разве мало у нас умельцев?

 Обучение прямо на месте, в деле – на раскачку нет времени.
 Учёт работы каждого – в уе, приравненных к рублю. У каждого - свой счёт, личная карточка, продублированная в компьютере.

Власти обещают ребятам выход в Интернет – значит, опыт нашей школьной Изании сможем быстро распространить.
 Часть отремонтированных домов на лето сдадим, можно тем же дачникам в обмен на обучение ребят той или иной полезной профессии.
 Или на вырученные средства прикупим стройматериалов, плёнку для теплиц, элитные посадочные семена.
 У кого пилорамы простаивают, станки полезные – всё пойдёт в ход.
 Из собранных ребятами и родителями средств можно будет начислять стипендии будущим студентам.
 Накапливать будем несгораемые уе, а живые деньги сразу же пускать в дело.
Что же касается реализации нашей продукции – вначале будем снабжать друг друга по системе взаимозачётов, потом постепенно начнём сотрудничать с другими Изаниями.

       Со временем можно будет организовать цеха по переработке овощей и фруктов, молока и мяса. Пекарню, столовую, обеды на дом.
 Транспорт-то будет свой! Нужны, значит, и собственные кадры технологов и поваров-кулинаров.
 И конечно же, электрики, ремонтники бытовой техники, мастерская по починке одежды и обуви, пошиву всякой там недорогой модной экипировки для молодёжи.

       Организуем бригаду первой медицинской (с одновременной подготовкой к поступлению в медучилище или вуз) и ветеринарной помощи, уход за больными и одинокими престарелыми – для них вообще можно будет сделать в каком-либо помещении что-то вроде Дома Ветеранов – с питанием, досугом и лечением.

 Кстати, некоторые ещё бодрые “бабули-дедули” смогут и обеды готовить, и за малышами присмотреть. И носки вязать, подшить валенки, получая за всё свои баллы.

       А участки их с домами на правах аренды надо будет “довести до ума”, пустить под дачи москвичам, парники или птицефермы – опять же по системе взаимозачётов в общепринятых ценах.

       Своя парикмахерская, ритуальные услуги...но что это я всё о материальном?
 Конечно же, компьютерные и языковые классы - поначалу для занятий с ребятами будем привлекать профессионалов – дачников-москвичей. Селить на лето в уже отремонтированные дома.
 Отдых им обойдётся практически бесплатно.

       Художественная студия и народные промыслы, своя добровольная дружина, экологическая служба..
 Пруды вот заброшенные и замусоренные можно взять под охрану, продавать входные билеты, ну хотя бы по рублю. А деньги – на экологию...

       Свой газетный листок можно издавать - “Голос Изании”. Пусть организуются ребята и в других школах, посёлках, городах и странах.
 Чтобы расширяться нашим “Новым Васюкам”, сотрудничать между собой и крепнуть.

       Все окажутся “при деле” – и молодняк, и взрослые. Постепенно исчезнут проблемы пьянства, наркомании, преступности.
 И плевать нам тогда на “вампиров” всех мастей с их экспериментальными клетками на выживание.
 Вот где подлинно народное самоуправление...

       Выживем. Будет и на нашей улице праздник!

       До того я размечталась, что в горячке стала заходить во все знакомые дома, где проживали наши местные “мастера”. По плотницкой части и “жестянке”, к автолюбителям и ремонтникам, специалистам по выращиванию урожайных яблок, редиски, петрушки и гладиолусов.
К тем, у кого никогда не дохнут козлята и кролики, а коровы дают самое вкусное молоко. Кто чинит телевизоры, компьютеры и старинные часы. Кто умеет шить крутые курточки и печь вкусные блины и пироги, делать уколы, вправлять позвонки и рисовать замечательные здешние пейзажи, которые так охотно покупают господа на Арбате.

       Господи, сколько же их оказалось в нашем посёлке, умельцев “блоху подковать”!
За несколько часов я обошла десятка три домов, и никто, практически никто! не отказался посильно обучать новое поколение своему мастерству. Хоть и у многих не было родни среди местных школяров.
 И машины свои согласились предоставить, и пилорамы, и вообще, что потребуется.

 Я агитировала, что вот, вам за работу будут идти баллы, на которые вам починят крышу, вскопают огород, будут привозить на дом готовые обеды и парное молоко.

       А они, наши матери, отцы и деды просто мечтали – как хорошо, ежели можно будет кому-то передать то бесценное, чему тоже в юности кто-то обучил, или что сам открыл и придумал.
Разве можно, чтоб всё это вместе с тобой ушло навсегда?

       Я сама от них выходила с комом в горле, думая, какие они все замечательные. И почему, едва шагнёшь за порог, - всё те же разваливающиеся дома, заросшие огороды, больные сады.
 И венчающая пейзаж огромная помойка у рухнувшего, когда-то монументального туалета, что у самой станции.

       И платформу нашу тоже скоро перекроют решёткой, а помойка останется навсегда.

Если, конечно, не осчастливит нас когда-нибудь ассенизаторская машина - та самая, что должна забрать кучи мусора у обочин убранной ребятами улицы в день субботника, когда-то именуемого ленинским.
       Ну а ежели не осчастливит? Тогда кучи станут постепенно расти, пока не превратятся в одну сплошную гору, которая сольётся с помойкой у станции. И тогда...

       Будто в подтверждение мрачных моих мыслей парень в шлёпанцах, выскочив из калитки, вывалил содержимое пластикового мешка на близлежащую кучу листвы на обочине и буркнул:
 - Машина заберёт.

       Зато утешил дед-сосед, пожертвовав на нужды Изании два ведра нарциссов со словами:
 - Надо же когда-то начинать.

       Правильно, дед, надо. Завтра я продам твои и свои цветочки на вокзале (если, конечно, не отберёт и не поломает милиция и не посадит в обезьянник за “несанкционированную торговлю”).
       На вырученные деньги мы распечатаем, размножим и расклеим по школе объявления о начале новой жизни.
 И, если мусоровозка так и не приедет, сами вывезем помойку.

       Чтобы был, наконец, и на нашей улице праздник.

       Пока эта статья дожидалась в редакции своего часа, произошёл ряд знаменательных событий.
Дума одобрила куплю-продажу земли.
 Состоялся визит заокеанской дамы за Милошевичем.
 Ихний президент похлопал нашего по спине и отказался соблюдать договор по ПРО.
А за бугром пробудились антиглобалисты, недовольные, что кто-то собирается их глобально оседлать и кататься таким образом в светлом капиталистическом завтра аж до конца света.

       Напрасно наездники убеждали, что без разницы, кто на ком едет, лишь бы вперёд, напрасно вели разговоры а пользу бедных на самом высшем уровне...
Антиглобалисты брыкались, хулиганили и грозились “глобальным устроителям” этот самый “конец света” приблизить.

       И подумалось – уж не зреет ли на “гнилом Западе”, пока мы на печи плачем да безмолвствуем, последняя Революция, предсказанная в Апокалипсисе и призванная уничтожить “Вавилонскую блудницу” руками ею же соблазнённых народов?

       “Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её; в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое”.

       (“И он (вождь) верил в пророчество “Откровения” Иоаннова о последних временах, о ВАВИЛОНСКОЙ БЛУДНИЦЕ – символическом торговом и политическом центре будущего единого антихристова царства со всемирным правительством, объединённой денежной системой и религией” - цитата из “Дремучих дверей” - 1999г. – Ю.И.)

       А у нас на улице теперь вместо туалетно-помоечного ансамбля – груда шлакоблоков, грязи, скворечник на две персоны и три мусорных ящика, уже переполненных.

 По слухам, для столь кардинального решения потребовалось вмешательство самогО губернатора области.
У развалин оживление – народ с тачками, ломами и верёвками растаскивает шлакоблоки по своим участкам.
 Особой популярностью пользуются плоские плиты – сгодятся на дорожки.
 Раз уж намечается такое светлое будущее, то и шагать к нему с помойными пакетами и вёдрами надо цивилизованно.
 Верно, господа-товарищи?
       А может, ещё не конец, ещё есть время?
 Тоже пробудиться и вспомнить, что мы – от Неба...

       Я попросила мужа Бориса сфотографировать помоечный акрополь, легковушку у скворечника с открытым багажником, куда какой-то трудолюбивый мужичонка затаскивал те самые плиты. Замечательный получился снимок. В цвете.

       Прошло почти три года.
 Борис сделал ещё снимок – помойка разрослась на всю улицу.
 Утонули в ней и скворечник, и мусорные баки – только свора озверевших от голода собак и кошек разгребают гнильё в тщетной надежде хоть чем-то поживиться.

       Но никто не ропщет. Потому что к выборам помойку обязательно вывезут и наступит всё-таки на нашей улице праздник.

(из газет)

“В приёмное отделение нескончаемым потоком поступают бомжи, и кажется, затхлый, гнилой воздух въелся в стены.
 Но это не запах пота, крови и мочи больных.
 Так пахнут деньги, которые с готовностью отдаст любой нормальный человек, чтобы его не положили в одну палату с бомжами. Чтобы посмотрели, сделали укол, чтобы просто обратили внимание.
 Заплатит, сколько скажут – лишь бы уйти отсюда живым и здоровым”.

Москва, городская больница, наши дни.

*   *   *

B БЕСЕДКЕ С: Александром и священником Владимиром Ермолаевым

В самой гуще

Изания – альтернатива не только вампиризму, но и терроризму

 Александр: “Ю.И.: - Я б сейчас и двадцать отсидел, только б он ожил и нынешним гадам башки пооткручивал”.
 -  Не думаю, что на таких людей следует равняться.

   Юлия:
 - Я тоже на них не равняюсь. Хотя и признаю за каждым право защищать себя, своих детей и ближних в вампирском государстве.
 Безусловно, оно порождает терроризм и кровавые революции.
 Потому мы и создаём Изанию, как мирный выход.

А разговор в электричке я привела в ответ на ваше утверждение, что Сталин ненавидим и проклят народом.
 Выражение “Эх, Сталина на них нет” уже стало банальностью. Я его слышу по несколько раз в день. Да и вы, ежели действительно живёте “в самой гуще”.

 Не в гуще “новых русских”, а “униженных и оскорблённых”.

Александр: “Любите врагов ваших”.

Юлия:
 - “Ваших”, то есть личных!
 А не врагов слабого и беззащитного ближнего.
Вот вчера по ящику была оглашена статистика: смертность в России при столь любезной вашему сердцу власти вдвое превысила рождаемость.
 Так кого вы советуете любить – убиваемых или их убийц?

Кстати, и убийц жалко, потому что “есть Божий суд, наперсники разврата”...
А они порой “не ведают, что творят”.
 Чтобы по возможности уменьшить число их преступлений, мы и создаём Изанию.

Александр:
- Как низко пал человек, если главное для него – месть.
 Будут глотки друг другу грызть. Доказывать свою правоту на основании того, у кого челюсти крепче.
 В масштабах государства – гражданская война...
 Ничего богоугодного я в этом не вижу.

Юлия:
 - Что же “богоугодно” – позволить им себя загрызть, физически и духовно? Это они с удовольствием!
 А в Евангелии сказано: “Вы куплены дорогой ценой, не делайтесь рабами человеков” – я эти слова поставила эпиграфом ко второму тому “Дремучих дверей”.

Повторяю, не физическое уничтожение вампиров, а ограждение, защита от них – вот цель Изании.

Александр:
 - Раз уж вы так скучаете по ежовым рукавицам, то готовы ли примерить их на себе?

Юлия:
 - Отвечаю совершенно искренне – если не удастся создать Изанию, готова приветствовать и Георгия Победоносца с копьём, разящим змея.
 Поверьте, лично мне и моей семье “вампиры” ничего плохого не сделали.
 Я давно живу по иным законам в персональной “Изании”.
 Но не хочу и не могу сидеть в одноместной байдарке и бездействовать, глядя, как тонут другие.
 И буду рада любому спасительному кораблю, даже пиратскому.

Таким пиратом-спасителем был Сталин. Отобравшим у богачей их золото (не для себя), но спасшим народ и страну.

2002-03-21

*   *   *

Слово священника Владимира Ермолаева


“Если власть не чувствует приближение Страшного Суда в усилении народного стона, рождённого реформами русского самосознания и духовного мировоззрения, то потерявшему всякую надежду на родную власть и кусок небесного хлеба населению ничего не будет стоить перешагнуть внутренние, да и внешние ограждения.

 Например, железобетонные стены, которыми в срочном порядке обносят белые дома в активных губерниях, как будто можно чем-то отгородиться от народного гнева.

Вытравливание жизненной сущности народа с ослаблением иммунитета ко лжи и унижению со стороны авангарда капиталистического привело нас к недопустимо опасной черте.
 За которой теряется высокая способность человека подчинить свою волю воле народа на реализацию лучшего в нём, Божественного.
 И обязательно ради великой цели, на которую только Богоносец способен.

Пора от самолюбований и нелепых возмущений заслуженной реальностью переходить к борьбе по большому счёту на линию огня.
Где “двум богам служить невозможно”. Где Сам Господь жаждет вручить тебе победоносное знамя, если ты уже “возненавидел и жизнь такую свою”.

*   *   *

“Печка”, от которой можно “танцевать” Изанию
(один из возможных вариантов)

1. Публикуется реклама о создании Фонда Взаимопомощи союза Изания, сведения о его задачах и порядке работы.
 Открываем в сбербанке счёт и сообщаем номер всем желающим принять участие в проекте и конкретных программах.
Взносы делаются в форме пожертвований и фиксируются на личных счетах жертвователей. Первые поступления пойдут на организацию штаба Изании (аренда помещения, компьютеры и другие необходимые расходы).

2. Все, принявшие участие в организационных хлопотах, вносятся в картотеку, где им начисляется зарплата в иуе (приравненная к уе наша денежная единица, имеющая хождение только внутри системы Изании).

 Туда же вносятся все жертвователи Фонда со своими счетами, продублированными в иуе (нал остаётся в Фонде под строгим контролем).
 Начиная с какой-то суммы (допустим, в 1000 рублей) наши активисты и жертвователи получают на руки членские карты с вкладышем, где будет фиксироваться дебит-кредит, а также личную печатку.

3. Одновременно будет идти формирование (уже идёт) нашей Службы Быта или Системы Взаимного Жизнеобеспечения.
 Предстоит обработать десятки, сотни объявлений от мастеров-умельцев и производителей во всех областях, поступающих в центральную и местную периодику.
 Переговорить с ними по телефону, рассказав, что такое Изания, и выяснив, на каких условиях они согласны временно, а затем и постоянно, у нас работать (в перспективе – постоянная клиентура, оплата услугами, а, в случае необходимости, и налом).

 Подходящие кандидатуры вносятся в картотеку с анкетными данными и пожеланиями “мастера”, в каких наших программах жизнеобеспечения он нуждается (иными словами, согласен получать зарплату в иуе, то есть нашими продуктами и услугами).

Объявлений от соискателей работы – море, и вполне можно отобрать в каждом разделе по несколько десятков кандидатур.
 Это – наиболее активная, трудоспособная и талантливая часть общества.
 Многие из них нуждаются в самореализации и поддержке, потому что существует масса фирм, наживающихся просто на посредничестве между соискателями и их будущими хозяевами.
 За посредничество они берут аж половину зарплаты работника.
 А порой и вовсе обдирают и кидают.

Кстати, отчаявшиеся иногда стихийно пользуются изанскими методами.
Например, я прочла объявление, где за помощь по хозяйству кто-то обязуется преподать “помощнице” полный курс английского и французского.

Отбор мастеров будем вести по следующим программам:

Шофёры со своим транспортом с указанием района проживания.
 Автослесари, строители всех профилей, ремонтники бытовой техники и электрики.
 Мастера по починке одежды и обуви, повара и кулинары, воспитатели детских садов (на дому), сиделки за больными и престарелыми.

 Преподаватели всех профилей для школьников на “продлёнке” (языковые, компьютерные классы, живопись, музыка, эстетическое воспитание).
 Репетиторы, врачи и младший медперсонал (в перспективе – создание своей поликлиники) и т.д.

Нужны также будут специалисты в различных областях для помощи и консультаций, бухгалтеры, юристы, охранники.

Налаживаем напрямую контакты с производителями сельхозпродукции ( коллективами, фермерами, частными садоводами и огородниками).

4. Отдельно формируем картотеку резервов: сдающиеся комнаты, квартиры, гаражи и дачи, заброшенные участки, которые хозяева согласились бы сдать в аренду под теплицы и другое “доведение до ума”.
 Различное оборудование, транспорт (например, фургон-магазин на колёсах).
 Холодильные установки, пилорамы, бытовая и прочая техника, детские коляски, одежда и обувь и т.д.
Таких объявлений тоже полно.
 Что-то нам придётся приобретать за наличные, за что-то – расплачиваться услугами.

Подведём итоги.
 Если удастся создать эти четыре компонента: Фонд Взаимопомощи (источник нала), базы данных о потенциальных изанах, о мастерах и о наших ресурсах, систему можно будет постепенно запускать.

Два основных правила:
Никаких “денег в рост” – наличные всё время в работе, идут на первоочередные нужды Изании.
НАлом оплачиваются, в первую очередь, счета производителей и организаций, не входящих в нашу систему – покупка стройматериалов, различного оборудования, аренда помещения, сложные медицинские операции, учёба в вузах и т.д.
 Нал, как правило, на руки не выдаётся. Просто Фонд по заявкам своих членов оплачивает их счета в тех или иных учреждениях, погашая при этом соответствующую сумму со счётов изан в иуе.

Ну а иуе имеют хождение только внутри системы Изания.

Нам, разумеется, понадобится помещение с компьютером, картотекой, телефоном и дежурным диспетчером.

Итак, поступающие в Фонд средства фиксируются на личных счетах (в иуе) в нашей компьютерной картотеке (впоследствии – в Изан-банке).
 Они гарантируют их обладателям постепенное подключение к системе взаимного жизнеобеспечения Изании.
На руки каждому выдаётся членская карта с вкладышем типа сберкнижки, в которой проставлялся бы “дебит-кредит”, и личная печатка.
 Вкладышей может быть несколько, и разного цвета – продовольственный, бытового обслуживания, транспортные услуги, медицинские, учебно-воспитательные и т.д.

Каждая карточка рассчитана на определённую сумму, соразмерную с твоим счётом в Изан-банке.
 Когда сумма потрачена, карточка возвращается администрации и заменяется на новую.
 Ты можешь пополнить свой счёт, внося нал в Фонд.
 Или услугами - работая у нас водителем, маляром или телемастером.
 А также ресурсами (сдавая Изании в аренду участок, комнату и т.д.).

Если кто-то “с улицы” хочет снять дачу у изанина, или отдать ребёнка в наш детсад на дому, или протезировать зубы у нашего стоматолога, он вносит наличными соответствующее “пожертвование” в Фонд.
А сумма поступает на счёт этого стоматолога в иуе в Изан-банк.

Итак, с одной стороны, у нас в фонде имеются наличные. Есть “жертвователи” (совсем бескорыстных, честь им и слава, я не имею в виду), которые как бы нам дали аванс в надежде гарантированно получить те или иные услуги.
 И есть мастера, которые ждут от нас гарантированного обеспечения работой за нал или за ответные услуги (последнее, разумеется, предпочтительнее).
 Или за то и другое.

Как всё это должно работать?
 Допустим, нуждающиеся в тех или иных перевозках приходят или звонят в диспетчерскую нашего штаба (пока нет единого компьютерного центра), и оставляют соответствующую заявку с учётом района, километража и приемлемой суммы.

 Здесь – своеобразная внутренняя конкуренция, рвачи и халтурщики постепенно отсеиваются. Подбирается подходящий вариант и сообщается (сразу или по телефону), время исполнения заявки.
 И вот машина у подъезда, поездка благополучно завершена.
 Клиент проставляет во вкладыше водителя соответствующую сумму (в плюсе), заверенную подписью и личной печаткой, а водитель в транспортной карточке пассажира – эту же сумму в графе “кредит”, тоже с печатью и подписью.
 Когда вкладыш заполнен, водитель сдаёт его в штаб и получает взамен, допустим, продуктовую карту, или детскую, или просто увеличивает свой счёт в иуе.
 Или просит оплатить наличными покупку компьютера для сына.

Или, допустим, обеспечение продуктовой карты.
 Заключаются договора с хозяйствами, испытывающими проблемы со сбытом продукции, с ремонтом теплиц и ферм, с медицинской помощью – немало найдётся точек соприкосновения, где мы могли бы помочь друг другу.

 Но, конечно, продукты придётся и закупать за наличные через Фонд.
 У нас будет в штабе стол заказов с прейскурантом ближайших поступлений: (овощи, фрукты, мясные и молочные продукты, яйца и т.д.).
 Возможна закупка оборудования для их хранения и переработки.
 Со временем планируются свои столовые и доставка обедов на дом.
 При получении заказа в продуктовой карточке проставляется сумма в графе “кредит”.
 По этому же принципу делается отметка в карточке бытовых услуг при ремонте холодильника или телевизора, при расчётах с преподавателем или воспитателем в детской карточке, или с врачом – в медицинской.

Врач или воспитатель, сдав “погашенные” вкладыши, смогут обменять их на продуктовые или бытового обслуживания.
 Или увеличить счёт в иуе. Или подать заявку в Фонд на оплату какой-либо покупки, турпутёвки и т.д.

В диспетчерской штаба можно будет вызвать по телефону, пейджеру или электронной почте врача, ознакомиться с предложениями по продаже бытовых приборов, различных вещей, аренде квартир, комнат и дач.
 Можно устроить при наличии подходящего помещения обмен такими вещами с учётом их примерной стоимости.

Со временем намечается ряд интересных программ, которые могла бы осуществить Изания. Например, детсады и продлёнки на дому, с горячими обедами, занятиями с детьми (преподаватели различных профилей), развоз детей по домам.

Уход за больными и престарелыми (создание своего рода “пансионатов” для нескольких человек по системе взаимных дежурств).

Своя поликлиника с закупкой необходимого оборудования из средств Фонда.

Комплексная шефская программа над каким-либо районом Подмосковья.
 Вначале заключаются договора с престарелыми безденежными хозяевами полуразрушенных домов об их ремонте - на условии сдачи в аренду нашим дачникам для отдыха (на один или несколько сезонов в зависимости от стоимости ремонта).
 Стройматериалы оплачиваются Фондом.
 Бригада строителей работает за ИУЕ или за наши услуги.
 В отремонтированные дома приезжают на лето родители с детьми, преподаватели, которые занимаются с московскими и местными ребятишками, сочетая отдых с пользой.

 Можно также арендовать и “довести до ума” запущенные участки, построить хозблоки и теплицы, выращивать овощи-фрукты, снабжать всех огурцами и зеленью. А заодно и ребятам привить необходимые навыки в садоводстве, огородничестве и животноводстве.
Ну и попутно осуществить на добровольных началах экологическую программу по наведению порядка в лесу, водоёме и т.д.

Программа “Изания юных” (см. на сайте статью “Праздник на нашей улице”).

Есть ещё одна идея – курсы мастеров не только для подростков, но и для взрослых – обучение их различным полезным специальностям для последующей работы в Изании.

В общем, есть, где силы приложить.
 Приглашаю всех, желающих стать “первопроходцами”, к обсуждению и сотрудничеству.

 В данном послании речь лишь о практической стороне проекта. А с его духовно-идеологическим содержанием можно ознакомиться во втором томе мистерии “Дремучие двери” и в других материалах на сайте.

Первопроходцы, ау!
 “Первопроходимцев” просим не беспокоиться.

(1961 год)

       И вот, наконец, на “отлично” защищён диплом, сданы госэкзамены, в том числе и выпускные на английских курсах.
 Теперь я - “литературный работник газеты” с сомнительным знанием иностранного языка.

 Вике полгода.
Мама в награду за мой подвиг забирает её на лето на дачу под Рязанью, а мы с Борисом летим по литфондовской курсовке в Гагры.
 Соседка Света шьёт мне модный сарафан с юбкой колоколом – алые маки на чёрном фоне. У меня сорок четвёртый размер и хвост пистолетом.

       В Гаграх стояла чудовищная июльская жара. Жильё дикарям обходилось тогда рубль койка, потрясающие цыплята-табака на птицефабрике в Пицунде – что-то около двух рублей. А куч-мач (жареные куриные потрошка – огромная сковородка) – трёшку.

 Там мы и познакомились с Галкой Галич, дочерью Ангелины Николаевны, последней жены Александра Аркадьевича.
 Галка была младше нас года на два и, как теперь сказали бы, “крутая”.
 В потёртых джинсах, с пачкой американских сигарет в кармане и шикарной зажигалкой.
 Она сходу предложила нам с Борисом “расписать пулечку” и, разумеется, ободрала вчистую.

       В преферанс прежде мы играли только на даче с отчимом – “по копеечке”.
 На пляже в Гаграх загорали игроки совсем другого класса.
 Проснулся со времён детского “спекулянта” спящий во мне игрок, и я “заболела” преферансом.
 Меня тянуло, как назло, в самые сильные компании. Карманные деньги быстро кончились.
 Помню, как ходила по гагринскому пляжу и продавала провинциалам свои шмотки.
 Но зато научилась играть.
       Кстати, шмотки продала довольно выгодно.

       Игры наши продолжились и в Москве – на квартире Галичей у метро Аэропорт.

 Иногда к нам присоединялись сам Александр Аркадьевич, Тюлька Полякова.  Или Алик Есенин-Вольпин - математик, сын Есенина и поэт, который читал свои антисоветские стихи и хвастался, что ему за них ничего не будет.
 Потому что он псих и уже не раз бывал в дурдоме.

       Борис к тому времени уже неплохо зарабатывал на Радио. Я же проявила незаурядные предпринимательские способности и любовь к торговле.
 Время от времени мы обходили родственников, собирали ненужные вещи, главным образом, детские, и шли на Преображенский рынок. Где я их ухитрялась с рук весьма успешно реализовать.
Помню, как за девять рублей купила в комиссионке Вике японскую курточку, в которой та пару лет проходила и из которой выросла. А затем я продала её уже за пятнадцать.

       Так что деньги у нас водились – и на игру, и на гостей, и на походы в шашлычные. И в любимый мной “Пекин”, где мы наслаждались салатом из бамбука, бульоном из ласточкиных гнёзд, уткой по-пекински и гнилыми яйцами.
 Даже не верится, как всё тогда было доступно и дёшево.

       Конечно, время от времени появлялась у меня тоска и по “культурному досугу”, особенно по консерватории, куда меня прежде регулярно водил ленинградский Лёшка.
 Однажды с большим трудом достала билеты на Баха.
 Перед самым концертом позвонила Галка и пригласила “на пулечку”.
 Я сообщила, что у нас в программе нынче Бах.
Галка сказала, что от консерватории до Аэропорта на такси не больше полутора рублей, поэтому она нас ждёт после концерта с бутылкой коньяка.

       Коньяк мы купили, но куда его деть?
 Сдать вместе с пальто в гардероб – так ведь из кармана торчит, собака!
 Брать с собой в зал – совсем уж неприлично.
 В общем зарыли мы бутыль в близлежащем сугробе возле памятника Чайковскому, и заняли места согласно купленным билетам.
Но Борису было уже не до Баха.
 Он все фуги провертелся, мешал мне слушать и, едва дождавшись перерыва, рванул во двор.

 Вернулся с заледенелой бутылкой за пазухой и в ужасе сообщил, что там, во дворе, работают снегоочистители.
 Но что теперь с бутылью делать – так ведь воспаление лёгких получишь...
 Завернул в программку – всё равно холодно.
 Кашлянул пару раз, слушатели на нас шикают. В общем, концерт был испорчен, настроение у меня - тоже.
       И мы отправились к Галичам. Я надулась и в такси всю дорогу молчала. Было стыдно перед Бахом да и перед собой.
 Дома оказались и Александр Аркадьевич с Ангелиной, был накрыт стол к ужину и злополучный коньяк пришёлся кстати.
 Пока я мыла руки, Борис потешал аудиторию:
       - Выскакиваю – у сугроба топчется какой-то хмырь. И тоже рот разинул – с чего это я примчался к Чайковскому раздетым в пургу?
 А я этак строго гляжу – мол, не иначе ты, мужик, что-то нехорошее хочешь со всенародной реликвией сотворить. Под шумок, пока культурные люди Баху внимают...
 В общем, кто кого переглядит.
 А мужику уже видать невтерпёж... Он всё норовит к памятнику поближе, где потемнее, и в аккурат к сугробу с коньяком.
И мне знаки подаёт относительно своего намерения.
 А я:
 - Ты что, гад, надумал? То-то я ещё из окна понял…Осквернять храм музыки!
 Здесь классик, всенародное достояние зарыто, ему весь мир поклоняется, а ты...
Знаешь, что за это полагается?

       Мужик штаны подтянул, и бегом на ту сторону. Я руку в сугроб – нет бутылки! Шарю, шарю – нет. Неужто спёр, подлец? Полбутылки, небось, враз охобачил и решил место в мочевом пузыре освободить...

       А тут шум, фары... Прямо на меня снегоочиститель прёт. Слепит, сигналит – мой сугроб ему помешал, тварюге...
 Я машу, ору – стой!
 - Что такое?
 – Тут, - объясняю, - только что делегация из братской Армении была, коньяк к памятнику возлагали.
 – Какой ещё коньяк?
 – Четыре звёздочки. Целый ящик по сугробам рассовали. У них обычай такой, там это всё копейки. Мы цветы, а они – коньяк...
 Вижу - не верят. Сигналят, сейчас милицию позовут.
 А сам я руками шарю, шарю, окоченели руки по локоть.
 Есть! Метра на два левее лежала, мамочка. Может, снег подтаял.
 Поднял над головой, у водилы аж глаза повыскакивали.
 Мотор враз заглушил:
- Давай лопаты, Васька, у памятника надо вручную.
 - Ты что, обалдел, знаешь, сколько тут кубов?
 – Плевать на кубы! Это ж всенародная реликвия, дурья башка, к нему вон из самой братской Армении...

       До сих пор в ушах их хохот – вальяжного Александра Аркадьевича, изысканной Нюси и грубовато-желчной Галки. Которая не слишком жаловала песни знаменитого отчима-диссидента, предпочитая после “пары рюмок” - “Пару гнедых” или “Прощай, мой табор” в исполнении моего бесшабашного супруга.

       “Не забывайте, цыгана Борьку!”...

       Судьба этой семьи сложилась ужасно – будто какое-то общее проклятие. Погибли они порознь, но все трагично, нелепо и случайно.

       Лишённая привычных командировок из-за необходимости сидеть с Викой, с дипломом в кармане, но не у дел, я стала вести светский образ жизни и вечерами зачастила в ЦДЛ, когда свекровь возвращалась с работы и подменяла меня.

 Было самое начало шестидесятых, разгар “оттепели”.
 Всякие “интересные встречи и мероприятия” вскоре сменились простым сидением в том самом знаменитом кафе с исписанными афоризмами посетителей стенами. Где зимой все дымили как паровозы и поглощали кофе с коньяком и без, а летом открывалась дверь в небольшой садик со столиками – нечто вроде спасательной кислородной подушки.

 В кафе всё время велись групповые писательские разборки, в сути которых я не разбиралась - с бойкотами, индивидуальными и коллективными, порой с мордобоем и драками.

 Столики то сдвигались, то раздвигались. За одними – Аксёнов, Гладилин, Ахмадуллина, Евтушенко (который пил только шампанское). Роберт Рождественский, литовский график и пловец Стасис Красаускас, который славился способностью никогда не пьянеть.

 Однажды он на моих глазах осушил бутылку коньяка, потом ополовинил другую, предназначенную нам с Гладилиным.
 После чего мы с ним транспортировали “тёпленького” Гладилина домой, и Стасис, лишь чуть-чуть порозовевший, вытащил на прощанье из папки свой рисунок и начертал твёрдой рукой:
 “Юле от литовского графика”.

       В противоположном лагере были Стасик Куняев, Володя Цыбин и, кажется, Володя Фирсов...
Ещё помню Егора Радова с Риммой Казаковой, Виктора Драгунского, Женю Храмова, Юру Казакова.
И, конечно же, Михаила Аркадьевича Светлова.
 Который, видимо за мои пламенные, совсем не модные тогда антибуржуазные речи, называл меня “старой большевичкой” и однажды презентовал спичечный коробок, на котором нацарапал:
 “По старой привычке дарю только спички”.
 Но в раздевалке подошли непредсказуемые Гена Снегирёв с Колей Глазковым, попросили для кого-то прикурить, да так и сгинули с раритетным коробком.

       Иногда захаживали актёры и прочие знаменитости из соседнего Дома Кино, а также композиторы и художники, космонавты и герои труда, восходящие и заходящие звёзды разных величин.
 Помню себя то в гостях в мастерской Ильи Глазунова, то у Андрея Эшпая, где был ещё и Гарик Эль-Регистан, фамилия которого мне что-то смутно напоминала.

 То в чьей-то мастерской, сплошь завешанной изображениями апельсинов. То у художника Георгия Мазурина, который показал мне портрет Лаврентия Берия, играющего с Буратино на виселице, и научил правильно варить кофе.
 То в мрачной комнате у тоже мрачного и талантливейшего Юры Казакова, который читал мне какой-то свой потрясающий рассказ, запивая водкой и заедая ржаной горбушкой – больше в доме еды не было.

       Бессчётное количество пьяных надрывных разговоров, стихов и споров, чашек двойного кофе и рюмок коньяка, проглоченных слоёных пирожков с мясом и выкуренных сигарет.
 Что забыла, что искала я среди этих столиков, среди советской уходящей и нарождающейся элиты, какого откровения?
 Иногда талантливый, иногда бездарный театр личных амбиций и абсурда.
 Кто-то на кого-то стучал, кого-то возносили, ниспровергали. От кого-то уводили жену, к кому-то чужая жена сама прибегала...
Иногда шепотом агитировали куда-то вступить, к кому-то примкнуть, что-то подписать.

 Может, провокация, а может, вполне искренне.

 Я была одинаково далека как от западных “свобод”, так и от “тёмной старины заветных преданий” – я искала Истину.
 Совершенно безнадёжное занятие в том прокуренном зале с исписанными стенами, в котором, как я теперь понимаю, Её искала не я одна.
 Другие самоутверждались, третьи просто “ловили кайф”.

       “Ловить кайф” я никогда не умела и не хотела. Я наивно жаждала услышать от них, “самых умных и талантливых”, как же нам всем жить дальше.

 Потому что, как потом скажет Высоцкий: “Всё не так, ребята”.

 Во мне видели лишь писательскую дочку. Смазливую журналисточку, которая марает какие-то там рассказики и очерки и приходит сюда изловить какого-либо “звёздного карася”.
 На ночь или на всю “оставшуюся жизнь”.