Напиши что Я сказал тебе в книгу.
* * *
(Тем, кто не читал или забыл начало Мистерии - просмотрите "Этот странный день" и "На амбразуру" первой части романа.
В финале будут использованы отрывки из этих глав.
* * *
Вдоль церковной ограды прямо на асфальте сидели нищие, среди которых выделялся то ли узбек, то ли таджик в полосатом малиново-зелёном ватном халате и чунях с галошами, несмотря на жару.
На коленях у него лежала тюбетейка с мелочью. Один глаз был перевязан прозрачной женской косынкой с люриксом.
Когда она подала ему, старик скосил на неё другим глазом, подслеповато-водянистым, медузьим. Закивал, улыбнулся, обнажив редкие гнилые зубы, и пробормотал по-своему что-то неразборчивое.
ПРЕДДВЕРИЕ
- Ну что, Иоанна, кончается твоё кино? - чёрная детская маска в белых очках приблизилась к ней вплотную, и она увидела, что их стёкла заклеены то ли лейкопластырем, то ли белой бумагой.
- В последний раз предлагаю - пережди здесь до Суда.
Надоело про Иосифа - на нынешних вождей досье с пылу-жару поспело - вот где кино!..
Их Ангелам-хранителям остаётся лишь слёзы лить - всю вечность прокапали.
И на земле из-за того дожди, а зонты нынче дороги... Никакого сострадания к прохожим, а ещё ангелы!
Отлетались, отспасались, отвздыхались, болезные, теперь наши дела сплошняком пойдут, - шелестел АГ. - Многосерийные ужастики, чёрная магия с разоблачениями...
Сиди и трясись, Иоанна, пока мы добрые, пока зал наш.
А он теперь до конца времен наш. Дискетами с грехами да злодействами всю Вечность завалили. Летать негде.
Вот тебе абонемент на все сеансы. Третий ряд восьмое место... Презент.
Билет был голубенький с написанными от руки цифрами 3 и 8.
- А Егорка?
- Нет, вы только послушайте, нелюди недобрые, она опять за своё! - воззвал АГ.
* * *
Оказалось, что зал битком набит АГами с такими же чёрными лицами и слепыми белыми очками.
Нелюди АГи в дружном негодовании замахали чёрными ручками с белыми кошачьими коготками, выпуская из чёрных губ оранжевые клубы серы.
Иоанна в ужасе перекрестилась.
- Во-он! - взвыл АГ.
Страшный вихрь - раскалённая всесокрушающая смесь серы и пепла - внезапно обернулся жарким неподвижным московским смогом.
Плавящийся асфальт, бензиновый перегар и ещё какая-то скрипящая на зубах дрянь.
Иоанна прикрыла окно машины и откашлялась. Она ехала к Варе.
* * *
Дальше всё закрутилось, будто при ускоренной перемотке.
Варя, торт, приложивший к губам палец Егорка.
Мурашки по спине. Округлившаяся Айрис. Бдение у подъезда.
"Мир Новостей". Так и не понадобившийся мобильник. Застолье...
Снова тайное ожидание в машине.
"Волос с головы не упадёт", - убеждает, уговаривает она себя. И все же уехать почему-то не может.
Обычно они стреляют у подъезда, когда жертва садится в машину. Или в самОм подъезде. Или подкладывают бомбу. Или из оптического прицела с чердака соседнего дома...
Подъезд ребята наверняка проверили...
Нет, она все-таки дождётся и спокойненько поедет на дачу. И будет смеяться над своими страхами.
Только бы Златовы не заметили, что она, дурёха, здесь торчит.
Хорошо, что темнеет...
* * *
Вдруг в салоне само собой приоткрылось боковое стекло. Запахло серой.
- О, Иоанна, дочь Софии и Аркадия, представителей двух избранных, но, увы, падших, народов! - витиевато воззвал писклявый голосок, - Слушай сюда ушами...
- Чего тебе, ваучёрт? Опять Страницу Истории спёр?
- Так точно, товарищ Синегина. Совершенно секретно и исключительно для внутреннего пользования.
Белый листок запорхал, закружился по салону. Иоанна протянула руку.
- Э, нет, сначала спляши, о гремучая смесь из взрывоопасных генов...
Ладно, не психуй, знаю, что тебя колышет.
Будет жив твой Егорка, дочка у них родится. Назовут Марией. Машенька, Мэри...
Тоже коктейль двух народов - деловой ребёнок получится, но с русскими крылышками...
Об этом ещё Иосиф мечтал - вот бы соединить американскую деловитость да с русскими крылышками!
Будто толк какой от этих "крылышек" - носом вниз с колокольни.
Главное - спрыгнуть, а там поглядим. Вот и спрыгнули.
Тут всё написано - и про внутренние катастрофы, и про внешние...
Безобразно, свирепо, мохнато
Не на пользу людЯм, а назло
На восток продвигалося НАТО
И на нас невзначай набрело,
- цитирую по памяти, может, что-то напутал. Но за факты ручаюсь...
Третье тычсячелетие "близ, при дверях".
С юга снова "злой чечен ползёт на берег, точит свой кинжал..."
В Москве жилые дома взрываются, и не только в Москве.
В дерьме брода нет от предвыборных компроматов.
Волки от испуга кушают друг друга. Овечьи шкуры скинули - в открытую грызутся. Того гляди, народ с похмелюги разбудят.
А это будет похлеще "Герцена"...
В стране опять "верхи не могут, а низы не хотят". Третьей Мировой попахивает.
"Люди языки кусают от страха в ожидании грядущих бедствий"!..
"Всенародно избранный", отделивший Киевское православие от Руси, орден получит на Святой Земле за заслуги перед христианством.
Кстати, таким же орденом был награжден и Черчилль, после того, как объявил коммунизм "угрозой всему христианскому миру"...
* * *
А выборы эти чернокнижные,..
Сегодня - "семья вурдалака". Потом - медведь в мешке.
А завтра, глядишь, и того самого Зверя изберут. Нашего, который "из бездны"...
Тебе это надо, Иоанна? Твои гены хоть и падшие, но ведь не глупые!
Что ты там забыла, в "последних временах"?..
Ну, не хочешь на дачу, - я тебя понимаю. Пусть живёт Егорка, размножается, пусть Мария, пусть Мэри - всё один конец, один ваучёрт...
- Изыди! - Иоанна намертво вцепилась в руль, не сводя глаз с двери подъезда.
- Короче. Наше предложение остаётся в силе. Третий ряд, восьмое место. Абонемент на все "последние времена".
Серой в лицо обещаем не дымить.
* * *
- Что-то здесь не так, - подумалось Иоанне, - Им уже не Егорка, им, похоже, зачем-то нужна я... Мёртвая или живая? Эачем?..
- Да ты прочти страничку-то, - волосы стынут в жилах, кости дыбом встают... Ознакомься.
Белый листок послушно опустился прямо перед ней на руль.
На нём огненно-крупно проступила одна-единственная фраза из Евангельского "Откровения":
"ВЫЙДИ ОТ НЕЕ, НАРОД МОЙ!"
- Что это, не понимаю?..
- Измена! Подмена!.. - заверещал ваучёрт, - Это всё он, вождь кавказской национальности!
И здесь достал, - как сказал Троцкий, получив по голове ледорубом...
Пожалте вам, послание в Сибирь!..
* * *
- После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его, - читала она проступающие огненные слова, -
И воскликнул он сильно, громким голосом говоря:
- пал, пал Вавилон, великая блудница. Сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице.
Ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы...
* * *
- Ну, кончилось твоё время, и спи спокойненько, как предписано регламентом.
Нет, не спится товарищу Верховному Главнокомандующему...
Пожалте вам - ещё одно "Слово к народу".
* * *
- И цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её.
И услышал я иной голос с неба, говорящий:
ВЫЙДИ ОТ НЕЕ, НАРОД МОЙ, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её;
* * *
- А где он, народ-то? - кривлялся Ваучёрт. - Ау! Наро-од!
Марлены скурвились,
Владлены спятили,
Откомиссарили.
Ушли в предатели...
- Нет больше народа. На палубу вышел, а палуба ёк!..
* * *
- Ибо грехи её дошли до неба, и Бог воспомянул неправды её.
Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её. В чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое.
Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своём: сижу царицею, я не вдова, и не увижу горести!
За то в один день придут на неё казни, смерть и плач и голод.
И будет сожжена огнём, потому что силен Господь Бог, судящий её".
* * *
- Порви! - ёжился ваучёрт, - Измена! Подмена!
- Пророчество о Последней Революции, которую свершит Творец над Вампирией в конце времен руками ею же соблазнённых народов, - Иоанна узнала голосок АХа,
- Верховный Главнокомандующий просто напомнил избранникам приказ Спасителя:
- "Выйди от нее, народ Мой..."
Ваучерт вырвал у Иоанны листок, дохнув раскаленным клубом серы.
Страница Истории вспыхнула и сгорела, засыпав колени пеплом.
- Вот и я ей говорю - выйди, - верещал он, - И отсидись, пока утрясётся. Третий ряд, восьмое место...
* * *
Наконец, они появились. Егорка, Айрис и Варя.
Айрис и Варя расцеловались на прощанье.
Айрис села впереди с шофёром. Егорка с телохранителем сзади...
- Ну сыграешь ты в Матросова или в Гастелло, - дальше что? - ваучёрт махал у Иоанны перед глазами кисточкой хвоста, мешая смотреть в зеркальце, - В вечности "героев" посмертно не дают.
Шум отъезжающий машины.
Хлопнула за Варей дверь подъезда.
Сейчас появится ...
* * *
Иоанна просекла крестом, как мечом, смрадный серный воздух. И ваучёрт, взвизгнув, растаял.
Разноглазый, неизвестно откуда взявшийся мерс выползал из чёрной бездны арки, поворачивая направо...
Там, у аптеки, он развернётся и промчится как раз мимо, по дороге под насыпью.
Потом выскочит на проспект и полетит чёрным разноглазым демоном за несущейся к аэродрому егоркиной машиной.
В молниеносном прозрении она увидела, как мерс настигает их. Стреляет по колесам.
Прошивает автоматной очередью шофёра, Егорку, Айрис с будущим бэби двух народов.
Девочкой по имени Мария. Самым чтимым именем по обе стороны океана.
Смрадно взревёт мотор, сверкнут разноглазые фары.
И он безнаказанный, неуловимый, неподсудный, умчится в ночь. Как всегда, победив.
И не будет ни Егорки, ни Айрис, ни Марии. Ни Изании никогда не будет.
Снова только ночь. Беспросветный этот апокалипсис...
Ну, уж нет!
* * *
Ни страха, ни колебания не было. Только упоение, восторг от предвкушения счастья наконец-то их остановить.
Смертельным кляпом влететь в зловонную прожорливую глотку и разнести в клочья.
Остановить!
Машина заскакала по насыпи.
Задёргался в руках руль, взревел мотор.
Истошный вой клаксона справа. Заметавшиеся фары, визг тормозов.
Всё, ребята, приехали!..
Чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй...
- Жри, гадина! - то ли прокричала, то ли подумала она, с наслаждением швыряя в надвигающуюся разверстую огнедышащую пасть этот свой торжествующе-победный крик.
Бешено раскручивающуюся, как праща, ярость вместе с плотью, сознанием, душой, железом вокруг и страшным апокалиптическим хрустом.
Скрежетом, огнём и крушением всего и вся.
Его зубы вонзились в неё. Но ошеломляющая невозможная боль утихла, едва начавшись.
И закувыркался мир.
Что-то вспыхнуло, грохнуло. Заметались в кувыркающемся мире огненные отблески.
- Это они, они! - краешком сознания поняла она, - Теперь им не добраться до Егорки.
Свершилось! - в победном ликовании пело, орало всё её уничтожаемое, дробящееся, кувыркающееся вместе с машиной естество.
И невыразимое неземное наслаждение было в этой смертной муке.
Так, наверное, умирает зерно, прорастая в иное измерение.
Побеждает, уничтожаясь.
- Я сделала это. Неужели сделала?..
* * *
Чьи-то голоса, прикосновения, отзывающиеся всё той же "не её" болью.
Пятна озабоченных, но чаще любопытных лиц. Носилки, ослепительная лампа над головой...
Как душно, дышать всё труднее.
Скрипят доски под её шагами, хотя ног своих она не чувствует.
И что-то всё это напоминает, очень давнее и страшное.
Этот деревянный коричневый прямоугольник, к которому она неотвратимо приближается.
Четыре ромба с облупившейся краской, криво прибитая ручка...Дремучие двери...
Она задыхается, бороться нет больше сил.
Дверь медленно открывается.
Иоанну втягивает в неё, как в аспидную воронку.
Чёрная вода пополам с чёрной глиной склеивает глаза, нос, губы....
* * *
Дверь гулко захлопывается.
Есть только последняя мысль Иоанны. Остановившаяся, как стоп-кадр.
Отчаянное: "Вот и всё". Навеки заевшая пластинка.
Вечная Иоанна-мысль по имени "Вот и всё".
Конец фильма, где она сыграла свою жизнь.
Гаснет свет, зрители расходятся по домам.
Все, кроме неё.
Навеки замкнутое на себя богооставленное сознание. Существующее лишь само для себя.
Вот что такое ад.
Ни раскалённых сковородок, ни небытия. Лишь бессмертная кромешная мысль, что уже никогда нечего не будет.
И что где-то есть Вечное и Прекрасное "ВСё", от которого ты навеки отлучена.
* * *
- Иоанна...
Даже не голос, а тоже мысль.
Но не её, а прозвучавшая в ней, как некий код, сигнал, поворот ключа...
От чего, казалось, навеки заполонившая её тьма вдруг стала светать, рассеиваться. Побеждаемая неким новым состоянием, названия которому Иоанна не ведала, но которое стремительно нарастало.
* * *
Трепетные, пульсирующие, как сердце, сполохи снежно-жаркого сияния...
Девственно-чистый, ослепительно-белый, бесстрастный и одновременно огненно-испепеляющий
Огонь. Какого не бывает на земле.
Очищающий, всё переплавляющий...
Не статика, а вечное движение.
Биение невидимого животворящего Сердца.
Основа основ, начало начал, альфа и омега...
* * *
Она поняла, почему Он никак не давался Гане, Свет Фаворский.
Преобразующий, несущий Жизнь всему и вся.
Это не был свет в земном понимании, а таинственно-дивный Поток нездешней энергии.
Воскрешающей и живящей.
"Где первообразы кипят, Трепещут творческие силы"...
Здесь священнодействовало, всё преобразуя пламенной и жертвенной Любовью, само Божество. Сама Истина.
Горнило подлинного Бытия едва приоткрыло завесу, сияя россыпью созвездий, мелодией отвоёванных у хаоса созвучий, преодолевших пространство идеальных конструкций.
Тьмы, гибнущей в костре невиданных красок.
И легкая слитная поступь неразлучной неделимой Двоицы, прогуливающейся среди роскошных тропиков новорожденных остывающих миров...
Вечно влюблённой и вечно юной.
* * *
О, как рванулась туда душа! В то время, как всё тёмное в ней, злое и лукавое спасалось в панике, казалось, раздирая пополам её изнемогающее от этого разделения "Я".
Иоанна-полутьма, одновременно жаждущая и страшащаяся.
Огонь Спасающий и Воскрешающий - она вдруг прозрела, что страшен он лишь для тьмы.
"Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается. И огонь испытает дело каждого, каково оно есть".
Иоанна-мысль вспоминала слова апостола Павла, а животворящий снежно-огненный поток мчался мимо, обтекая её.
Туда, где "Всё Хорошее, Всегда и Везде".
Свет Фаворский - божественный образ Бытия.
Вдохновенное Творчество, преображающее смерть в Жизнь.
Он открывал ей свои тайны.
* * *
О том, что люди - разбросанные по земле семена вечности, которым надо укорениться в небесном.
Умереть в тленном, во времени, чтобы прорасти в бессмертие.
Что человеки - капилляры, нервы, сосуды, по которым струится Божественный Поток, творя Жизнь.
Что они - проводники Её. Соучастники этого великого таинства - вечно гореть в святом снежно-огненном движении, неся и созидая Жизнь.
Каждым биением сердца, каждым делом и словом нести и сотворить Бытие Подлинное.
Всё мёртвое, непроницаемое отбрасывается во тьму.
Таков закон жизни во имя Жизни.
* * *
Поток Животворящий мчался, обтекая её, - из Себя, через всё и в Себя.
Иоанна-мысль прозревала, казалось, таинственно-глубинное биение Его Сердца.
Жертвенной любви, извечно и добровольно посвящённый всецело этому животворению. Спасению, преображению, воскрешению всего и вся.
Всякой гибнущей твари, взывающей о помощи.
И вдруг ощутила слабый, едва слышный стук собственного сердца. И поняла, что ещё жива.
И что этот ее едва различимый пульс чудесным непостижимым образом связан с извечно преодолевающим хаос ритмом Единосущного и Нераздельного.
И чем больше она вмещала, прозревая уже не только мыслью, но и едва бьющимся сердцем, дивный пульс, ритм, биение животворящего Слова в неземной симфонии Вечного Созидания - радуг, аккордов, идей и свершений... Чем больше трепетала, рвалась туда душа в неистовой жажде одновременно гибели и рождения, - тем явственней сознавала она в ужасе свою зажатость, закупоренность.
Мельчайшего, но уникального по Замыслу капилляра, не оправдавшего своего предназначения. Заполненного полутьмой...
Принять, обогатить, пронести, как эстафету, через земную жизнь, передав дальше...
Не проводник, не сопричастник, не сотворец.
Она - препятствие.
Животворящий поток, встретившись с непроницаемостью, обтекает её и несётся дальше, мимо...
Препятствие, балласт, тромб...
* * *
Она не исполнила своего предназначения!
Там, в историческом времени, остался чистый лист бумаги и открывшаяся когда-то строчка из пророка Иеремии:
- "...напиши себе все слова, которые Я говорил тебе, в книгу".
Мысль о девственно-чистом листе бумаги впервые не вызвала отвращения...
Она должна вернуться! Иоанна-мысль стала Иоанной-волей, Иоанной-молитвой:
- Господи, дай исполнить Волю Твою...
Соответствовать ПРИЗВАНИЮ. Не позволить потоку, дару Жизни в тебе загустеть тромбом...
Не прервать цепь, передать эстафету.
Исполнить долг, завещанный от Бога...
* * *
Что было прежде? Она ли услыхала эту Высшую Волю о себе, или сама попросилась добровольцем, вооружённая Волей?
Или всю жизнь ждала этого приказа? Ждала изначально, ибо по законам как земной, так и небесной драматургии висящее на стене ружьё должно выстрелить?
А записавшийся добровольцем - или воин или дезертир...
"Напиши, что Я сказал тебе, в книгу"...
Дай исполнить Волю Твою.
Воля исполнить Волю.
* * *
- Встань, Иоанна...
Тамбур теперь был расцвечен трепетно-живыми сполохами того самого Света Невечернего. "Невозможной Мечты" художника Дарёнова.
Брошенный в подъезде старый веник зеленел клейкой майской листвой. Ожил и благоухал букет засохших прошлогодних пионов.
Воскресла давным-давно обглоданная в паутине бабочка, расправила солнечно-рыжие крылья и стала биться в пыльное подслеповатое оконце над входной дверью с ромбами, за которой пряталась удравшая тьма.
Именно туда, в тёмное будущее, жаждала вернуться сидящая на пыльном дощатом полу давно снесённого дома ожившая, как и эта бабочка, Иоанна.
Хоть и ждали её за дверью напротив и спасающие мамины руки, и ещё живой отец, и бабка Ксеня. И счастливое послевоенное детство...
- Встань, Иоанна, - снова тихо и властно прозвучало в ней.
От кого-то, или от неё самой - не имело значения.
Воля творить Волю.
- Встань и иди...
* * *
Она выпрямилась.
Оттолкнувшись от стены, сделала шаг, другой...
Вернулась боль, с каждым движением всё острее, невыносимее. Боль по имени Иоанна.
Но ещё невыносимее был страх не дойти.
* * *
Тёмное будущее встретило её тьмой кромешной. Душной и пропахшей лекарствами.
Иоанна обернулась на гаснущие за спиной сполохи и увидала в проёме двери с ромбами огненно-светлую благословляющую Руку.
Дверь захлопнулась.
* * *
Перед Иоанной высилась едва различимая гора, на которую ей предстояло вскарабкаться.
Туда, где мерцала над головой маленькая светлая точка - то ли звезда, то ли маяк. То ли лампа операционной.
Она ползла, хотя это было совершенно невозможно. И разрывались сердце и лёгкие от спёртого, исполненного лекарственной тьмой воздуха. И тело от боли.
И лампа - маяк, звезда то приближалась, то снова пряталась в наваливающейся дурноте кромешной тьмы.
* * *
Иоанна ползла, зная, что там её место.
Её Голгофа, её высотка, её "Всё".
Её звено в цепи, которое нельзя разорвать
Вокруг прозревала она и других, восходящих до неё, каждый на свою Голгофу.
Их впаянные в скалу тела, обращённые к небу лица.
Совсем юные. В полноте лет. Пожилые.
Но всегда устремлённые туда, вверх, где мерцала эта светлая точка.
То ли звезда, то ли маяк, то ли лампа операционной...
Застигнутые в пути победители смерти.
И когда светлую точку снова заволакивала исполненная дурноты и боли тьма, метеором проносился ввысь огненно-рыжий сполох. Похожий то на дух Альмы, то на катькину куртку, то на воскресшую бабочку из детства.
Тоже запрограммированную на дерзновенно-вечный полёт к Свету...
(окончание Мистерии)
1999-2000гг