(1984 год)Короче, начнутся обычные будни, к тому же великий пост.
Соблюдать его после больницы будет легко из-за полного отсутствия аппетита.
Однажды я с трудом заставила себя проглотить чашку импортного вермишелевого супа из пакетика и вдруг обнаружила, что суп, оказывается “куриный”, то есть скоромный.
Хотя какое отношение к курице имел спрессованный в кубик зеленоватый порошок, оставалось загадкой.
На исповеди, рассказывая отцу Герману про тяжкие свои грехи во время больничной эпопеи, про уныние, малодушие и всё такое, я так, между прочим, вспомнила и про “куриный суп”.
Меня поразило, что батюшка, до сего спокойно внимавший самым ужасным, с моей точки зрения, помыслам и падениям, вдруг перестал кивать. Побледнел так, что я даже испугалась, и прошептал в ужасе:
- Куриный суп?! В Великий пост?!
Напрасно я, уже чуть не плача, уверяла его, что это никакая не курица, а так, труха, может, и не куриная вовсе – отец Герман был безутешен.
- Вот уж от тебя, Юлия, я этого никак не ожидал.
Как ты могла? Курица! В Великий пост!..
До сих пор не могу без содрогания и стыда вспоминать об этом злосчастном курином порошке и неадекватной, с моей, видимо, узколобой точки зрения, реакции батюшки.
Это будет одна из наших последних встреч.
Вскоре батюшку переведут в Лавру, где его благословят одним из немногих в нынешней Руси изгонять бесов.
Запомнится и последняя встреча с отцом Владимиром, которого я попрошу благословить меня на написание книги.
Тогда уже появится надежда, что “Дремучие двери” когда-либо увидят свет.
Отец Владимир спросит, о чём роман, и потребует, чтоб я приносила ему на благословение каждую новую главу.
И ещё скажет, что к написанию книги следует относиться так, между прочим.
А главное в жизни женщины – семья, рождение детей и связанное с этим послушание.
Вот тогда я и дерзновенно отправилась, как всегда в случаях несогласия с мнением одного духовника, к другому:
- Что за книжка-то? – спросит отец Герман, - Детская?
- Нет, батюшка. Совсем не детская.
Не зная, что ещё сказать, я умоляюще подниму на него глаза, - мне так нужно было его благословение!
И тут остановится время.
Он прищурится, будто вглядываясь в ещё не написанные страницы, покачает головой, помедлит и...положит мне на голову руку.
Я опущусь под её властной тяжестью на колени, и буду глотать слёзы, слушая, как он долго-долго молится.
Чтоб просветлённо-смиренным умом и чистым сердцем творилось сия книга во исполнение Воли Господней.