Фото из Интернета(конец семидесятых)
Сажать, полоть, перестраивать, пристраивать...
Для полного счастья я ещё и кур завела, соблазнившись дешёвым зерном и комбикормом – всё это часто привозили в посёлок.
Куры мои исправно неслись, даже выводили цыплят. Относилась я к ним трепетно, и умирали они все от старости.
К тому же куры раскапывали огород и лезли к соседям.
Как-то злобная соседская дочь перевязала им лапы и перекидала мне обратно через забор.
Ко всем неприятностям, у меня был красивый, но крайне агрессивный петух, который даже мне, хозяйке, пропорол шпорой руку, за что немедленно угодил в суп.
Кисть распухла и покраснела.
На другой день я поехала по делам в Литфонд, который тогда располагался на улице Усиевича. И, проходя мимо писательской поликлиники, решила всё же зайти и показать руку.
Врачиха сказала, что надо ввести противостолбнячную сыворотку. Увлечённо болтая с приятельницей, она сделала мне пробу на переносимость вакцины и велела подождать полчаса.
Проба покраснела, но врачиха не прореагировала, - мол, ничего, можно вводить. И снова переключилась на подругу.
Через несколько дней у меня место укола воспалилось, появилось алое пятно. Я не придала этому значения.
Потом стала чесаться кожа головы, почувствовала себя неважно, не понимая, в чём дело.
Уже было темно, около одиннадцати вечера. Я не знала, что жить мне остаётся совсем немного, что сейчас начнётся отёк гортани, аллергический шок - и труба.
Меня раздувало, как резиновый шар.
И вдруг – это действительно было чудо, Борис совсем не собирался в тот день на дачу, - услыхала, как подъехала машина.
Он потом сказал: “Просто соскучился”.
- Что с тобой?! – заорал он в ужасе. Я раздувалась прямо на глазах.
Запихнул меня в машину и помчался в больницу, которая, слава Богу, находилась в полутора километрах через поле.
У ворот мы едва не столкнулись с подъезжающей скорой.
Я уже задыхалась и теряла сознание, сердце стучало как бешеное.
Врач едва успел всадить мне иглу в руку, и я стала на глазах опадать, лицо в зеркале было зелёновато-пепельным.
Понемногу пришла в себя.
Меня хотели оставить в больнице, но я дала расписку, что буду сама неукоснительно соблюдать все предписания довольно длительного лечения, которое мне предстояло.
И впредь, упаси Боже, никогда не позволю себе вводить противостолбнячную лошадиную вакцину.
К той врачихе из писательской поликлиники я так и не наведалась, а зря. Может, ещё какого-либо литератора спасла бы для потомков.
Но, пожалуй, самой ужасной из “куриных историй” было моё опрометчивое приобретение полусотни бройлерных цыплят в зоомагазине на Кузнецком.
Был март, холодно, поэтому пришлось отгородить чем попало часть пространства у печки и запустить туда коричневые и чёрные (которые потом стали серыми) комочки.
Я носилась с ними, как чадолюбивая мамаша (может, проснулся вдруг инстинкт).
Ночами не спала, готовила им то простоквашу, то просто кашу, то молотые крутые яйца... Сыпала какие-то минеральные и витаминные добавки, меняла каждый час воду...
Лучше б я родила двойню!
Поначалу всё шло хорошо, хоть и давили они друг друга – каждый комочек я неутешно оплакивала.
Наконец, цыплята подросли, на улице потеплело.
Я уже собиралась переводить их на террасу, но тут они начали дохнуть.
Друг за другом, однако от совершенно разных причин – вот что было хуже всего.
Ну напала бы куриная чума или ещё какая эпидемия – мало ли что бывает у кур!
Так нет же – одни поносили, другие просто вяло сидели в углу, а потом валились на бок.
Третьи, только что весёлые, пушистые, вдруг издавали какой-то скрипящий звук, кулдыкались на спину и, подёргав лапками, навсегда затихали.
Ну а у четвёртых, самых крупных, длинноногих, похоже, съезжала крыша.
Они начинали приплясывать, носиться, сшибая и давя остальных, извивались в каком-то курином экстазе, пока не падали бездыханными, разделяя участь остальных.
Я пробовала отсаживать подозрительных и заболевших, кормить и поить с ложечки, класть им грелку – бесполезно.
В конце концов, из пятидесяти осталось только семь.
Я была на грани нервного срыва.
Боже, и всё это для того, чтобы когда-либо этих семерых бройлеров, продающихся в любом приличном гастрономе, зажарить и съесть!
Наверное, это была самая большая глупость в моей жизни.
Вообще мне здорово доставалось от животных.
Часто “гуляла” Альма. Её кавалеры всех мастей и размеров ломали заборы, вытаптывали огороды, вызывая справедливый гнев соседей.
Как-то мы её заперли и уехали на пару дней, а по возвращении оцепенели от ужаса – всё крыльцо залито кровью.
Только потом догадались, что тут, как и у людей, “ищи сучку”, а кровь эта не человечья, а собачья.
Пробовали привязывать – ещё хуже, свободолюбивая Альма выла на весь посёлок.
За свободу она заплатила жизнью – неожиданно появилась спецмашина, что охотилась за непривязанными собаками.
Соседка прибежала и сообщила, что они схватили и Альму.
Мы тут же помчались следом, сулили любые деньги, но собак, как нам сказали в милиции, сразу же “усыпляли”.
Видимо, на шкурки – тогда собачьи и кошачьи воротники и шапки были в моде.
Так же бесславно, видимо, погиб и мой чёрный кот с преферансным именем Мизер – вместе с десятком других чёрных котов и кошек.
Это уже кто-то из местных собрал жене на шубу.