(1960 год, журнал "Октябрь")
“Есть на Севере среди вологодских лесов тихий городок Тотьма.
Зимой, когда живописная река Сухона замерзает, туда можно добраться только на самолёте. Жители городка любят рассказывать легенду о том, как когда-то Иван Грозный, проплывая мимо этого места, указал на стайку жавшихся друг к другу изб, окружённых небольшой деревянной крепостью, и пренебрежительно изрёк:
- То – тьма…
Вот в такую же глушь забредали когда-то в поисках самородков отважные русские золотоискатели. А за сотни километров от России, по суровой, безлюдной канадской земле пробирались всё дальше и дальше на север мужественные герои Джека Лондона.
Они рисковали жизнью во имя золота. А потом, голодные и обмороженные, возвращались, зажав в руках мешочки с желтым песком, дающим право господства над человеком.
Злые и ожесточённые, они ползли рядом, боясь друг друга, равнодушно бросая ослабевшего товарища, и волки шли за ними по пятам, как бы олицетворяя собой звериную сущность их подвига”.
Моя задача – противопоставить два мира.
Наживы, конкуренции, где чьи-то достижения вызывают зависть, злобу, желание подставить ножку. И советского единства, взаимопомощи:
“Родина строится, ей нужен лес. И эти нелегко доставшиеся сотни кубометров – результат самоотверженного труда – накрепко связывают каждого со всем народом, делают активным участником великой стройки.
Два мира – два подвига”.
Очерк так и называется: “Сообща”.
Конечно же, я многого не знаю.
И о том, что герои мои – почти все ссыльные. Среди политических есть и отпетые уголовники.
Помню, как один признался мне, что пока мы ехали по лежнёвке к месту вырубки, ребята сыграли на меня в карты.
-Закажи молебен. - (так сказал этот “кто-то”), - Что в прикупе был червовый король.
Я сочла это милой шуткой.
В чём моя вера с тех давних времён юности?
Это, прежде всего, вера в человека, в его великие возможности и высокое назначение. Высокое, если не сказать “божественное”.
Но которое проявляется лишь в процессе движения к высокой цели. Когда мы идём к ней, вместе или поодиночке.
Слово “коммунизм” мне мало что говорило. “Светлое будущее” нравилось гораздо больше – в этом сочетании была та самая небесная тайна.
Возможно, инстинктивно я прозревала то, о чём потом прочла у Владимира Соловьёва, Сергия Булгакова и других религиозных мыслителей.
О “Богочеловечестве” как высшем смысле исторического процесса.
Я пыталась подтянуть “хомо советикус” и “хомо сапиенс”, которые на практике часто оказывались не “советикус” и даже не “сапиенс”, до уровня библейского изречения, о котором тогда ещё тоже ничего не знала:
“Я сказал: вы боги, и сыны Вышнего все вы”.
Я инстинктивно ненавидела прожорливых хапуг, рвачей, бесполезных чиновников.
Всех, кто тянет одеяло на себя, вместо того, чтобы “хлеба горбушку и ту пополам” - во имя этого самого “восхождения”.
Потом я найду общее для них определение – “вампиры”. То есть питающиеся чужими жизнями.
Пусть бы во имя каких-то общих великих рывков и свершений (тогда всё оправдано. Так командир посылает на смерть солдата, зная, что будет взята высота.
Ан нет - исключительно ради “себя любимого”.
Не Моцарта, Гёте или Сергея Королёва - такому можно и послужить. А пошлого “небокоптителя”, засасывающего всех в чёрную дыру своей алчности и непотребств.
Работать не каждый за себя, как прежде, а единым целым, освоив смежные специальности друг друга.
Чтобы, если у кого-то не ладится или заболел– заменить, стать рядом, чтоб никаких простоев.
Вот они, ростки нового. Вот секрет успехов бригадира Сергея Чечулинского, насколько я разобралась, проведя день на его участке.
- У нас ведь как водилось: один – только вальщик, другой – трелёвщик, третий – лебёдчик. Порвись трос или вальщик слёг – проси помощи в другой бригаде. Дело стоит.
Теперь я всех обучил лебёдке. Вася Оленев – электропиле “5-5”. Ребята на погрузке тоже поделились секретами.
Четверо посещают курсы трактористов, другие вот-вот получат шофёрские права...
При таком порядке сложа руки не посидишь, и новички подтягиваются, и лодыри.
Вот Качева к себе из другой бригады взяли.
Его уж хотели выгонять, а у нас вкалывает.
Вечером в конторе подхожу к доске показателей.
У Сергея – 105, 108 процентов.
И вдруг – что это? Бригада какого-то Рихарда (фамилию не помню) – двести десять процентов!
- О них нельзя писать, - говорит начальник, предупреждая мой вопрос, - Немчура. Поволжские.
- Ну и что? Они же наши, советские. Вон какие цифры! Разве это справедливо?
- Там наверху виднее, - зевает начальник, - Установка такая. Всё равно рубанут.
Понимаю, что он прав. Но всё же интересно – почему такая разница в показателях?
На следующий день еду в бригаду Рихарда.
Всё вроде бы так же, да не так. Чёткость, скорость, почти идеальная согласованность процесса.
Ни секунды простоя. Ровно полчаса на обед, никакой болтовни, перекуров, криков, брани.
Ловлю себя на том, что любуюсь “немчурой”. Вот бы к Сергею одного-двух поволжцев для обмена опытом!
“Нельзя писать” – бред какой-то.
Рихард посмеивается – он уже привык к этому “нельзя”. Да оно, может, и к лучшему. А то пыль пойдёт – заработать не дадут.
“Кто он, муж и отец Сергей Чечулинский, - рабочий, студент или учёный-изобретатель? – пишу я, - Обладатель пяти специальностей, депутат районного Совета, просиживающий ночи над учебниками?
Отчасти и то, и другое, и третье.
В эпоху, в которую мы живём, понятия эти перестают существовать в чистом виде для тех, для кого творческий труд стал внутренней потребностью.
Конечно, их ещё нельзя назвать учёными, знаний пока маловато.
Но в соединении с практическим опытом, с любовью к своей профессии пробуждается творческая инициатива, стремление учиться дальше.
Всё больше видят они в своей работе такого, что можно было бы изменить, улучшить.
И уже не может человек жить без беспокойства, без поиска.
Он счастлив.
И это счастье творца, искателя.
Со всей страны пишут лесорубам, поздравляя с присвоением звания коммунистической бригады.
“Моё желание – поехать на Север или в Сибирь. Не подумайте, что мне страшна ваша суровая природа. Нет, комсомольцы нужны и должны быть там, где труднее, где их требует страна”...
1960 год...
Что теперь с тобою стало, автор этих строк, комсомолка Валя Барановская?..
“Есть на Севере среди вологодских лесов тихий городок Тотьма.
Зимой, когда живописная река Сухона замерзает, туда можно добраться только на самолёте. Жители городка любят рассказывать легенду о том, как когда-то Иван Грозный, проплывая мимо этого места, указал на стайку жавшихся друг к другу изб, окружённых небольшой деревянной крепостью, и пренебрежительно изрёк:
- То – тьма…
Вот в такую же глушь забредали когда-то в поисках самородков отважные русские золотоискатели. А за сотни километров от России, по суровой, безлюдной канадской земле пробирались всё дальше и дальше на север мужественные герои Джека Лондона.
Они рисковали жизнью во имя золота. А потом, голодные и обмороженные, возвращались, зажав в руках мешочки с желтым песком, дающим право господства над человеком.
Злые и ожесточённые, они ползли рядом, боясь друг друга, равнодушно бросая ослабевшего товарища, и волки шли за ними по пятам, как бы олицетворяя собой звериную сущность их подвига”.
Моя задача – противопоставить два мира.
Наживы, конкуренции, где чьи-то достижения вызывают зависть, злобу, желание подставить ножку. И советского единства, взаимопомощи:
“Родина строится, ей нужен лес. И эти нелегко доставшиеся сотни кубометров – результат самоотверженного труда – накрепко связывают каждого со всем народом, делают активным участником великой стройки.
Два мира – два подвига”.
Очерк так и называется: “Сообща”.
Конечно же, я многого не знаю.
И о том, что герои мои – почти все ссыльные. Среди политических есть и отпетые уголовники.
Помню, как один признался мне, что пока мы ехали по лежнёвке к месту вырубки, ребята сыграли на меня в карты.
-Закажи молебен. - (так сказал этот “кто-то”), - Что в прикупе был червовый король.
Я сочла это милой шуткой.
В чём моя вера с тех давних времён юности?
Это, прежде всего, вера в человека, в его великие возможности и высокое назначение. Высокое, если не сказать “божественное”.
Но которое проявляется лишь в процессе движения к высокой цели. Когда мы идём к ней, вместе или поодиночке.
Слово “коммунизм” мне мало что говорило. “Светлое будущее” нравилось гораздо больше – в этом сочетании была та самая небесная тайна.
Возможно, инстинктивно я прозревала то, о чём потом прочла у Владимира Соловьёва, Сергия Булгакова и других религиозных мыслителей.
О “Богочеловечестве” как высшем смысле исторического процесса.
Я пыталась подтянуть “хомо советикус” и “хомо сапиенс”, которые на практике часто оказывались не “советикус” и даже не “сапиенс”, до уровня библейского изречения, о котором тогда ещё тоже ничего не знала:
“Я сказал: вы боги, и сыны Вышнего все вы”.
Я инстинктивно ненавидела прожорливых хапуг, рвачей, бесполезных чиновников.
Всех, кто тянет одеяло на себя, вместо того, чтобы “хлеба горбушку и ту пополам” - во имя этого самого “восхождения”.
Потом я найду общее для них определение – “вампиры”. То есть питающиеся чужими жизнями.
Пусть бы во имя каких-то общих великих рывков и свершений (тогда всё оправдано. Так командир посылает на смерть солдата, зная, что будет взята высота.
Ан нет - исключительно ради “себя любимого”.
Не Моцарта, Гёте или Сергея Королёва - такому можно и послужить. А пошлого “небокоптителя”, засасывающего всех в чёрную дыру своей алчности и непотребств.
Работать не каждый за себя, как прежде, а единым целым, освоив смежные специальности друг друга.
Чтобы, если у кого-то не ладится или заболел– заменить, стать рядом, чтоб никаких простоев.
Вот они, ростки нового. Вот секрет успехов бригадира Сергея Чечулинского, насколько я разобралась, проведя день на его участке.
- У нас ведь как водилось: один – только вальщик, другой – трелёвщик, третий – лебёдчик. Порвись трос или вальщик слёг – проси помощи в другой бригаде. Дело стоит.
Теперь я всех обучил лебёдке. Вася Оленев – электропиле “5-5”. Ребята на погрузке тоже поделились секретами.
Четверо посещают курсы трактористов, другие вот-вот получат шофёрские права...
При таком порядке сложа руки не посидишь, и новички подтягиваются, и лодыри.
Вот Качева к себе из другой бригады взяли.
Его уж хотели выгонять, а у нас вкалывает.
Вечером в конторе подхожу к доске показателей.
У Сергея – 105, 108 процентов.
И вдруг – что это? Бригада какого-то Рихарда (фамилию не помню) – двести десять процентов!
- О них нельзя писать, - говорит начальник, предупреждая мой вопрос, - Немчура. Поволжские.
- Ну и что? Они же наши, советские. Вон какие цифры! Разве это справедливо?
- Там наверху виднее, - зевает начальник, - Установка такая. Всё равно рубанут.
Понимаю, что он прав. Но всё же интересно – почему такая разница в показателях?
На следующий день еду в бригаду Рихарда.
Всё вроде бы так же, да не так. Чёткость, скорость, почти идеальная согласованность процесса.
Ни секунды простоя. Ровно полчаса на обед, никакой болтовни, перекуров, криков, брани.
Ловлю себя на том, что любуюсь “немчурой”. Вот бы к Сергею одного-двух поволжцев для обмена опытом!
“Нельзя писать” – бред какой-то.
Рихард посмеивается – он уже привык к этому “нельзя”. Да оно, может, и к лучшему. А то пыль пойдёт – заработать не дадут.
“Кто он, муж и отец Сергей Чечулинский, - рабочий, студент или учёный-изобретатель? – пишу я, - Обладатель пяти специальностей, депутат районного Совета, просиживающий ночи над учебниками?
Отчасти и то, и другое, и третье.
В эпоху, в которую мы живём, понятия эти перестают существовать в чистом виде для тех, для кого творческий труд стал внутренней потребностью.
Конечно, их ещё нельзя назвать учёными, знаний пока маловато.
Но в соединении с практическим опытом, с любовью к своей профессии пробуждается творческая инициатива, стремление учиться дальше.
Всё больше видят они в своей работе такого, что можно было бы изменить, улучшить.
И уже не может человек жить без беспокойства, без поиска.
Он счастлив.
И это счастье творца, искателя.
Со всей страны пишут лесорубам, поздравляя с присвоением звания коммунистической бригады.
“Моё желание – поехать на Север или в Сибирь. Не подумайте, что мне страшна ваша суровая природа. Нет, комсомольцы нужны и должны быть там, где труднее, где их требует страна”...
1960 год...
Что теперь с тобою стало, автор этих строк, комсомолка Валя Барановская?..