*   *   *

Сонное Царство Лени так и манит.
- Устали? Я вас к матушке отвезу, - зазывает Тит в кисельное болото.
Продолжаем копать и видение исчезает.

(1984 год)

  Короче, начнутся обычные будни, к тому же великий пост.
 Соблюдать его после больницы будет легко из-за полного отсутствия аппетита.
Однажды я с трудом заставила себя проглотить чашку импортного вермишелевого супа из пакетика и вдруг обнаружила, что суп, оказывается “куриный”, то есть скоромный.
Хотя какое отношение к курице имел спрессованный в кубик зеленоватый порошок, оставалось загадкой.

  На исповеди, рассказывая отцу Герману про тяжкие свои грехи во время больничной эпопеи, про уныние, малодушие и всё такое, я так, между прочим, вспомнила и про “куриный суп”.
Меня поразило, что батюшка, до сего спокойно внимавший самым ужасным, с моей точки зрения, помыслам и падениям, вдруг перестал кивать. Побледнел так, что я даже испугалась, и прошептал в ужасе:

- Куриный суп?! В Великий пост?!

Напрасно я, уже чуть не плача, уверяла его, что это никакая не курица, а так, труха, может, и не куриная вовсе – отец Герман был безутешен.

- Вот уж от тебя, Юлия, я этого никак не ожидал.
Как ты могла? Курица! В Великий пост!..

До сих пор не могу без содрогания и стыда вспоминать об этом злосчастном курином порошке и неадекватной, с моей, видимо, узколобой точки зрения, реакции батюшки.

Это будет одна из наших последних встреч.
Вскоре батюшку переведут в Лавру, где его благословят одним из немногих в нынешней Руси изгонять бесов.
Запомнится и последняя встреча с отцом Владимиром, которого я попрошу благословить меня на написание книги.
Тогда уже появится надежда, что “Дремучие двери” когда-либо увидят свет.
Отец Владимир спросит, о чём роман, и потребует, чтоб я приносила ему на благословение каждую новую главу.
И ещё скажет, что к написанию книги следует относиться так, между прочим.
А главное в жизни женщины – семья, рождение детей и связанное с этим послушание.

Вот тогда я и дерзновенно отправилась, как всегда в случаях несогласия с мнением одного духовника, к другому:

- Что за книжка-то? – спросит отец Герман, - Детская?

- Нет, батюшка. Совсем не детская.

  Не зная, что ещё сказать, я умоляюще подниму на него глаза, - мне так нужно было его благословение!
  И тут остановится время.
  Он прищурится, будто вглядываясь в ещё не написанные страницы, покачает головой, помедлит и...положит мне на голову руку.
Я опущусь под её властной тяжестью на колени, и буду глотать слёзы, слушая, как он долго-долго молится.
  Чтоб просветлённо-смиренным умом и чистым сердцем творилось сия книга во исполнение Воли Господней.

*   *   * 
БЫЛ МЕСЯЦ НОЯБРЬ

 Вместо завещания и эпилога

Сижу за компом.
 Последние страницы книги и, может быть, последние страницы файла жизни…

Борис помогает редактировать рукопись – мой первый читатель, довольно благодарный. Критикует редко, чаще говорит всякие высокие слова, а то и слезу уронит, предаваясь общим воспоминаниям.
 Иногда за спиной пиликает на мобильнике. Новое развлечение – обмениваться с роднёй посланиями. Дёшево и как бы пребывает в семейном кругу.
 От меня что толку – долблю как дятел, отвечаю невпопад.

Звонит в дверь сосед, церковный староста Юрий,– приехали сборщики металлолома и хотят забрать (уже в который раз) нашу чугунную штуковину, на которой можно и железо выправлять и шашлыки жарить.
 В общем, вещь ценная, бегу выручать. Но на месте происшествия тут же возникает Тоня, оглашая окрестности воплями о супостатах, нарушивших ихнюю границу.
 А в меня так и вовсе норовит плюнуть.

Юра в ужасе крестится и ретируется, спешно уезжает машина, разбегаются зеваки.
 Пробую тоже спастись бегством, заскакиваю за калитку, оборачиваюсь и…
Тоня за спиной.
Глаза белые, рот синий – извергает проклятия и плюётся.
Ну прямо как в том ужастике 70-х, когда в девчонку дьявол вселился. И орёт тоже басом. Только та плевалась какими-то ядовито-зелёными струями, а у Тоньки нашей от ярости рот пересох, со слюной напряжёнка.
 Господи, помилуй…

- Вот ты всё проклинаешь, а я за вас молюсь...
 Ох, не следовало бы это говорить, подзабыла я, как чуть не задушил меня тогда Толик Трыков. Но теперь между нами калитка -не дотянуться Тоньке до моей шеи.

- У, жиды проклятые! Мы уже написали на вас в Гаагский суд о геноциде русского народа – пожизненно сядете!

Неслабо.
Ну со мной пусть, я и не скрывала никогда, что папа – “юрист”.
 Но Борис-то – из казаков, отец его в Донском войске служил, документы на то есть. Однако не спорить же с ней!
 Вон и апостолы, и матерь Божия, и Сам Господь по плоти…

Тут она такое начинает молоть, что пулей влетаю в дом, запираюсь на все замки. Уф!

 Глотаю крещенскую воду с валокордином, снова светится монитор. Слава Богу, не завис.
 С приклеенной к окну репродукции сурово глядит Преподобный Сергий.
 Помоги нам, великий созидатель и воин, защити от тех и этих, что “злобно гнетут” …

“Говори, что знаешь, делай, что должен, и будь, что будет”…

2004-07-18

*   *   *

В БЕСЕДКЕ С: Сергеем Павленко, Юстасом, Владимиром К.
и прессой

ПРЕМЬЕРА "в СТРАНЕ ЛОВУШЕК" В ТЕЛЕЭФИРЕ.

Сергей Павленко:
 - Поздравляю Вас с премьерой на канале “Культура” 14 ноября мультфильма “В стране ловушек”, снятого по Вашей книге.
 Если не ошибаюсь, фильм был показан один раз по ТВ и лёг на полку, а в настоящее время он распространяется исключительно на видео.

Прочитал Вашу замечательную книгу “Дремучие двери”, скачав с Интернета.
Увы, стоила она в момент робкого появления в красноярской продаже (продавалась только в магазине Топ-книги, а это торговая накрутка примерно в сто процентов) невероятно дорого и была не по карману.

Удачи Вам! Сегодня она писателям вашего направления нужна как никогда.

2004-11-03

*   *   *

ОСЕННЕЕ СОЛНЦЕ ОКАЗАЛОСЬ САМЫМ ОПАСНЫМ
(из газет)

“Одна из сильнейших за последнее время магнитных бурь была зафиксирована в ночь на среду учёными. Геомагнитная активность начала возрастать с 8 ноября. Во вторник вечером она достигла максимума.
 Комментирует руководитель научного центра проблем жизнедеятельности человека РАН, профессор Виталий Шестаков:

- Действие сильного магнитного поля извне приводит к колебаниям и сбою в работе нервной и сердечно-сосудистой систем.
 А при особо сильных бурях клетки крови “слипаются”, образуя сгустки, и закупоривают мелкие сосуды, что чревато предынсультным состоянием”.

Передают, что от этой напасти даже сверзлась на семь километров международная космическая станция – теперь её придётся снова водружать тягачами на орбиту.

Что умер Арафат неизвестно от чего, а ещё тысячи людей – известно.

 От пуль, бомб и мин, от землетрясений, наводнений и катастроф, от несчастных случаев, нищеты и болезней. Просто от тоски и одиночества.
 Где те тягачи, что вернут нас на орбиту?

Дожить бы до 14-го.
 Завтра надо рассылать по заявкам книги и готовиться к зиме – накрывать цветы, сливать воду из бочек, заклеивать окна, солить капусту.
И ещё – успеть написать оглавление к роману.

Господи сил, с нами буди...

2004-11-11

*   *   *

ФИЛЬМ ВРЕМЕНАМИ НЕ ПРОСТО ПРОРОЧЕСКИЙ - ОН СТРАШНЫЙ…

Сергей Павленко:
 - Ещё раз поздравляю.
 Теперь вполне понятно, почему фильм “В стране ловушек” мало того, что спрятали подальше, так ещё и даже во время перестройки не вытащили, хотя снимали с пресловутой “полки” всё подряд.
Фильм временами не просто пророческий – он страшный, особенно в части о вещах.
 Хотя понимаю, что текст был здорово подчищен и приглажен.

2004-11-15

*   *   *

УХ ТЫ - ЗДОРОВО!

Юстас:
- Эх жаль, что в детстве такого не видел!
 Интересно, и абсолютно правильные подходы в восприятии жизни подбрасывает.

 Честно скажу, я маленько ликовал каждый раз, когда в конце серии шли титры, начинающиеся с Ю.Ивановой.
 И то, что люди играют всё известные, знакомые, впечатляет.
 Книга, конечно, побогаче будет – и событиями, и особенно авторским текстом.
 Но главное фильм смог передать. Особливо мне понравилась Петрова, как модель женского поведения.

Спасибо, Ю.И., развлекли.
 Пойду первоисточник перечитаю.

2004-11-15

   *   *   *

Владимир К.:
- Кстати, как вы считаете, почему вдруг на одиозной “Культуре” решили этот фильм показать?
 Их соображений лишний раз провести мысль “вот как гнобили автора – очередной фильм с полки” (Я, честно говоря, в данном случае других мотивов не вижу). Или ещё каких?

Юлия:
 - Сама не знаю, Владимир – никаких комментариев не было…
Наверное, просто настал час, и 27 лет провисевшее на стене ружьё вдруг пальнуло.
 Время разбрасывать камни и время их собирать…

 Может, когда-нибудь и для Изании прозвучит таинственный зов трубы из “Лунных часов”?
 И перекуём мечи на орала, а дома наши – на Изании.
 Не с гильотинами да бойницами, а с дверями в потолке и окнами в небо.

 И доберёмся до заветной двери, и выйдем на волю. Что в одиночку лишь святым по силам, но вместе мы прорвёмся.

 В светлое земное царствие, которое “не от мира сего”.

Надо лишь сцепить руки, подставить плечи, как в первомайской пирамиде в добрые советские времена.

 И, вскарабкавшись по ней, последний станет первым.
 Распахнёт дверь в потолке, и увидит небо в алмазах, и выберется из плена.
И подаст сверху руку следующему, и так спасём всех.
 И образуем цепь из самых сильных.
И вытащим первого, который станет последним…

И тогда свершится.
 Сдвинется колесо истории, и что-то в наших мозгах сдвинется, и родимся свыше.
 “И ни плача, ни вопля не будет уже”…
 Ни чёрных развалившихся, ни неприступно-кирпичных заборов - только невесомые изгороди из золотистой карельской берёзы с синими листьями, как в том моём пасхальном сне…

И преобразится, расцветёт Земля, и станет человек творцом седьмого дня, и осуществится Великий Проект.
Жаль только, жить в эту пору прекрасную…

 И на строгий Твой рай силы сердцу подай…

 2004-11-17 – в день рождения мамы, вечная ей память, подарившей мне жизнь, заканчиваю эту книгу.

1955 год

       И вот аттестат зрелости на руках. А я ещё не знаю, куда подавать документы – в Первый МЕД или на журфак МГУ. Кошмар.

 Мысль, что я должна сама решить свою судьбу, определить всю будущую жизнь, приводила в смятение. А вдруг ошибусь?
Помню, как сидела на лавочке во дворе МГУ на Моховой и горячо молилась:
 - Подскажи, Господи!

       Жизнь мою определит нагловатый третьекурсник, штудирующий рядом  “Зарубежку” по диагонали:
       - Иди на медфак. Чехов вон тоже был врачом, а стал журналистом и писателем.
 И потом ты всё равно не попадёшь – двадцать восемь на место.
К тому же девчонка…

       Я взглянула на него и совершенно чётко осознала, что такой отвратительный прыщавый тип ничего путного посоветовать не может.
 “Всё равно не попадёшь…” А вот попаду.
       И пошла на второй этаж подавать документы.

       Уже на сочинении получила четвёрку – это была катастрофа.
 Отправилась узнавать, в чём дело. Секретарь сказала:
      - Грамматическая ошибка.
       - А можно посмотреть?

       Тема была “Путешествие из Петербурга в Москву” Радищева – я специально выбрала потруднее. Открываю.
       “В главе “Любани” Радищев…”
       “Любани” зачёркнуто и исправлено на “Любань”.

       - У Радищева деревня называется “Любани”, - возмущаюсь я, - “Любани” и “Пешки”. Я книгу принесу.
       - Ну, принеси.
       Бегу в библиотеку. “Любани”!
       - Вот, пожалуйста.
       - Иди к председателю комиссии.

       Председатель комиссии – Архипов. Преподаватель по русской литературе.
 Моя горячность ему нравится.
       - Ну что ж, похоже, вы правы,- он улыбается и заносит красный карандаш над злополучными “Любани”, - Так-так, товарищ Иванова Юлия…
       - Львовна, - говорю я, не сводя глаз с карандаша.
 И вдруг…
       - Знавал я одного Льва Иванова – это не ваш отец? Как его отчество?

       Мгновенно осознаю опасность и, не моргнув глазом, вру:
       - Александрович.

       Чувствую, как предательская краска заливает лицо. Но Архипов мне, кажется, верит.
       - Нет, тот был Васильевич, - и ставит большое красное "ОТЛ".

*   *   *

       Я буду ходить у него в любимчиках, вызывая зависть сокурсников.
 -Ну что, товарищ Иванова, как со знаниями? – будет спрашивать он на зачётах.
       - Учила.
       - Давайте зачётку.

       Но отречение от национальности отца, пусть во имя высшей цели, это “Александрович” будет всякий раз колоть, как заноза.

 Лишь спустя много лет я реабилитируюсь перед собственной совестью. Когда главный редактор "Нашего современника" Стасик Куняев, которого я давным давно знала, подписав мне рекомендацию в Союз Писателей России, спросит уже у выхода.
       - Юля, вот я всё время хотел спросить…У тебя мать – еврейка?
       - Да ты что, Стасик! Иванова Александра Ивановна.
       Он просияет.
       - Ну вот, а мне говорили…

       Я выдержу паузу.
       - У меня отец – еврей.

       Полный шок.
       - Как же так, ведь он с Алтая....Потомственная семья старообрядцев, - бормочет Стасик.
       - Так это отчим. А у меня - другой отец. Понимаешь?

       Чего тут было не понять!
 Стасик обнимает меня, и мы оба радостно смеёмся. Я – что облегчила душу. А Стасик – что всё-таки среди старообрядцев еврея не оказалось.

       Следующие два экзамена я сдам на отлично.
На английском рядом за столом будет сидеть будущая знаменитость Марик Розовский.
 Я в пять минут справлюсь со своим билетом, услышу его отчаянное: “Ни бум-бум” и быстро сделаю ему перевод и упражнение.
 Марик тоже получит пятёрку. В общей сложности, как и я, двадцать восемь проходных баллов. Как раз чтобы попасть на вечернее или заочное.
 Мою филантропию, определившую его жизнь, он запомнит навсегда. Сказав как-то при  случайной встрече в метро через много лет, что мой поступок “изменил его мнение о человечестве”.

       Я же схлопочу тройку по географии, срезавшись (потому что девчонка) вопросом типа:
 - Сколько шлюзов на Беломорско-Балтийском канале?
 Не получив ответа, препод ткнёт указкой в немую карту:
 - А это что такое?
 - Географическая точка, - буркну я.
 - Девушка, мы с вами не на конкурсе журнала "Крокодил".
 - А вы участвовали? - проглочу я слёзы, забирая зачётку с тройкой.

 Но на вечернее всё же зачислят при условии, что устроюсь работать.