(1967 год)

       Весной нашу сценарную мастерскую (Галич-Гребнев) пригласили на семинар молодых сценаристов в Репино под Ленинградом. Васса Петровна меня милостиво отпустила за свой (мой) счёт.
       Был апрель, погода стояла чудесная. Но, похоже, творческую киноэлиту ни апрель, ни погода не колыхали.
 С утра – семинары в прокуренных комнатах, споры, амбиции. Потом обед, тихий час. А после полдника – традиционная пьянка по интересам и группировкам. Снова с выяснением отношений, а то и скандалами.
Творить элита тоже особенно не рвалась. Разве что Володя Маканин, запершись в номере, дятлом долбал пишущую машинку.

       Александр Аркадьевич к обеду брал в буфете бутылку коньяку и потчевал нас, сидящих с ним за одним столиком. Ему пить было нельзя, приходилось разделять компанию, чтоб мэтру меньше досталось.
 Иногда мы прогуливались с ним небольшой процессией на композиторские дачи, где поэт Ким Рыжов, которому врачи под угрозой ампутации ног строго-настрого запретили курить, наслаждался тем, что подносил кому-нибудь сигарету, зажигал спичку и жадно нюхал дым.

 Однажды с мэтром, с миловидной сценаристкой кавказского происхождения и, кажется, Толиком Найманом, мы съездили в Ленинград.
Побродили по городу, зашли в полутёмный собор (службы не было), поставили свечи.
 Южная дама, рухнув на колени, вдруг стала неудержимо рыдать, потом умчалась куда-то в такси с этим самым Толиком-Нетоликом.
 А мы с мэтром наведались к какому-то Глебу, у которого была полная коллекция магнитофонных записей Галича. Посидели, послушали.
 Затем Глеб выдал Александру Аркадьевичу гитару, кое-что перезаписал и попросил исполнить “из новенького”.
 Помню, как меня удивило, что бард снова строго-настрого велел мне “ничего не рассказывать Ангелине Николаевне”.
 Так и не поняла, почему. Вроде бы, ничего крамольного не происходило. Но, разумеется, пообещала.
 Может, речь шла о южной даме или о его запрещённых плёнках. Недавно в Новосибирском академгородке с большим успехом прошёл его концерт, зал аплодировал стоя, после чего появилась грозная статья: “Песни – тоже оружие”.
 Александр Аркадьевич бодрился, читал нам её вслух. Похохатывая, разливал коньяк, на щеках пятнами загорался румянец.
 А ночью ему опять вызывали неотложку.

       По приезде в Москву время от времени проходил слух о его аресте, тучи сгущались. Но в Репино борьба шла, в основном, с коньяком.
 Однажды я перехватила мэтра по дороге в буфет и уговорила что-нибудь сымпровизировать на рояли в холле. Напомнив, как он на переделкинской даче у Ореста Мальцева пел “Дорогую пропажу”, а я, девчонка, даже “пустила слезу”.

 Он тоже это вспомнил, впал в лирическое настроение и неожиданно заиграл мою любимую мелодию “Зелёные холмы”. А я промурлыкала советский вариант про “Город детства”.
 Потом он бесподобно пел Вертинского, собрался народ, и получился чудесный вечер. Главное, без алкоголя и крамолы.
 Ангелина Николаевна была бы довольна.

       Мне кажется, Александр Аркадьевич, несмотря на имидж вальяжного “барина”, никогда не рвался ни к роскоши, ни к западным ценностям. Как, впрочем, и к советским.
 Он тоже “гулял сам по себе” и не случайно крестился незадолго до эмиграции.

 Зловещее перерождение номенклатуры – главная тема его “обличений” и причина диссидентства.
 Фильмы “На семи ветрах” и “Дайте жалобную книгу” – чистые и искренние, как и его песни оттуда.
 “Добрый вечер! - а что это значит? Значит, день был по-доброму начат, значит, день был по-доброму прожит, и умножил счастливые дни...”.

       А его “Фингалия” – просто пророческая. О том, как “убеждённый марксист” получает из-за границы наследство, но вдруг в стране Фингалия, где проживала его умершая тётушка, происходит революция, и по телевизору объявляют о национализации всех богатств страны:

       “Я гляжу на экран, как на рвотное. То есть как это так – “всё народное”? Это ж наше, кричу, с тётей Калею, я ж за этим собрался в Фингалию!
 Негодяи, бандиты, нахалы вы! Это всё, - я кричу, - штучки Карловы”! (имеется в виду Карл Маркс).

       Не представляю себе Александра Аркадьевича оголтелым “перестройщиком”. Странная всё же и трагичная у него судьба. И смерть мистическая...

       Но это потом. А тогда в Репино, смывшись с очередной пьянки, я уныло сидела в холле, листая какой-то самиздат, который был ещё скучнее тусовки.
 Сбежал оттуда и тогда ещё никому не известный Эдик Тополь, подсел ко мне и спросил, кивнув на дверь:
       - Тебе всё это не осточертело?
       Я ответила, что очень даже.
       - Тогда есть предложение. Завтра встаём пораньше – раз. Спортивная форма и кеды – два. Бегом до залива и гимнастика – три. Бегом успеваем к завтраку. Идёт?

       Я сказала, что, во-первых, у меня нет спортивной формы и кедов. А во-вторых, я эту самую “форму” потеряла и не добегу.
       - Как потеряла, так и обретёшь. Надень брюки, свитер, а кеды беру на себя. По рукам?
       Утром я проснулась с ощущением, что мне предстоит дуэль. Хорошо бы, Эдик проспал...
Как бы не так! Стук в дверь. В руках у Эдика были кеды.
 Пистолеты заряжены, господа.

       И мы побежали. Вернее, потрусили по асфальтовому серпантину.
 По канавам справа и слева журчали ручьи, пахло озоном. Мы переходили на шаг и снова трусили.
Эдик признался, что уже давно бегает, но и для меня испытание оказалось неожиданно вполне по силам.
Во всяком случае, мы благополучно достигли залива. Сделали на берегу гимнастику и даже обмылись до пояса ледяной водой, докрасна растеревшись одним на двоих полотенцем. Затем потрусили обратно.
 Тело горело, душа пела, журчали ручьи во все концы.
“И даже пень в апрельский день...”.

       Так мы стали бегать – каждое утро в любую погоду до конца семинара.
 Киношный народ, толпящийся на террасе в ожидании завтрака, встречал нас двусмысленными шуточками и хиханьками-хаханьками.
 Но мы с Эдиком их презирали – пузатых и скособоченных, дымящих сигаретами и мучающихся синдромом похмелья после вчерашних излишеств.
 И беззлобно сулили им в отместку грядущие инфаркты и инсульты. Не подозревая, что, к сожалению, недалеки в своих предсказаниях от истины.

       В первый же день “новой жизни” я впервые за несколько месяцев не почувствовала приступа отвращения к чистому листу бумаги – так достали меня хождения по номенклатурным киномукам и “сценарным делам ОТЦ”.
Я снова ощутила эту внутреннюю дрожь – предвкушение сказки, которую нашепчет мне вскоре Господь. Чтобы, распахнув сердце, глаза и уши, схватив перо, я успела, пока приоткрыта “дверь в потолке”, воплотить мелодию в ноты-слова.

       Я одиноко слонялась по Репино, мимо журчащих ручьёв и ещё заколоченных дач, ничего не видя и не слыша.
 И сама дивилась невероятной странной истории с нездешними судьбами и именами, что ткалась в душе, в мозгу, в воображении...
Которую я послушно плела, путала и распутывала разноцветные нити, вязала концы с концами.

 А потом прокралась в свой номер, мимо двери, где шёл творческий семинар. Стащила со стола у южной дамы несколько чистых листков и вышла на балкон.
Было прохладно и ветрено, слепило солнце.
 Закутавшись в байковое одеяло, села в шезлонг и быстро нацарапала первую фразу:

       “Она должна прийти сегодня...”

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
(из газет)

В село пришли Масяня и просвещение через интернет

  “Интернет, наконец, добрался до российской глубинкию
 В библиотеке села Славково Тверской области установили два компьютера, принтер, ксерокс и сканер.
  Теперь местные жители могут пользоваться всеми ресурсами Сети: например, прочесть и распечатать любимую книгу, зайти на сайт любого вуза или на виртуальную страницу библиотеки конгресса США.
  Все интернет-услуги предоставляются бесплатно.

  Библиотеку модернизировали в рамках программы сотрудничества между общественной организацией “Открытая Россия” и Министерством культуры РФ (Многофункциональный культурно-просветительский центр).
  Были опасения, что “пентиумы” станут лишь забавой для деревенских детей – фанатов виртуальных игр. Но местные школяры ищут в сети рефераты, бизнесмены – коммерческую информацию в интернет-магазинах.
 По вечерам в тесном помещении собирается человек по десять-двадцать.

  Библиотекари райцентра – города Кашина – завидуют аборигенам Славкова:
 - Ощущение, будто там шагнули в космос!

  Многофункциональным центром заведует местный библиотекарь и энтузиаст Валерий Фомин – человек по-шукшински неординарный.
 Был дояром, но по своей воле ушёл с фермы и последние 15 лет занимается библиотекой. Там и живёт.
  40-летний Фомин лично развозит газеты и журналы из библиотеки по отдалённым углам: летом – на велосипеде, зимой – на лыжах.
  Фомин через СМИ обратился с просьбой ко всем желающим высылать в Славково литературу.

  В результате этой “акции дарения” собрали 10 тысяч томов – книги с дарственными надписями приходили даже с Сахалина и Камчатки.
  Летом местных жителей учат пользоваться Интернетом продвинутые в этом деле москвичи-дачники.
  А самая большая польза от этой затеи, считают в посёлке, что тамошний народ хоть как-то приобщится к Интернету. Глядишь, кому-то в хозяйстве сгодится”...

(“Аргументы и факты”, 2002, №49)

 

  Юлия:
 - Конечно, сгодится!
 Ведь если при таких библиотеках, клубах, культурных центрах организовать мини-изании из активной молодёжи и людей типа этого Фомина, а затем подобные ячейки объединить...

 И всего-то нужно, допустим, прислать в такую библиотеку или клуб в дар книги с рекламным проспектом Изании и предложением – найдёте группу лидеров и внутренние ресурсы для организации Изании – обязуемся снабдить вас компьютерным обеспечением с выходом в Интернет…

  Пока, как было написано в заметке, этим делом занимаются крупные акционеры “ЮКОСа”, которые и несли в глубинку новую идеологию:

  “По мнению организаторов библиотечного проекта, российской деревне снова нужен ликбез.
 Книжные фонды не обновлялись годами, а сами библиотеки превратились в склады раритетов эпохи развитого социализма, идей тоталитаризма и архаичных форм жизни.
  Скоро на базе 20 библиотек в сёлах с населением 3-7 тысяч человек в Белгородской, Рязанской, Самарской и Тверской областях появятся 20 многофункциональных центров.
  Сам же проект преображения сельских библиотек рассчитан на молодёжь от 15 до 30 лет – именно они активно определяются в жизни с помощью Интернета”.

*   *  *

   Всё ясно.
  С большим трудом удаётся достать электронный адрес этого живущего в самОй библиотеке Фомина, но энтузиаст, увы, на связь не вышел.

  В ЮКОС , само собой , обращаться не стала.
 Нужно было хотя бы получить адреса таких “перспективных” библиотек, куда можно отправить книжки с проектом Изании, хотя бы организовав оплату доставки.
 Съездила к знакомой в библиотечный коллектор, ещё по нескольким адресам – почему-то и это оказалось невозможным.
  Пыталась связаться с Лихановым - руководителем детского фонда, которого знала ещё как главного редактора “Смены”.
  Альберт Анатольевич был болен.
 - Давление, - грустно сообщила секретарша.
  Давление – это всерьёз и надолго. На том и заглохло.

А между тем...

*   *   *

 Интернет пришёл на родину Есенина

 “Новое здание местной библиотеки открылось в селе Константинове на Оке – знаменитом, можно даже сказать, культовом есенинском месте.

  Модельная публичная библиотека – по поводу такого названия местные власти поначалу недоумевали, а потом поняли: нежданное счастье им привалило.
 В этом году константиновская библиотека оказалась в числе 20 сельских читален по всей стране, включённых в плотную часть программы модернизации провинциальных библиотек.

 Финансирование взяла на себя просветительская организация “Открытая Россия”, созданная на деньги частных инвесторов во главе с одним из самых богатых российских предпринимателей Михаилом Ходорковским.

  Мощные компьютеры последней серии с оплаченным доступом в Интернет, цветные принтеры, сканеры и ксерокс. Телевизоры, ауди и видео-техника, наборы компакт-дисков с учебной и справочной информацией.
 1000 наименований новых книг, энциклопедий и справочников по экономике, праву, сельскому хозяйству, компьютерной технике – такому богатству в наше время может позавидовать любая центральная библиотека.
 Константиновцам повезло вдвойне.
 Местные власти построили здесь новое библиотечное здание.

  Теперь константиновских школьников от Сети за уши не оттащишь.
 Возможности мультимедиа быстро оценили и местные педагоги.
 Обновлённый книжный фонд и сетевые ресурсы позволяют самостоятельно приобретать новые знания, помимо ограниченной школьной программы.
 
 А вот постоянно углубляющаяся электронная база данных по российскому законодательству явно пригодится взрослым пользователям. (звучит зловеще в связи с будущим “делом ЮКОСа” - Юлия).
 Ведь по словам ратующего за компьютерный ликбез Михаила Ходорковского, освоить Интернет так же просто, как научиться пользоваться телефоном.

  Авторы и спонсоры проекта модернизации библиотек на селе первым годом работы вполне удовлетворены.
 Подобную модель пробуют в Нижегородской и Воронежской областях, Мордовии и Чувашии. 
  Хочется верить, что это только начало.

  А пока инициатива московских меценатов нашла отклик на местах.

  Первый в новейшей истории России опыт участия отечественного бизнеса в крупных и долгосрочных просветительских программах (раньше библиотеками в России занимался только американец Джордж Сорос) способен вызвать настоящую революцию в умах образованных людей и власти в российской глубинке. (Знаем мы эти “революции” – Ю.И.)

  Местные предприниматели и муниципальная администрация по мере сил подключается к участию в проекте, который необходим прежде всего им самим.
  В том же Константинове во вновь отстроенную библиотеку свои комплекты литературы помимо “Открытой России” уже поставили региональные отделения ряда крупных издательств.

  И в этом, пожалуй, главный результат: сон разума способна побороть только общественная инициатива”.

  Только б не породила эта инициатива монстров… Или не разбудила покуда спящих в разуме народа чудовищ.

  Сорос, Ходорковский и Иванова – неплохая компания.
  А у меня даже нет денег на отправку бандеролей с книгами

 

*   *   *

Земля Антихриста рожает...
Из чрева в муках извергает
И в адском пламени стенает.
Цунами с тела кровь смывает.

Дрожит, и горы с мест сдвигает.
Чтоб вновь воскреснуть -
УМИРАЕТ.


И Солнце слепнет в дымной мгле,
И Небо плачет по Земле.

Земля Антихриста рожает...

                * * *

          Двухместный аэрокар мчит меня в Столицу. Знаю, что за мной нет слежки, - Шеф афиширует ко мне полное доверие. Более того, я выхлопотала для Эрла право последнего желания, право умереть не в мрачной камере 4-го блока, а на мягкой кушетке одного из придуманных мной заведений. Среди пальм, цветов, павлинов и сладкой, дурманящей музыки.
          Осмотрев для виду пару домов, я повернула аэрокар в направлении 593-й авеню, туда, где жила когда-то Ингрид Кейн.
          Я рада, что пережила эту ночь, рада, что изменилась. Я теперь знаю, что это за перемена.
          Я вновь научилась спокойствию. Спокойствие бетян - мертвое, высохшее русло, моё - русло, внутри которого бурлит река. Витиевато, но точно. Новая владелица, почтенная пожилая вдова в сиреневом парике, не знает, к счастью, что у меня внутри. Она видит перед собой лишь хорошенькую бетянку из ВП, выбирающую сносное заведение для казни настоящего альфиста. Вертит документы в руках, а сама не сводит с меня глаз, завидуя, вероятно, моей молодости, длинным стройным ногам и зеленовато-пепельным волосам, перехваченным золотой змейкой.
          Когда-то я так смотрела на Николь. Только волосы теперь крашеные.
          Конечно, она охотно покажет мне дом - альфисты на дороге не валяются, такая реклама ее заведению! Иду за ней - почти ничего не изменилось. Все те же аккуратно постриженные газоны, цветы, которые я посадила прошлой весной, а вот аллея - здесь умер Бернард. Ингрид Кейн... Неужели это когда-то было? Моя жизнь, мой эксперимент. Месяцы, годы.
          Даже ржавый прут, о который Николь поранила ногу, по-прежнему торчит из земли.
          Но мне не до воспоминаний. Украдкой выдергиваю прут - он мне понадобится.
          Сердце колотится гулко и равномерно, будто шарик пинг-понга о стол. Спокойнее, Ингрид. В усыпальнице пальмы нет.
          Спокойнее. Пальмы нет. Вот и все. Ничего не вышло, Эрл.
          - Что-либо не так?
          - Мало зелени. Вот на 146-й авеню в усыпальнице такие пальмы...
          - Пальмы? Ради бога, у меня их полно. Я думала, здесь слишком тесно, и вынесла их в холл. Сколько угодно. Минуточку.
          Робот таскает в усыпальницу кадки с пальмами. Вскоре помещение начинает напоминать тропический лес. Хозяйка смотрит на меня уже без прежнего благоволения.
          0на! Наконец-то она. Но я требую, чтобы принесли еще одну пальму. И документы на право владения. Хозяйка исчезает. Пользуясь ее отсутствием, быстро сую прут в землю. Уперся во что-то твердое. Кажется, ДИК на месте.
          Тебе всегда везло, Ингрид Кейн.
          Я еще что-то делаю, что-то подписываю, отдаю последние распоряжения на завтра, но я уже не здесь. Многое надо успеть. Ведь сегодня мой последний день на Земле.
          Проститься с тем, что жалко оставлять. Я вспомнила Риту, она тоже прощалась. Тогда это меня удивило.
          Пустынный в этот будний день берег реки, вода холодная, чистая. Прозрачные юркие мальки вспархивают из-под ног. Какой запах у реки - в нем снег и дождь, земля и солнце, день и ночь и все четыре времени года.
          Плыву на другой берег, с наслаждением ощущая упруго журчащую вдоль тела воду. У меня даже нет времени сплавать на остров, где водятся раки.
          И я никогда туда не сплаваю. Никогда.
          Тоскливый холодок где-то внизу живота. Нет, так нельзя. Это твой первый день на Земле, Ингрид. Здравствуй, река.
          И здравствуй, небо. Погода ветреная, спортивные аэрокары выдают только профессионалам - я едва упросила, и теперь порыв ветра швыряет меня, крутит волчком.
          Жаль, что не могу умереть как птица, камнем вниз.
          Тело Риты мне больше не принадлежит.
          К обеду я уже у моря. Самый разгар сезона, отпускники заполонили пляжи, двухместные лодки покачиваются на волнах, носятся вдоль берега, разноцветными точками мелькают у горизонта.
          Рука Эрла на моем плече... Быстрей отсюда. Я только постояла босиком в волнах и послушала, как шумит море.
          Все-таки какое оно?
          Оказывается, день - это очень много. Когда он первый или последний. Я даже успела слетать туда, где зима, и едва не заблудилась на лыжах, потому что вдруг повалил снег, лыжню занесло, и я осталась одна среди белых застывших елей и снега, который все падал, тихо и торжественно.
          На обратном пути я скатилась с горы, поспешила к базе и уже проехала с милю, но подумала, что больше никогда не прокачусь с горы, и не могла не вернуться, и каталась снова и снова, хотя уже темнело, вместе с каким-то рыжим профессионалом лет двадцати. Мы шлепнулись в сугроб, он поцеловал меня холодными обветренными губами, а я вдруг разревелась, уткнувшись в снег.
          В Столицу я вернулась к ночи. Перед виллой Эрла Стоуна пылал огромный костер - жгли наш тайник. Пленки, пластинки, книги. Вокруг собралась довольно внушительная толпа. Ребятня развлекалась, прыгая у огня, взрослые наблюдали. Одни равнодушно, другие с интересом. Смотрели, как пожирает огонь диковинные вещи, старались догадаться об их назначении.
          Я протиснулась как можно ближе - туда, где оцепили костер "мальчики" из ВП. Многих из них я знала, со мной здоровались, поздравляли, согласно ритуалу, с успешным завершением операции. Мое появление здесь было воспринято как вполне естественное - агент номер 423 пришел взглянуть на дело своих рук.
          Костры из книг.
          На Земле-альфа тоже так было.
          Я смотрела, как гибнет то, чем мы с Эрлом жили все эти месяцы, и вспоминала. Наши мысли, чувства, споры - все это со мной, и это нельзя уничтожить, пока я жива.
          Пока я жива, как грустно звучит!
          И даже потом это останется с нами, Эрл, потому что ты и я - одно. Мы обманем их, обведем вокруг пальца. Мысль, которая меня почти развеселила.
          Они бетяне. Их плечи касаются моих, чувствую их дыхание. Их лица, по которым мечутся трепетные отблески пламени, кажутся сейчас чуть ли не одухотворенными. Иллюзия. Для них-то не останется ничего, они сжигают последний мост, связывающий мертвое человечество с живым.
          Ничего, кроме любопытства. Я должна бы чувствовать к ним презрение и ненависть, как Эрл, но в моей душе лишь сострадание. Может, потому, что я прожила жизнь одной из них. Мой отец и дед были бетянами, мои дети, которых у меня отняли. Мои внуки, правнуки, которых я никогда не видела.
          Нити, нас связывающие, на целый век прочнее, чем у Эрла. Впервые я по-настоящему осознала, что завтра сделаю это не только ради самого Эрла. Почтовый аэрокар, спрятанный в старой шахте, сорок минут полета, лаборатория в скалах. Только Эрл знает, где она находится, только ему известна тайна производства альфазина.
          Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами, небо становится черным, и над Землей-бета проносится вихрь. Всего несколько секунд.
          Странно. Я смотрю, как горит наше прошлое, а сама вся в будущем, в котором меня уже не будет.
          Слышите, я хочу взорвать ваш рай, ваше трусливое убежище!
          Но кто я? Какое имею право?
          Я Ингрид Кейн, одна из вас. Право - это моя первая жизнь, век с четвертью. И вторая та, что сейчас горит перед вами. Всего лишь год.
          И память многих поколений ваших предков с Земли-альфа, запрограммированная в этих пленках, книгах, картинах.
          Я хочу разрушить ваш проклятый рай, вашу сонность, ваше мертвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн. Что меня заставляет? Не ненависть, не презрение, не злоба. Может, сострадание? Или любовь?
          Это открытие меня поразило. Любовь? Примитивные мумии, застывшие у костра, в котором жгут книги. К ним?
          Да, как ни странно, я их любила. Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет. Но в котором я все-таки останусь. В их пробуждении, слезах и смехе, в их вдохновении и в творчестве, в поиске. В том, когда "не может быть", и в руке, лежащей на плече. Я верну им это.
          Десятки, сотни, тысячи поколений после меня.
          Я не умру, покуда живо человечество.
          Так же, как те, кого сейчас жгут на костре. Кого жгли во все времена и все-таки не сумели уничтожить. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком.
          Они живы во мне. В том, что я задумала.
          Ингрид Кейн, одна, перед костром, где жгут все, что ей дорого. Эрл в их руках. Он считает меня предательницей.
          Но я думаю о завтрашнем дне и... счастлива. Я не одна, потому что я с ними. В их будущем и прошлом, которое они сейчас наивно пытаются сжечь.
          Как все просто - ощутить себя частью, эвеном великого целого, которое зовется человечеством.
          Столб дыма и пламени взметнулся в черное небо - они взорвали виллу Дэвида Гура. Толпа вопила, свистела, улюлюкала, возбужденная необычным зрелищем, и никто не знал о почтовом аэрокаре, спрятанном в старой шахте. Никто не знал, что это последняя ночь Ингрид Кейн на Земле.
          Что она не одна. И счастлива.

                * * *

          Никак не думала, что вообще смогу спать, а заснула сразу и проспала до утра - последний раз молодость Риты продемонстрировала мне свои преимущества. Поймала себя на том, что уже думаю о ее теле, как о чем-то мне не принадлежащем, что привожу его в порядок с особой тщательностью, будто на продажу. Лицо в зеркале показалось мне совсем похожим на лицо Ингрид. И закрашенная седая прядь - это Ингрид.
          Гимнастика, душ, завтрак - тело Риты будет в полном порядке. Как хорошо, что я выспалась!
          Последний разговор с Шефом. По моей просьбе он подготовил документы. Сразу же после того, как медицинский компьютер засвидетельствует смерть Эрла Стоуна, Рита может идти на все четыре стороны и жить в свое удовольствие, имея довольно приличную сумму годового дохода. Документы в сумочке, тут же магнитофонная кассета размером с пуговицу. Мое последнее письмо к Эрлу. Мой голос. Я подключу письмо к ДИКу, Эрл прослушает его во сне и узнает все.
          Аэрокар везет меня в Столицу, к бывшему дому Ингрид Кейн. Меня сопровождает только Поль, который, к счастью, как всегда, поглощен телевизором. Все это в последний раз: и мой полет, и облака, и солнце, и мелькающие внизу крыши, но мне не до них. Думаю лишь о том, как меня встретит Эрл, и моя уверенность постепенно улетучивается.
          Что если он поверил версии Шефа? Рита - шпионка, предательница, палач... Если он не захочет со мной разговаривать, отвернется, плюнет в лицо? Как тогда осуществить задуманное?
          Вилла Ингрид тоже оцеплена, вокруг все та же любопытствующая толпа, ждущая, когда ей покажут в назидание тело Эрла Стоуна. Мне сообщают что преступник уже доставлен, что он обо всем предупрежден и, кажется, ведет себя смирно. Но на всякий случай вручают лучемет.
          Поверх платья меня обряжают в черную накидку с гербом- пирамидовидное здание ВП, символ государственной власти.
          Рослые загорелые парни в черных рубашках с такими же нашивками оттесняют толпу от помоста, установленного на площади перед домом.
          Господи, если ты есть... Спокойнее, Ингрид!
          Эрла вывели, будто тигра на арену. Мягким ленивым прыжком он вскочил на помост и замер в покорно-иронической позе. Вынужденный подчиниться обстоятельствам, но оставшийся собой. Презирающий глазеющую на него толпу и тех, кто заставил его на потеху толпе проделывать все эти штуки. Я всегда в цирке сочувствовала тиграм.
          Эрл увидел меня. Его взгляд. Удивительное ощущение - площадь вдруг качнулась, расширилась, наполнилась воздухом, очертания лиц и предметов стали яркими и четкими. Будто я опять глотнула альфазина. Неужели я могла предположить, что он усомнится во мне, в чуде, соединившем нас - двоих людей в стане бетян?
          Глупая, глупая Ингрид!
          Он благодарен, что я нашла в себе силы стать его палачом, чтобы быть с ним в последнюю минуту. Он восхищен моим мужеством. И я верю, что так и есть. Все перепуталось: ложь и правда, взлет и падение, то, что они называли страданием, и то, что зовется счастьем. Мы видим только друг друга, мы наедине. Кто из нас жертва, кто палач? Кто умрет сегодня, а кто останется жить?
          Или мы останемся оба, как продолжает жить среди нас Рита, непостижимым образом влияя на наши поступки и мысли? И те, жившие за много световых лет и веков до нас, оставившие после себя картины, книги, симфонии?.. И неизвестный, оставивший нам тайник...
          Монотонно жужжит голос чиновника, читающего приговор. Спокойные невидящие глаза бетян. Если я закричу, заплачу, брошусь на землю - в них появится любопытство, не более.
          На соснах вокруг дома молодые побеги, я в детстве любила их отламывать и грызть, пока челюсти не начинали слипаться от горькой душистой смолы. По крыше разгуливает рыжая кошка. Неподалеку на площадке играют в волейбол, девчонка в белых джинсах не умеет принимать мяч, лупит по нему запястьем, то и дело теряя.
          Сосна, крыша, кошка, волейбол - все это "никогда". Хозяйка уводит меня, чтобы дать необходимую консультацию. Знакомая одуряюще-сладкая теплота "усыпальницы". Пальма на месте.
          Делаю вид, что слушаю хозяйку,- она учит Ингрид Кейн, как пользоваться аппаратурой. Смешно!
          Софа, на которой умерла когда-то 127-летняя Ингрид Кейн, теперь предназначена для Эрла Стоуна. А там, где она воскресла, убив Риту, теперь воскреснет Эрл Стоун, убив Ингрид.
          Нет ли в нашей удивительной взаимосвязи какой-то закономерности? Что, если Рита, Эрл, я, сама жизнь каждого из нас предназначена стать звеном в единой цепи? Бетяне умирают, люди остаются. Естественный отбор, как в животном мире. Во имя сохранения человечества.       
  Почтовый аэрокар в старой шахте, лаборатория в скалах, фиолетовое облако.
  Эрл, ты должен это завершить. Теперь, когда ты узнаешь, кто я, узнаешь все обо мне... Вся моя жизнь или моя смерть прикажут тебе. У тебя будет тело Риты, ее силы, ее молодость. Новая Рита будет смотреть сбоку на собеседника немигающим взглядом, будто птица, собирающаяся клюнуть. Но седая прядь останется - кстати, не забывай ее подкрашивать.
          Шлем "последнего желания". Мы оба лишены этого права, которое выдается лишь в обмен на подлинную смерть. У тебя умрет тело, а у меня? Что останется у меня? Фиолетовое облако. Я хочу, чтобы так было. Впервые умирающая в этой комнате будет думать о будущем. Ты мое будущее, Эрл, поэтому ты выполнишь мою волю.
Хозяйка уходит. Быстро вытягиваю из кадки провода, подсоединяю к шлему. Ампула со снотворным. Я проглочу ее в безопасном отсеке, перед тем как включить газ. Мое письмо к тебе.
          Кажется, все. Через час роботы отправят твое тело в камеру, где Док констатирует смерть. Через два часа ты проснешься. У тебя будут документы и внешность Николь Брандо. И свобода. Встань и иди.
          Ты должен выдержать, Эрл. Я знаю, ты все выдержишь. Прости, но я не могла иначе. Ты бы никогда не согласился. Поэтому я решила за нас обоих.
          Пять минут наедине, всего пять минут, чтобы с тобой проститься.
          Как тихо... С улицы доносятся ритмичные удары по мячу. Шлеп - видимо, опять смазала та, в белых джинсах.
 Слушай, когда выйдешь... научи ее принимать мяч.