Библиотека

*   *   *

 ПОКА НЕТ ИЗАНИИ. Из жизни вампиров
(из газет)

"Как же много людей сейчас занимаются мошенничеством, зарабатывая деньги обманом!
Они стоят на каждом шагу с заманчивыми предложениями и, приветливо улыбаясь, клянутся спасти, вылечить, избавить от лишнего веса, подарить квартиру, дать деньги, накормить, обогреть и решить все проблемы.

Они уже редко действуют в одиночку или мелкими группами. Придумав очередное мошенничество, они создают для него фирму, зарегистрированную по всем правилам.
 Нанимают людей, снимают помещение, подключают к своей схеме мошенничества правительство, региональные администрации и муниципалитеты.
Они мошенничают с таким размахом, что затмевают реальных производителей и поставщиков услуг, и в результате начинает казаться, что уже не осталось ни единого островка твёрдой земли.
Кругом болото. Мошенники - все без исключения...

Стараешься никому не верить. Указания врача - перепроверять у трёх других врачей, а то начнут лечить от того, чего у тебя и нет.

Никогда не знаешь, что покупаешь.
 Приобретая бутылку минеральной воды, нельзя быть уверенным, что это не вода из-под крана.
 Грузинское вино - не грузинское, а может, и не вино.
 Якобы свежее молоко делается из порошка, тут даже сомнений нет. А вот из чего делается порошок? Хорошо бы это было не слишком химическое, а то уже скоро начнём удивляться, отчего выпадают зубы и волосы...

Наперсточники у Казанского вокзала - безобидные дети по сравнению с нынешними мошенниками.
Они обнаружились после перехода от тоталитаризма к демократии.
 Сейчас таких людей - море. Они имеют благообразную внешность, занимают достойные должности и вынимают из дорогих портмоне визитные карточки с вензелями.
 Они энергичны, вежливы, быстро соображают и "горят на работе".
 Честно говоря, они похожи на порядочных людей гораздо больше, чем настоящие порядочные люди, у которых нет ни визиток с вензелями, ни дорогих портмоне.

Выудить у старика деньги, спекулируя на его желании пожить подольше - редкий выродок способен на такую пакость. Тем не менее, в этой схеме участвует множество людей.
 Врачи, консультирующие по телефону, производители чудо-таблеток, телевизионные чиновники, курьеры.
 И все прекрасно понимают, ЧТО они делают. И никто не мешает им это делать.

Мелкие мошенники дурят отдельных граждан.
Мошенники покрупнее окучивают социальные группы.
Но самый высокий класс показывают те, кому удаётся объегорить сразу всё общество.

У государства в руках есть всё, что необходимо для реализации мошеннических схем: телевидение, печатное слово, люди в любой форме.
 Государство всегда добьётся, осуществит намеченное. Если ты ускользнёшь от мелкого мошенника - крупный тебя всё равно настигнет.
 Такая наша жизнь.
 Ни единого островка твёрдой земли, кругом болото".
2005-04-13

*   *   *

Семён: "Что-то очень важное".
 - Очень интересно, особенно последняя часть, что Изания уже существует.
 Действительно, советские люди живут иначе, чем их пытаются заставить жить нынешние идеологи и практики.

Шура - Референт: -"Время и вправду "при дверях".
 - Вы знаете, я совершенно отчётливо чувствую, что именно этот год будет поворотным в этом отношении. Грядёт лавина.
 Когда случится "это"? Традиционно для последних времён в августе.
 Это грустная шутка, потому что августы прошлых лет действительно были густы событиями. Но я не пророк и могу только высказать свои ощущения.
А они таковы, что накапливается гигантская энергетическая…м-м-м "штука", сходная с теми, которые можно было наблюдать в "те" времена.
Эта штуковина овладевает умами и душами людей и они невольно желают то, что им делать "велено".
 И крепость рушится.
 Что собой представляет эта самая "штуковина"?
 Хм, видеть-то я её вижу и чувствую, но вот откуда она берётся?
Я пытался даже одно время рассматривать это явление как психотронное оружие. Потом от этой идеи отмахнулся - слишком велик эффект.
Стал рассматривать идею попроще - Божественное вмешательство. Но результат обычно бывает слишком непредсказуем.
 И тогда меня осенило - небесные войны!
Там идёт серьёзная схватка. Времена тяжёлые и оттого используются все природные ресурсы.
 А люди поступают так, как подсказывает им сердце. И оттого столь непредсказуем результат.
Чтобы выжить в образовавшемся "Новом Мире", каждый должен был держаться за то, что в нём есть самого сокровенного, или что он считал таковым.
 Потребовалось время, чтобы определиться. Кому-то для этого потребовалось "сбежать в горы" (или в деревню), а кто-то занят активным дележом наличной крови.

И вот "вострубили трубы, реют знамёна".
Это не из "апокалипсиса". Это то, что можно увидеть в этой самой "штуковине", если повнимательнее приглядеться.

Жаль только, что Изании всё ещё нет. Ведь для того, чтобы какая-либо идея смогла найти себе дорогу в умах и сердцах, требуется время - время практической деятельности носителей этой идеи.
 А небесные войны отзываются в нашем человеческом мире слишком серьёзными потрясениями, которыми норовит воспользоваться всяк, кому не лень.
 И обычно это не самые лучшие люди, а те, которые есть".

*   *   *
Шура-Референт: "Как же быть нам, простым смертным?"
 - Ну, мы-то тоже не лыком шиты.
 Вот почитываю Ваши книги и диву даюсь - смелости в человеке, написавшем такое, море неразливанное.
 И это уже не просто писатель (интеллигентского типа, привыкшего всё считать на размер гонорара), а нечто совсем уже иного сорта.
 Сразу вспомнилось, как Булгаков отказал Мастеру в приобщению к Небесному, несмотря на все заслуги, и Тарковский не пустил в комнату НИ ОДНОГО интеллигентствующего.

Потому что понимали различие между интеллигентностью и духовностью.
 Так что Вам, Юлия Львовна, удалось нечто до сих пор никому не доступное, может быть, со времён Х1Х века, времён "настоящих" интеллигентов.
 Впрочем, и те интеллигенты были иными. Смелости в них только, пожалуй, было не меньше".
2005-04-20

*   *   *

Спасибо, Шура, только какая уж тут смелость!
 По-прежнему боюсь собственного тела, хоть и нет уже в сердце трепыханий и замираний.

 Волей-неволей приходится вкалывать на грядках, тюльпаны-нарциссы набирают бутоны...
В общем - копать, сажать, удобрять, поливать и полоть с утра до заката, никуда не денешься.
 Прежде пару раз воткнёшь в землю лопату - передышка, теперь пашУ как в лучшие годы - и ничего.
 Но чем крепче мышцы, тем муторней на душе. Депрессняк или, по-церковному, уныние.
Жажду великих свершений, жизнь утекает, но, как справедливо пишет Шура, "чтобы какая-либо идея смогла найти себе дорогу в умах и сердцах, требуется время практических носителей этой идеи".
А носители ещё пешком под стол ходят или вообще в ином измерении...
 Доля "вопиющей в пустыне" не вдохновляла. В общем, суждены нам благие порывы...

 "А теперь я здесь в саду тихо плаваю в пруду"...
Неужто таков финал?
 Главное, умом всё понимаю, сама умоляла: "Господи, открой мне тайны Свои". Предел мечтаний!
А теперь вот тоска по переустройству мира.
 Что это - искушение гордыней или зов трубы? - терзалась я, остервенело вкалывая на грядках, снаряжая Бориса на вокзал с букетами тюльпанов.

Миновала Пасхальная неделя.
Теперь я регулярно отправляла Бориса на привокзальный фронт с коробками тюльпанов, ожидая то его, то вестей от каких-то фантомных издателей и чувствуя, как едет крыша и уныние постепенно сменяется ненавистью.
 К ублюдочному этому миру и к себе самой, бессильной сокрушить зло.
 Вот когда открылся подлинный смысл евангельского изречения:
 "Ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную".
(Иоан,12,25)
То есть возненавидящий само своё унизительное бессилие что-то изменить.

 Порой не хотелось никакой вечной жизни.
 Увидеть Изанию и умереть.

Потом наступило 18 мая.
Борис позвонил по мобильнику из ментовки. Забрали, составляют протокол. Мол, плохо с сердцем, помираю.
 Смутно помню наш телефонный разговор с дежурным. Отпустите, он же инвалид, гипертоник. Сейчас приеду сама...Торгует из-за моих книжек.
- Ещё и книжки, пенсии вам не хватает. Всё жадничаете.

Тут я разразилась пламенной крамольной речью.
Опешивший дежурный лишь испуганно крякал. Потом повесил трубку.
Я рванула было в Москву выручать пленника, но тут он позвонил, что отпустили.

Ну и слава Богу.
 Однако не оставляло ощущение - что-то произошло.
Я перестала бояться!
 Прислушиваясь к себе, подумала об электричке, толпе, ментовке - никакой реакции.
Страх, мучивший полтора года, ушёл, как не бывало.

Наутро я отправилась торговать вместе с Борисом.
 Спокойно села в вагон, спокойно прибыла в пункт назначения.
 Порадовалась встрече с девчонками-бабульками, поболтала, побегала с вёдрами - будто и не было этих тяжких месяцев недуга.

 Больший стресс вытеснил меньший - страх всяких там собственных аритмий- тахикардий, от которого я враз избавилась.
 Шарики-ролики встали на места.

*   *   *

Мы - в самом эпицентре взрыва, но пламя даже не обжигает.

- Не бойтесь. Правду нельзя убить!

   *   *   *
Убивай животных - в тире,
А бандюг мочи -
В сортире!

Зря, Вов, щукаря замучил -
Лучше б мафию прищучил!

(конец семидесятых)

       А где нам взять такие окна?
И тут у меня рождается идея – списанные рамы от электричек!
 Когда-то ими торговали за бесценок деповские ребята, я приобрела для теплицы.

Но теплица может обойтись плёнкой, а для дОма такие вполне подойдут. И по размеру, и стекло прекрасное, и прокладки резиновые...
- Но как же их навешивать? – хлопают глазами мои студенты.
- Не надо ничего навешивать! - ору я, - Сделаем раздвижными, на полозьях, чтоб с южной стороны – почти сплошняком стеклянная стена. И на лоджии - стекло.
А ещё сделаем три окна с двойными постоянными рамами и узкой открывающейся фрамугой.
У нас таких навалом.

       Видя, что студентикам моё “ноу-хау” недоступно, прихожу в отчаянье.
А тут ещё выясняется, что балконная двойная дверь на лоджию не подходит по высоте. И они интересуются, что же теперь делать? То ли потолок поднимать, то ли пол опускать?

       Решение откладываем до понедельника.
А я уже в который раз бегу к Антону Васильевичу, умоляя прийти и хотя бы что-то посоветовать. По профессии он – кузнец, а по слухам – мастер на все руки.
Но калымить наотрез отказывается из-за больных ног, отмороженных ещё на фронте.

       - Вот не знаем, то ли пол опускать, то ли потолок поднимать, - причитаю я, когда дед всё же приковылял на злополучный второй этаж.

       История с балконной дверью так описана в “Дремучих дверях”:

       - Ладно, щас прорубим. Струмент какой есть?
       - Да вот, в ящике.
       - Ладно, иди пока, погуляй часок-другой...
       Когда Иоанна вернулась из магазина, дед курил беломорину, а дверь стояла на месте.
Пол и потолок – тоже.
Иоанна протёрла глаза – дверь ничуть не изменилась, лишь укоротилась, будто по волшебству.
Где, каким образом? Никаких следов.

       - Дед, как ты это сделал?
       - А чего там робить-то?

       Посидели, выпили.
       - Дед, иди ко мне работать. Тебе ничего тяжёлого делать не придётся, ты только этими чайниками командуй. А, дед?

       - На кой они мне – вон понашлёпали чего! Один хрен, что горшками командовать. Надумаю – один возьмусь. Пособишь, коли что?

       - Дедуля, миленький, конечно, пособлю!
       И чмокнула в небритую седую щёку.

       Дед спас её – он действительно умел всё.
Приходил в восемь, уходил в пять.
В час они обедали – и стопку.
По окончании работы – ещё стопку, с огурчиком.
Брал он немного – всего двенадцать рэ. в день, работал степенно, добросовестно и требовал лишь одного – чтоб его не торопили.

Она не уставала удивляться, какие чудеса он выделывал на своих больных ногах.
За зиму они практически вдвоём произвели всю внутреннюю отделку дома.
Иоанна не только помогала, но и училась, восхищаясь, как легко он находит выход из, казалось бы, самых безвыходных ситуаций.

Вытянуть нужную неподъёмную балку из штабеля, забить в недоступном месте гвоздь, положить кафельную плитку на обитую оргалитом перегородку - (чего мудрёного, рабицу прибить, и на раствор)".

       Дед действительно меня спас, хоть по жизни всё было не совсем так.
  У него, разумеется, были подручные.
У меня всё время кто-то проживал из лимиты - иногородние, изгнанные жёнами за пьянку и прочие бедолаги.
Нанимались поработать, ничего толком не умея, да так и оседали.
Ели, спали, пили и помогали в стройке по мере надобности – что-то перетащить, поддержать, прибить, выкопать.
Боже, сколько их здесь перебывало после Женьки Мартынова!

Потом кто-либо их подбирал - как правило, одинокие женщины.
Неприкаянные исчезали или насовсем, или на время, когда после очередного возлияния их опять выгоняли.
И они возвращались туда, где можно было спать неодетым на раскладушке, где всегда подавали горячие щи, картошку или кашу, крепкий чай.
И наливали стопку-другую, в зависимости от ситуации.

                * * *

    Она должна прийти сегодня.
    День начинается как обычно. Я отлично выспалась. Специальный комплекс физических упражнений, массаж, тонизирующий душ, протирания. Чуткие механические руки Жака помогают одеться. Жак у меня уже более тридцати лет - еще Бернард был жив, когда мы его приобрели. Недавно Жак вернулся из ремонта и выполняет свои обязанности особенно ревностно. Будто признателен, что его не отдали в переплавку.

    Я привыкла к Жаку. Терпеть не могу эти усовершенствованные модели - развязанные, болтливые, льстецы. То ли дело Жак - в нем какое-то врожденное достоинство.
   - Мадам не возражает против серо-голубого? Сегодня оно вам к лицу: мадам выглядит посвежевшей.
  Знаю, что он не врет. Соглашаюсь даже на голубой, в тон платью, парик, хотя терпеть не могу париков, и Жак ежедневно пытается соорудить из остатков растительности на моей голове жалкое подобие прически.
    - Немного косметики, мадам?
    Сегодня она должна прийти...
    Жак что-то делает с моими глазами. Щиплет веки.
    - Беспокоит? Сейчас пройдет, мадам.
    Зеркало. В зеркале я. Полная, респектабельная дама. Пожалуй, выгляжу ничего. Если учесть, что через несколько дней мне исполниться сто двадцать семь лет. Или не исполниться?..
    Ведь она должна прийти сегодня.
    Или не придет? Передумает?

    Что осталось от подлинной Ингрид Кейн, этого, пожалуй, я сама не смогла бы сказать с точностью. Кое-где подремонтированный, подправленный скелет, мышцы, железы, глаза. А остальное все чужое, пересаженное, вживленное. Или искусственное, синтетика. Пусть самого лучшего качества, но не надежнее, чем, к примеру, у Жака. Я уже не человек, но еще не робот. Неусовершенствованный робот. Смешно. Что-нибудь неожиданно откажет. Сломается... Я не успею даже вызвать Дока.
    Или Док опоздает. Или у него самого что-нибудь сломается в конструкции.
    Не сработает гипотермия, отключится сознание...
    Простая цепь случайностей - и конец. Так было с Бернардом. Так рано или поздно будет со мной, Ингрид Кейн.

    Придет или не придет?

    И все-таки я - это я. Покуда при мне мой мозг, вернее, информация, накопленная в мозгу за все 127 лет.
    Я - информация. Забавно.
    - Меню, мадам? Цыпленок в желе, зеленый горошек, протертые овощи... Есть отличные ананасы.
    - Давай ананасы. И еще бифштекс. С кровью, Жак. И, пожалуй, пудинг.
    - Но, мадам...
    - Плевать, Жак. Мой синтетический желудок требует натурального мяса. А диета будет завтра. Если завтра вообще будет.

    Бифштекс превосходен, но первый же кусок давит изнутри непривычной тяжестью. Отодвигаю тарелку и принимаюсь за пюре.
    Я хочу, чтоб она пришла.
    Звонок. Пришла? Но почему так рано? Я же назначила к двенадцати... Я должна еще подумать...
    - Девушка, Жак? Веди ее сюда.
    - Нет, мадам, старики. Двое.
    Ах, эти... совсем забыла. Но они же знают, что я открываю с десяти. Не дадут позавтракать.
    - Пусть подождут, - говорю я Жаку и принимаюсь за ананас. Но аппетита больше нет. Проклятый бифштекс. Придется принять таблетку.

    Они терпеливо ждут внизу. Он и она. Супруги. Оба седенькие, чинные, благообразные. И оба моложе меня.
    - Документы при вас?
    - Конечно, мадам, - старичок поспешно раскладывает на столе разрешение на смерть, выписку с места жительства, завещание и опись имущества.
     Все в порядке. Остаются формальности.
    - Вы твердо решили уйти из жизни?
    - Да, мадам, - синхронно кивают они.
    - Но почему? Ведь жизнь так прекрасна!
    Эта ритуальная фраза каждый раз звучит у меня фальшиво. Хотя я ничего вроде против нее не имею. Какая-то нелепая фраза.
    - Видите ли, мадам, - это отвечает она, - мы просто устали.

    "Просто устали", "Стало скучно", "Надоело"... стандартный ответ. Все так отвечают.
    - Мы ведь очень стары, - будто оправдываясь, говорит она, - Все уже было, все.
    - Я старше вас.
    - Вы - другое дело, мадам. Вас удерживает любопытство. Ведь вы та самая Ингрид Кейн, не так ли?
    Странно, меня еще помнят. Сорок лет как я перестала легально заниматься наукой.
    - Мой брат был вашим учеником, мадам Кейн. Он останется теперь один, он не пошел с нами. Он разводит каких-то жуков с пятью лапками. Он просил передать вам привет.

    - А я действительно получу перед смертью то, что захочу? - подозрительно спросил старик, - Или это просто рекламный трюк?
    Ну нет, изобретения госпожи Кейн не нуждались в рекламном обмане.
    Когда с полвека назад я нашла способ концентрировать все мысли, ощущения и энергию умирающего определенным образом, вызывая у него перед смертью яркое, выбранное им самим сновидение, я, разумеется, не думала, что этот фокус превратится из средства облегчить смерть в приманку, помогающую государству бороться с перенаселением за счет "долгожителей".
    "Дома последнего желания" - стали таким же обычным делом, как и любые другие государственные учреждения.
    И еще меньше я думала, что стану хозяйкой одного из них.
    Я провела их в усыпальницу - огромное помещение, напоминающее оранжерею. Вокруг - пальмы, бананы, апельсиновые и лимонные деревья, гигантские кактусы и множество экзотических цветов. Кричали павлины и попугаи. С потолка из разноцветного пластика падали, причудливо пересекаясь, зеленые, оранжевые и голубые полосы света. Тихо звучала музыка, одурманивала, укачивала, и так же одурманивающие сладко пахли цветы.
    Я уложила их на диваны, покрытые мягкими пушистыми коврами, надела на голову каждому "волшебный шлем" - так его окрестила реклама. С виду просто ночной чепец с лентами, в которые незаметно вмонтированы провода.
    - Какой ты сейчас смешной, Вилли!

    Но он уже весь был "там", в последнем своем желании, глазки его нетерпеливо поблескивали.
    - Нельзя ли побыстрей, мадам?
    Мне самой хотелось побыстрей - здесь меня всегда мутило.
    Я включила "священника". Зазвучала молитва в сопровождении органа.
    - Теперь можете попрощаться.
    - Прощай, Вилли.
    - Прощай, Марта.
    - Прощайте, мадам Кейн.
    Они даже не смотрели друг не друга.
    - Закройте глаза. Расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании.
    Они затихли.

    Я включила "шлемы", загнала всех павлинов и попугаев в изолированный, безопасный отсек, откуда обычно наблюдала за происходящим в усыпальнице, вошла сама и нажала кнопку.
    На пульте вспыхнуло! "Не входить! Смертельно!" Это означало, что в комнату хлынул газ "вечного успокоения".
    Через час все будет кончено. Роботы уберут трупы, проветрят помещение, и оно будет готово к приему следующих посетителей.

    0 чем они сейчас думают? Я имела возможность это установить и первое время из любопытства "подсоединялась" к своим клиентам. Но это оказывалось, в основном, всегда одно и то же и всегда невероятно скучно. Если не красотка и не чемпион, то разнузданная вечеринка с обилием яств и напитков. Вакханалия. Примитивный пир плоти.
    А как хотелось мне сегодня за завтраком натуральный бифштекс с кровью!
    Каково было бы твое последнее желание, Ингрид Кейн?
 
    В парке было прохладно, и я включила на платье терморегулятор.
    Да, мою нынешнюю работу нельзя назвать приятной, но благодаря ей у меня лаборатория. И я смогу провести намеченный эксперимент.
    Но придет ли она?
    И чего я, собственно говоря, хочу? Начать жизнь сначала? Ну, нет. Я тоже устала, как и мои клиенты. Провести эксперимент, удовлетворить в последний раз свое любопытство и поставить точку? Пожалуй, так. Если все пройдет удачно, я завтра тоже явлюсь в дом "последнего желания", и мне наденут "волшебный шлем".
   И все-таки, что мне тогда захотеть? Может, юного Бернарда? Или бифштекс с кровью?

   До двенадцати оставалось сорок семь минут. В случае неудачи Ингрид Кейн будет сегодня мертва. Надо успеть замести следы. Моя последняя работа касается только меня. Я отдала ей сорок лет жизни.
    Удача или поражение? То, что в конце концов стало у меня выходить с животными, могло обернуться полным фиаско, когда дело коснется людей. Мозг шимпанзе и мозг человека... И все же то и другое - мозг. Скорей бы уж!
    Ты слишком любопытна, Ингрид.

    Я чересчур быстро шла и долго не могла отдышаться у дверей лаборатории. Кружилась голова, сердце покалывало. Не умереть бы до опыта, вот так, примитивно и вульгарно, на травке собственного парка, под развесистым дубом...
     Кажется, отпустило. Ты всегда была везучей, Ингрид.
    Я набрала номер шифра, и дверь бесшумно открылась. Обезьянки Уна и Ред с радостным визгом бросились ко мне, и я дала им по грозди бананов. Единственные животные, которых я сохранила. Наиболее удачные. Уна была прежде старым, подслеповатым существом, отягощенным всевозможными болячками. Я подарила ей тело годовалой Эммы, и она упивалась своей второй молодостью.
     Уна изо всех сил добивалась благосклонности Реда, но у того ситуация была посложнее. В прошлом своем существовании он был самкой, неоднократно рожавшей, и никак не мог приноровиться к своему новому естеству.

    Первым делом я собрала все материалы с записями опытов и разложила прямо на полу костер. Примитивный, но верный способ. Пепел убрала пылесосом. Расправиться с приборами было еще легче, хотя вряд ли кто-либо смог бы догадаться об их назначении. Затем я выпустила на волю Уну и Реда - животные умеют хранить тайну.

    Теперь - главное. В потайном сейфе в стене хранился мой ДИК - душа Ингрид Кейн, как я его назвал в шутку.
   Впрочем, он и был предназначен запрограммировать мою душу и перенести ее в тело той незнакомой девушки.