Я спросил у Совести...

*   *   *

Я спросил про нашу Власть:
- В ней ли правда-истина?
Совесть ужаснулася,
Качая головой...

Я спросил у Совести:
- В храме ль нынче истина?
Молча поп поклоны бил
Пред Чашею Святой...

Я спросил у Совести:
- В нас ли правда-истина?
Совесть лишь заплакала
Горючею слезой...

Я спросил у Господа:
- Где же правда-истина?
И Господь явился мне
Пресветлою мечтой...

И Господь ответил мне,
Пот кровавый вытерши,
Тяжкий крест не сбросивши:
- Встань.
ИДИ ЗА МНОЙ.

Масоны – они не дураки

       Юлия - Игорю Игнатову:
 - Добрый день, Игорь. Извините, что не было времени раньше ответить.
 По-русски мне, разумеется, общаться легче, хоть и жаль “английской практики”. Редко удаётся поговорить и по-английски, и по-французски, на котором я когда-то довольно бойко объяснялась.
 Отдаю должное вашей тактичности по поводу моего “хорошего английского” - я в таких случаях всегда предпочитаю “нас возвышающий обман”.

       По поводу “градов” и поселений.
 В общем-то, если вы читали “Двери”, “Изания” так и была поначалу задумана.
 Только не “дачный комплекс”, а что-то вроде “дома творчества” для невостребованных, разобщённых, сбитых с ног лавиной “бытовухи”.
 “Островом спасения” для других, потерявших всё в кровавом болоте постсоветской Вампирии.

 Потом Златогорье очень быстро превратилось в “штаб” - благо был там и лидер Егорка Златов, и американка Айрис. И нашлась пассионарная молодёжь, которая ринулась по городам и весям спасать страну от вампирского засилья и насаждать повсюду “изании”.

 Но с самого начала Изания была не ОБЩИНОЙ, предполагающей автономное ПОСЕЛЕНИЕ, а неким идеологическим воинствующим центром. Где, правда, готовились не террористы, а воины-спасатели нашей цивилизации.

       Оговорюсь сразу – для меня “русскость” – не национальность, а шкала ценностей, и “наша цивилизация” – указанный Спасителем путь: “Выйди от неё, народ Мой” (то есть из “Вавилона”).
А в данный момент мы, как и еврейский народ – народ павший, изменивший своему призванию.
 Так что снова восклицать: “Ты проснёшься ль, исполненный сил?”, конечно, можно, но шансов услышать в ответ нечто вразумительное мало.
 Разве что пьяный храп и тот самый “стон бесконечный”.

       Меня справедливо упрекали в утопичности Изании – мол, где взять столько “наших”? Однако другая, не воинствующая Изания была мне неинтересна.
Может, потому, что вообще не умею “наслаждаться жизнью”, как процессом, а родилась “военнообязанной”. С ощущением, что должна.
 Не конкретно родным и близким, не комсомолу и партии, не отечеству...А какой-то сидящей во мне, как заноза, компасной стрелке, которая толкала и жалила, ежели я пыталась “расслабиться”.

        Кстати, заметьте, в истории удавались лишь те человеческие единения, когда на горизонте маячила высокая цель (неважно, праведная или ложная), но только не корысть.
 Великие войны, сражения, катаклизмы, рывки высь.
Вот и Союз развалился (или дал себя развалить), как только марш-бросок превратился в длительный привал.

       Я вообще не отношусь столь уж восторженно к общинным поселениям, которыми сейчас многие увлечены. Я знаю много людей, интереснейших, талантливейших, и даже наших убеждений, которым бы охотно помогла стать на ноги и реализоваться - и словом, и делом, и средствами, но...
 Жить с ними бок о бок, даже на одной улице – увольте.
 Человек этот замечателен именно на своём месте, в своей стране, со своей сверхзадачей.  Всё это предопределено ему свыше. И, по-моему, именно таков замысел Творца, а не “совместные поселения”.
 Потому что, извините за банальность, если человечество – единый организм, то всякие суверенитеты здоровых клеток от больных на уровне механического перемещения и кучкования проблемы не решат.
 Любая “здоровая” община будет рано или поздно снова заражена общей гангреной.

       Я всё больше прихожу к убеждению (и теоретически, и эмпирически), что будет гораздо результативнее создание автономной системы кровообращения в больном теле.
 Союз здоровых клеток - клеток рук, ног, глаз, ушей, печени, мозга, сердца.
 Отдельных граждан из разных районов, городов и стран.
 И не надо никуда перемещаться, надо просто на первых порах помогать друг другу осуществлять свою работу и сверхзадачу в соответствии с общей целью – современные средства связи это вполне позволяют.
 Вот что такое для меня Изания.

       Вот я сейчас общаюсь с вами за тысячи километров, но на внутреннее сближение между нами расстояние не оказывает никакого влияния.
 Да и с точки зрения безопасности всякие совместные поселения чреваты наездами, разгромами и даже бомбометаниями.
 А так – мы везде. Помните? “В Казани он –татарин, в Алма-Ате – казах, в Полтаве – украинец и осетин в горах”?

       Масоны – они не дураки, хоть нам с ними и не по пути.
 Так давайте по совету товарища Сталина учиться у врага.
 Я опять же не говорю об общинах религиозных, или по воспитанию детей-сирот (Китеж под Калугой). Есть совместные поселения беженцев, закрытые научные городки и т.д.
 Но нам-то зачем подставляться? Ведь “выйти из Вавилона” можно гораздо проще и результативнее (об этом ниже).

       А совместное проживание, согласитесь, Игорь, даже на семейном уровне - не всегда сахар. Оно чаще разделяет внутренне людей, чем сближает. Потому что ко всяким высоким материям общей цели (иногда и её нет) примешивается неустроенность, бытовуха, несходство характеров, вредные привычки, самость и прочая падшесть человеческой природы.

 А на расстоянии эти мелочи не достают, не раздражают, потому и не приходится бороться с полчищами так называемых “мелких бесов”, а можно бросить все силы на главное.
 Как нам с вами помочь “исполнить долг, завещанный от Бога”, друг другу и ещё таким же чудикам, и находить их, строить планы и осуществлять их.
 И встречаться “вживую”,когда захочется и возникнет необходимость, и даже селиться вместе.
 Но не раздражаться ежедневно, что у одного единомышленника ребёнок хулиганит, другой – на мою жену поглядывает. А третий (тоже мне – Эйнштейн!) всё норовит от мытья лестницы в подъезде увильнуть.
       Именно на бытовых мелочах ловит нас бес, именно здесь проявляются наши слабости. Сколько они порушили общин, супружеских союзов и прочих “поселений”, не говоря уже о государствах!

       Не надо никого никуда тащить и перетаскивать. Наверное, по замыслу, среди клеток во всех органах есть просто “званые” и есть “избранные”, то есть избравшие Путь.
 Тут уж – “ни иудея, ни эллина”, с такими нам и предстоит работать. С каждым на своём месте.
И когда взаимопомощь и общее дело нас объединят гораздо более прочными узами и доверием, чем совместное поселение, мы неизбежно начнём сближаться.

Сейчас мы просто не готовы к Изании – вот что я поняла, Игорь, за эти два года.
 Как и ни к жизни в альтернативной цивилизации.
 Всё это должно создаваться в процессе, и мы будем меняться в процессе совместного восхождения и взаимопомощи, становиться ближе, больше доверять друг другу.

       В моей книге есть образ горы, на которую люди начинают восходить, сцепившись руками вокруг подножья. Восходят каждый своей тропой, но не размыкают рук, поэтому восходят к одной вершине, постепенно сближаясь и, наконец, встречаясь.

       Сталь должна закалиться. Должен быть некий период виртуальной Изании, чтобы понять, кто есть кто.
 И не просто объединиться, чтобы выжить, или чтобы честно жить, но и ответить на вопрос: “Зачем”?
Новый человек рождается постепенно, в процессе добрых (Евангелие) и “долгих” (Маяковский) дел раскрывая в себе вечность и Царствие, которое “внутри нас”.
 Не мир мы должны перестраивать, а друг друга, начав немедленно совместное восхождение.

       А так никого мы толком не найдём. Сам Творец “сделал” себе человека и с ним намучился, не говоря уже о вождях “с бичом железным”.
 Ну а мы чем лучше?
 Избранники (избравшие) должны поработать для Жатвы. Кому больше дано, с того больше спросится.

       Простите, что опять вас утомляю теоретической говорильней, но, согласитесь, лучше сто раз проверить правильность дороги, чем свернуть “не туда”.
 Я думаю, что сейчас нам необходимо, прежде всего, совместно решить проблемы “бытовухи” (см. программу “Хлеб насущный”).
 Продолжить сбор банка данных о специалистах и мастерах во всех основных областях жизнеобеспечения, согласных сотрудничать с Изанией на разных уровнях (можно даже использовать газету “Из рук в руки”).
 О мастерах, о наших резервах и запросах.
 Сделать это совсем нетрудно – вот я сейчас пройдусь по нашему посёлку и, уверена, испишу целую тетрадь.
 Обработать всё в компьютере и начать подборку подходящих вариантов, попутно решая правовые, юридические, бухгалтерские и прочие вопросы “крыши” – это сейчас в России немаловажно.
Заводим каждому чековую книжку, продублированную в компьютере, где проставляется дебит-кредит в “иуе” (изанская условная единица). К чему её удобнее приравнять – решим. В ближайшее время начнём сбор банка данных и на сайте.

       Таким образом, создастся Касса Взаимопомощи Изании, где счета будут только в иуе. Но ежели кто-то захочет рассчитаться за наши услуги наличными, он вполне сможет это сделать. Сразу же оплатив первоочередные заявки “наших” на покупку стройматериалов, заграничного оборудования, лекарств, транспортных расходов (бензин-то мы вряд ли сами будем производить) и т.д.

 Главное правило: деньги в КВИ не лежат ни секунды, а сразу же перечисляются на оплату текущих заявок. Эти два параллельных потока (поступления нала – заявки) должны быть открыты налоговой инспекции. Никакого “роста капитала” - просто касса взаимопомощи.

       Поскольку всё будет на виду, произойдёт неизбежный отсев. Халявщики выявятся моментально. На первых порах на крупные работы придётся заключать договора.

       Если всё пойдёт хорошо и нам удастся создать автономную систему полного жизнеобеспечения для изан и освободить друг друга от всевозможных бытовых неурядиц и суеты, можно будет приступить ко второму этапу Изании - долги наши или осуществлению каждым того, о чём сокрушался ещё Печорин:
“А ведь было мне назначение высокое”!

       Думается, что, задействовав все имущественные, временные и силовые резервы, нам удастся добиться того, чтобы почти весь заработок на основной работе сможет быть использован на это назначение.
 Разумеется, для желающих.
Тогда появляется Инвестиционная Сберкасса Взаимопомощи Изании (ИСВИ) с теми же двумя параллельными потоками – заявки-поступления, только в гораздо более крупных масштабах.
 И направляемые уже не на выживание, а на всевозможные личные и коллективные проекты.
 На научные, медицинские, детские, духовные, культурные, экологические цели, на возрождение страны.

       Вот я, допустим, зарабатываю всё лето на цветах на издание своих книг, а впоследствии мечтаю и о фильмах. Рубли перевожу в зелёные и складываю в банку. А другие граждане несут их в банк, где их крутят вампиры всех мастей.
 А вечерами мы же, обливаясь слезами, смотрим по ящику истории про всяких замечательных изобретателях. Которым вот сейчас, немедленно нужны деньги, чтобы продолжить какое-нибудь потрясающее исследование, спасти коллекцию элитных семян или умирающих от голода детей.

       Когда будет Изания, я буду все свободные деньги переводить в ИСВИ, где они будут поступать на финансирование проекта, в который я верю. И другие верят и помогают финансировать, пока есть возможность.
 А когда придёт мне срок платить в издательство, я заранее извещу об этом заявкой, и ИСВИ всё сделает из чьих-то свободных поступлений на тех же условиях, просто вычеркнув из моего счёта эту сумму в иуе.
 Потом кину клич, найду режиссёра, оператора и даже актёров, если их заинтересует проект. Даже какого-нибудь кровельщика могу привлечь на паях к созданию моего фильма...
 И мы быстро соберём нужную сумму, не клянча у спонсоров, а просто каждый занимаясь своим текущим делом, не заботясь о куске хлеба и перечисляя деньги в ИСВИ.
 Где они будут не лежать, а работать “на дело”. Других и наше общее.
 Сближает, правда?

       Если вы, Игорь, найдёте в Штатах наших сторонников, они смогут приехать к нам, пожить на всём готовом любой срок и вернуться, оплатив затем дома уже нашу заявку покупкой какого-либо насущного оборудования - на потраченную в России сумму в иуе.   Причём, поскольку наша валюта (иуе) полностью обеспечена плодами наших трудов, она не знает ни краха, ни инфляций.
       Ну вот, я совсем размечталась. А надо ещё отвечать другим сомневающимся и отчаявшимся.
       Конечно, вы правы – начинать надо немедленно, что мы и делаем в меру своих слабых сил.
 Если буду жива и Бог даст силы, по завершению книги смогу взяться за Изанию по-настоящему.
Кстати, Господь всегда даёт “зелёную улицу”, когда наступает положенный срок.
       2001-11-28

(конец семидесятых)

 Я по-детски нетерпеливо ждала скорого чуда.
 И оно явилось в лице женщины, снимавшей дачу на соседней улице. Назовём ей Инной.

 Мы были едва знакомы, поэтому её внезапный ко мне визит, да ещё с чемоданом, удивил. Инна сказала, что ей надо срочно уехать на месяц-другой.
 За дачу она расплатилась, вещи пока там побудут. Да и вещей этих – постельное бельё и посуда.
 А вот чемодан она просит разрешения пока оставить у меня. Был ей на сей счёт то ли сон, то ли знак свыше. Потому что в нём самое дорогое, что у неё есть, и ни в коем случае не должно пропасть.

Чемодан был тяжеленный.

- А что здесь? – спросила я не без опаски.

- Книги. Вот ключ. Если хочешь, можешь почитать.

Чемодан я открыла в тот же вечер.
 Там действительно лежали бесценные и недоступные в конце семидесятых сочинения святых отцов (Максима Исповедника, Иоанна Лествичника, Исаака и Ефрема Сирина, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, Филарета Московского и других).
 Всевозможные жития и толкования, “Добротолюбие”, “Исповедь” Блаженного Августина.

 И русские религиозные философы от Хомякова и Владимира Соловьёва, Евгения Трубецкого и Сергия Булгакова до Павла Флоренского и Николая Бердяева.

Я впилась в них и, забросив все дела, читала запоем.
Умирая от ужаса, восторга и бессилия постичь.
 Обливаясь слезами и ледяной водой, чтоб хоть как-то остудить терзающую меня лихорадку.
 Конечно же, в первую очередь “набросилась” на философов.
И лишь потом поняла, что у “отцов”, в сущности, о том же самом, только гораздо проще.

Они воистину были о “самом-самом”...
Ответы на эти вопросы, того не ведая, я искала всю жизнь.
 Поначалу пробовала конспектировать. Переписывала целые страницы, потому что всё казалось важным. Потом сдалась.
 И, когда Инна вернулась, взмолилась не забирать их у меня на любых условиях.
 Потому что и я, и мы все – слепые котята.
 Что надо немедленно написать книгу, лучше в художественной форме. Скажем, о пути человека к Богу. Где доступно и сжато довести главное до ума и сердца…

Инна улыбнулась и сказала, что давно это делает, хоть и не в художественной форме. Печатает на машинке, составляет брошюрки по темам и развозит по церквам, где батюшки их раздают прихожанам.
 Рассказала про типографию, которая в своё время вовсю печатала такую литературу, включая молитвенники, Евангелие, сведения о праздниках и таинствах.
 Но затем была внезапно прикрыта. Людей начали арестовывать.
И тогда она, захватив с собой лишь этот чемодан и кое-какие ценности, исчезла из собственной квартиры в центре. А теперь вынуждена искать по углам пристанище. Потому что за ней следят и хотят схватить или убить.

 В последнее не очень-то верилось.
Тогда она поведала в доказательство несколько воистину леденящих кровь мистических историй из личной жизни, тоже достаточно невероятных.

Но когда одна из первых московских красавиц и модниц, жена известнейшего человека, вдруг после некоего потустороннего переживания (по словам Инны, ей было показано “вечное ничто”, ад) резко рвёт с прежней жизнью, скитается по монастырям и церквам, жертвует все личные деньги на храмы, - какие ещё нужны доказательства?

Короче, Инна поселилась у меня.
 Она велела прежде всего купить тяжёлые светонепроницаемые шторы на окна. И, когда кто-либо приходил, затаивалась в своей комнате на втором этаже, стараясь не двигаться, чтоб не скрипели половицы.
 Из дому выходила крайне редко, только иногда ездила к своему духовнику в Лавру.
   Строго постилась, подолгу молилась и целыми днями составляла и печатала на моей “Эрике” религиозного содержания брошюрки, которые затем отвозила в Лавру.

 А я продолжала изучать содержимое чемодана.
 Мы с Инной вели долгие душеспасительные разговоры, в которых она меня убеждала в необходимости “воцерковления”, просвещая о смысле церковных таинств, праздников и постов.

  Но лишь сами таинства помогли мне преодолеть устоявшееся предубеждение против церкви как “вместилища злобных чёрных старух”, многочасовых изнурительно-непонятных ритуалов и измождённо-суровых иконных ликов на стенах.
 Всё это в моём сознании не имело никакого отношения к чуду, что открылось той июльской ночью и перевернуло всю мою жизнь:

“Твоё созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь! Источник жизни, благ податель, душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было, чтоб смертну бездну преходило моё бессмертно бытиё.
Чтоб дух мой в смертность облачился и чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! в бессмертие Твоё”.

Эти замечательные строчки Державина я тоже отыскала в заветном чемодане и упивалась ими, заучивала наизусть, как и многое другое, переполнявшее душу счастьем веры в бессмертие и добро.
 Смысл подлинного Бытия был только в их сочетании.
 Потому что и вечное зло, и смертное добро – земные стороны одной обесцененной первородным грехом медали.
Которую можно было назвать наградой лишь в насмешку.

И вот сижу над старой викиной тетрадкой, из которой вырвала два первых листа с тройкой с минусом за диктант, и пишу грехи, готовясь к первой за тридцать лет исповеди.

 Почему-то показалось совершенно невозможным не только их отстукать на Эрике, но и использовать для этого обычный машинописный лист.
 Пришлось перерыть полдома в поисках школьной тетрадки, и тогда паркер сам забегал по бумаге.
 Вот как я поведала в “Дремучих дверях” аналогичный эпизод из жизни героини мистерии:

“Иоанну потрясло, что она так хорошо это помнит, все свои детские грехи, подростковые, юношеские!
 Она писала мельче и мельче, боясь, что не хватит тетрадки.
 А память выискивала всё новые чёрные крупицы прошлого. Будто мышиный помёт в горсти зёрен, отбирая, просеивая свою жизнь.
Как, оказывается, умела она, память,безошибочно отделять зёрна от плевел!
 От всего, что отлучало от Бога, от Жизни.
 Всё меньше оставалось зёрен – сплошная чёрная груда ядовитого мусора...А она всё вспоминала...
  Если действительно нам даровано Небом такое чудо – посеянное тобой в мире зло сжечь, вычеркнуть, если не из бытия (хотя Богу возможно всё), то хотя бы из собственной судьбы, - как можно продолжать таскать с собой улики прошлых преступлений?

  Только брать, хапать...
   Тщетно силилась Иоанна отыскать хоть какие-то свои добрые дела – их просто не было! На память приходило лишь нечто смехотворное - вроде мелочи нищему или кому-нибудь десятку в долг до получки.

  “Я - зло и тьма, но мне почему-то не страшно, - признавалась тетрадке Иоанна, - Я больна и безумна, но не страдаю от этого.
Я умираю и не чувствую боли.
 Похоже, я никого не люблю, даже себя.”
 (конец цитаты).

 Тетрадка кончилась.
 Я исписала ещё и обложку и остановилась перед самой таблицей умножения.
 Инна сказала, что к причастию меня вряд ли допустят. Назначат епитимью месяца на три, а может, и на полгода.
 Но на всякий случай велела поститься и накануне прочесть молитвенное правило перед святым причащением.

  А дальше началось то, что она называла “искушением”.
 Слова молитвы расплывались.
 Я засыпала стоя – пришлось плеснуть в лицо холодной водой.
 Тогда ужасно захотелось есть. Причём именно жареного мяса с луком – чувствовала во рту его вкус и умирала от голода.
 Пришлось отломить кусочек алоэ и пожевать – от едкой горечи неистовый аппетит прошёл.   Однако комната вдруг наполнилась запахом сигаретного дыма.

 В доме никого не было, кроме Инны, которая сроду не курила.
 Я на всякий случай осмотрела все комнаты – пусто.
Но запах курева всё усиливался. Даже, кажется, дымок появился, запершило в горле.
 
   Пришлось будить Инну.
 Она спросонья спросила, курила я когда-нибудь и не забыла ли, что это тоже грех? Пришлось снова искать место для записи. Запах улетучился.
 Наконец, я закрыла тетрадь и отправилась спать.

Не тут-то было.
Едва удалось задремать, в кровать ко мне стал ломиться какой-то верзила с гнусными предложениями.
 Я отбивалась, уверяя, что в данный момент это совершенно неуместно и недопустимо. А верзила врал, что он мой муж, Борис, а значит, всё по закону.
 И скороговоркой что-то цитировал в подтверждение, якобы из Библии, пряча лицо.

 Когда я уже готова была сдаться, он торжествующе полоснул по стене огненно-чёрным взглядом, вагонка задымилась.
 Я в ужасе оттолкнула его и проснулась с бешено колотящимся сердцем.
 Всё было так реально – и спальня, и сбитое одеяло, и ощущение на теле его раскалённых лап.
 И даже тёмная полоса на стене, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении просто разметкой, по которой мы с Антоном Васильевичем прибивали вагонку к доске.
 Я долго колебалась, стоит ли рассказывать читателю обо всей этой бесовщине. Когда рядом с чудесным, таинственным и великим сосуществует чистой воды мракобесие - повод посмеяться над автором и покрутить пальцем у виска.

 И всё же решила, что умолчать не имею права.
 Хотя бы потому, что никогда бы не рискнула чётко прочертить грань подлинного бытия и зыбкого воображения – вот так же, гвоздями по карандашной разметке.
 Пусть уж о том судит читатель, которому собралась поведать “правду, ничего, кроме правды”.

Я потянулась было к привычной склянке с валокордином, но вспомнила, что и лекарства после двенадцати под запретом.
Так, промаявшись всю ночь, встала совершенно разбитой.
 И тут меня охватил настоящий мандраж – тряслись руки, зубы, коленки...
 Я готова была отдать всё на свете, лишь бы не идти на эту самую исповедь. Которая ещё вчера представлялась чем-то вроде пустяковой прививки против кори – так, формальность, на всякий случай…

Но именно эта неожиданно бурная, если не сказать паническая реакция на предстоящую “прививку” меня поразила и не позволила отступить.

Что со мной?
 Я должна была понять, разобраться.

И вот я в исповедальне.
Дальнейшее описала в мистерии, рассказывая о первой исповеди Иоанны.
Моего священника звали не отцом Тихоном, а Василием.
 Постник и молитвенник, принявший в конце жизни схиму. Царствие ему Небесное.

“Она убеждалась, что надо всё сделать именно так, как принято.
 Надеть строгое платье, платок и туфли без каблуков, чтобы выстоять длинную службу.
И что так и должно быть – почти бессонная ночь над тетрадкой, по-осеннему моросящий дождик, путь к храму по мокрому шоссе – почти бегом, чтоб не опоздать, потому что опоздать было нельзя.
 Ещё пустой полутёмный храм, лишь кое-где зажжённые свечи...И женщины, не обращающие на неё никакого внимания, и подмокшая тетрадь – вода накапала с зонта.
 И неуместно яркий зонтик, который она не знает, куда сунуть. И стук сердца – кажется, на весь храм.
И умиротворяющий запах ладана...

И смиренное ожидание в дальнем углу храма. И страх, что отец Тихон про неё забыл.
 И опять страх, когда он пришёл и снова исчез в алтаре. Потом появился, но на неё не смотрит...
Он читает долгие молитвы, подзывает мальчика.
 Потом бабку, другую.
 Будто её, Иоанны, и нет вовсе.

Храм тем временем наполняется людьми, пора начинать службу.
 У Иоанны подкашиваются ноги.
 Может, он не узнал её? Этот дурацкий плащ, платок...
 И непреодолимое желание сбежать.

- Подойди, Иоанна.

Стукнуло сердце. Взять себя в руки не получается.
 Да что это с ней, в конце концов?

- Не ходи, умрёшь! – будто шепчет кто-то, - Извинись, что плохо себя чувствуешь, и бегом отсюда. Всё плывёт, ты падаешь...

Всё действительно плывёт. Но отец Тихон уже взял тетрадку, надел допотопные, перевязанные проволокой очки.

- Что, худо? Сейчас пройдёт, это духовное. Это он, враг, сейчас не знает, куда деваться, тошно ему.
 Ну-ка подержи мне свечу. Ближе.

Он читает её жизнь, шевеля по-детски губами.
 Они только вдвоём в исповедальном углу.
 Полная народу церковь ждёт, монотонный голос псаломщика читает “часы”.
 Потом начинается служба. Отец Тихон в нужных местах отзывается дьякону, не отрываясь от тетрадки.
Ей кажется, все смотрят на неё.
 Господи, тут же целый печатный лист!
 Он до вечера будет читать...

Отец Тихон по одному вырывает листки, скомкав, бросает в блюдо на столе и поджигает свечкой.
 Корчась, сгорают листки, чёрные страницы иоанновой жизни.
Листки полыхают всё ярче, на всю церковь.
 Настоящий костёр - или ей это только кажется?..
Так надо. Что останется от тебя, Иоанна?
 Господи, неужто всё прочёл? Так быстро?
 Это невозможно...

Но сама понимает, что возможно.
 Здесь совсем иной отсчёт времени.
 Отец Тихон снимает очки. На блюде корчится, догорая, последний листок с таблицей умножения.
Отец Тихон отдаёт ей титульный лист и промокашку, которые Иоанна машинально суёт в карман плаща.

- Прежде матерей-убийц в храм не пускали, у дверей молились, - качает головой отец Тихон.
И Иоанна уже готова ко всему – пусть выгонит, опозорит на весь храм, лишь бы скорее всё кончилось...

Но происходит нечто совсем неожиданное.

- Разве можно так себя ненавидеть? Надо с грехом воевать, а она – с собой.
 Бедная ты, бедная…

Это ошеломляет её, привыкшую считать себя самовлюблённой эгоисткой.
 Как прав батюшка!
 Ведь она уже давно ненавидит себя...
С какой злобой она себя тащила, упирающуюся, в яму на съедение тем, кого не получалось по-христиански любить.
 И они охотно жрали, насиловали её, как плату, жертву за эту нелюбовь.
 Но разве они виноваты, имеющие право на подлинник, а не эрзац?
Она сама ненавидела этот эрзац – Иоанну одновременно изощрённо-чувственную и ледяную. Рассудочную, самовосстанавливающуюся всякий раз подобно фантому для нового пожирания.

Не они виноваты - лишь она, Иоанна Падшая, достойна казни.
 Сейчас отец Тихон осудит её, прогонит, назначит долгую епитимью.
 Он не должен жалеть её. Не должен так смотреть…

Опираясь на её руку, отец Тихон медленно, с трудом опускается на негнущиеся колени.
 Вся церковь ждёт.
 Псаломщик начинает читать по-новой, пока батюшка с истовой жалостью молится о “заблудшей рабе Иоанне".
Невесть откуда взявшиеся слёзы заливают ей лицо.
“Бедная ты, бедная!” Годами убивающая себя и не ведающая, что творящая.
 Или ведающая?
 По его знаку она опускается рядом.

- Нельзя на коврик, для батюшки коврик! – шипит кто-то в ухо.
 Она послушно, без обиды отодвигается. У;мирая от жалости, ненависти и любви к бедной Иоанне Падшей”.
 (конец цитаты).

- Неужели сразу причаститься разрешил? – изумится Инна, - Ему теперь за тебя перед Богом отвечать, если сорвёшься. Всё равно, что разбойника на поруки.
 Слишком мягкий он, отец Василий, добрый...
 Прости меня, Господи, батюшке, конечно, видней.
 Но у тебя теперь будет огненное искушение – жди.
 Это случается, когда сразу к причастию...
Взрыв бывает. Мир и антимир.

Так напророчествовала искушённая в духовных делах Инна, и предсказание её с лихвой сбылось.
 Но прежде был упоительный период эйфории неофитки. Полагающей, что стОит лишь открыть миру глаза на то, что открылось тебе, и он, этот несчастный заблудший мир, мгновенно встрепенётся, пробудится и оживёт.
 Подобно заколдованному сказочному царству, которое спас поцелуй любви.

БЫЛ МЕСЯЦ АПРЕЛЬ

В БЕСЕДКЕ С: Игорем, Андреем, Игорем Игнатовым, Юстасом,
 Леонтием Александровичем Хачатуровым и Игорем (с форума С.К-М)

К халявщикам и слабонервным просьба не беспокоиться…

Игорь:
 - Условные денежные единицы создаются элементарно. Есть много способов:

1. Потребительская кооперация.
 Собираются наличные деньги с участников. Затем закупаются на оптовом рынке продукты.
 Затем раздаются пропорционально взносам, которые можно фиксировать просто в бухгалтерской отчётности, на персональных магнитных картах, талонах и т.п.

 При этом, если, скажем, сдал 100 рублей на картошку, а приобрёл в кооперативе уже не 10, как в магазине или рынке, а 15 кг.– то твои 100 рублей на твоей магнитной карточке будут означать, что 15 кг картошки в такой системе стоят 100 иуе.

2. Схема производственной кооперации.
 Сдавать каждый месяц наличные - на твой счёт заносится сумма.
 Отмечается в твоей магнитной карточке.
На твои деньги Изания покупает трактора и горючее.
Сажает картошку и овощи.
 На следующее лето ты получаешь свои продукты, исходя из суммы в своей карточке и урожая.
Бухгалтерия Изании считает, что, исходя из полученного урожая 1 кг картошки стОит столько-то условных единиц в твоей карточке.
“Картошку” после этого не продают, а просто разносят по домам участников, снимая с их карточек электронный код.
Денег (рублей) на этом этапе распределения не возникает, поэтому братки побоку.
 В этой системе первоначально данные деньги, на которые будут куплены средства производства, могут обрастать сложными процентами и на последующие годы (трактор не один год служит).

3.Ты можешь сам работать в системе и получать зарплату в иуе, ничего не сдавая в наличных.
Например – ты можешь строить дом на средства производства Изании.
 Тебе зачисляют каждый месяц на магнитную карточку зарплату в иуе.
 Ты покупаешь на неё изанские продукты, кормишь семью и часть условных денег оставляешь на покупку квартиры в том доме, который строишь, или строят другие. Но тоже в Изании.

Можешь вообще подрабатывать в Изании только по выходным и в отпуске.

Тогда все иуе пойдут на покупку квартиры (схема, подобная схеме молодёжных строительных жилищных кооперативов в конце 80-х).
Это относится к любой производительной деятельности внутри Изании.
 В данном случае иуе не покупаются, а имитируются Центральным банком Изании на основе уравнений материального баланса.

  В общем, здесь много чего можно придумать.
Но принцип один – всё, что производится – производится для заранее спланированного потребления исходя из имеющихся ресурсов, а не на продажу (вот это правильно – Юлия).

 Для сопоставления в сложной системе массы иуе и массы наличествующих товаров и услуг с учётом их оборота решаются уравнения межотраслевого баланса. Разработанные выдающимся экономистом, нобелевским лауреатом Василием Леонтьевым ещё в конце 20-х годов в России.

2002-04-06

*   *   *

Андрей:
 - Для описанной системы, если я правильно понял, нужен мощный руководящий механизм в центре. Который и будет организовывать упомянутую доставку картошки, сопоставлять массы иуе и товаров и пр.
 При увеличении количества изан, работы у него будет больше и больше, и центр будет увеличиваться пропорционально этому.

Хватит ли разницы между ценами внутри Изании и вне её на то, чтобы было откуда взять взнос на содержание этого центра?
 Или подразумевается, что центр будет содержаться на безвозвратные пожертвования?

Если развозить картошку по запросам изан, оплатит ли та же разница в цене затраты на бензин и амортизацию автомобиля?
 Особенно когда изан ещё мало и в одном районе их единицы?

Я спрашиваю, потому что действительно не знаю, сколько это стоит.
 Крестьяне картошку возят грузовиками и продают прямо с них в районах Москвы.
 Так грузовик гоняют не из-за одного потребителя, и налоги с этого, возможно, зажимают.

Касательно братков. Я тоже от них не в восторге. Но не стал бы недооценивать.

Если есть что-то, что можно превратить в деньги, не такой уж труд помахать у исполнителя из упомянутого центра стволом перед носом, чтоб он направил машины с товаром куда-то, откуда их перегонят на рынки.

Значит - охрана и соответственно оплата.
Или идти под крыло к группировке, что рано или поздно кончается умывкой.

2002-04-08

*   *   *

По проводу инициативной группы

Игорь:
 - Здесь, в общем, всё правильно изложено.
 Только начать нужно, как вы правильно говорили, с инициативной группы.
 Эта инициативная группа должна состоять из людей, которые вполне готовы работать или регулярно вносить наличные средства в фонд и без прямого материального вознаграждения. Только на чистом интересе к делу (! - Юлия).

Вот Вы, Юлия, готовы пожертвовать на Изанию часть тиража своих книг. Т.е. готовы действовать бескорыстно, подвижнически.
 Тоже хоть сейчас готов ежемесячно вносить деньги и даже без гарантий, что всё получится.
Без первоначального подвижничества дело не сдвинется с мёртвой точки.
Нужно набрать определённый коллектив единомышленников, который и будет вносить первоначальные взносы на счёт в Сбербанке (не дай бог в коммерческом банке).

 При этом вовсе не обязательно на первом этапе помещать рекламные объявления во всех общедоступных газетах.
 На первом этапе вполне может сгодиться и Интернет.
 В Интернете, на мой взгляд, можно найти сотню-другую человек, согласных принять участие в таком проекте.
Только на форуме Кара-Мурзы можно найти до сотни человек способных вполне понять нужность и необходимость Вашего, Юлия, начинания.
 Конечно, здесь нужно авторитетное лицо, гарантирующее сохранность фонда своим авторитетом.
 Здесь можете подойти и лично Вы или кто другой, например, сам Кара-Мурза.
 Кроме того, есть лица в сети, ведущие свои собственные сайты, вполне их тоже можно привлечь.

Здесь есть техническая сторона дела.
 Как лицам, живущим в разных городах, (а у меня есть на примете люди, готовые заняться практикой в Вологде, Саратове, Одессе, Ленинграде) регулярно вносить взносы, скажем, в течение определённого периода, гарантирующего создание достаточного для развёртывания организации денежного фонда?
 Как им регулярно подтверждать, что они переводят через местные отделения сбербанка деньги и на определённый счёт.
 Для этого подтверждения опять-таки сгодится Интернет.
 Номера платёжных поручений с вносимыми суммами могут посылаться каждым участником инициативной группы персонально в определённую область Интернета, где и будут суммироваться.
 Программно оформить это можно вообще без выделенного интернет-сервера.
 То есть где-нибудь на бесплатной или платной персональной страничке сайта, или системе таких страничек-сайтов, выделяется область для хранения двоичного кодированного файла.

 После этого всем участникам инициативной группы раздаётся команда клиента.
 Ну, например, написанная мною, которая по ftp-протоколу может вносить в кодированный файл или систему таких файлов - распределённую базу данных, изменения и просматривать изменения, внесённые другими.

Так строится распределённая по сети бухгалтерская отчётность взносов участников.
 На основе такой системы можно создавать и закрытые для посторонних глаз форумы для обсуждения текучки и т.п. и практически много чего ещё.

 С помощью обычного интернет-браузера в эту систему заглянуть будет невозможно.
Я полагаю, что внутреннюю бухгалтерскую отчётность, а также планы всем любопытствующим раскрывать не надо.
 При этом, разумеется, у всех участников будут разные права на просмотр информации для служебного пользования. В соответствии с разными функциями в системе.
 Недостаток файл-сервера по сравнению с клиент-сервером – меньшая производительность.
 Но систему, в которой вносят изменения несколько сотен людей, обслужить вполне сможет.

 Преимущества – не нужно содержать оплачиваемый выделенный сервер, и полная конфиденциальность.
 С развитием системы можно будет перейти и на свой собственный сервер-компьютер или систему компьютеров (стоящую в снимаемом или построенном Изанией помещении).
 Тогда свои данные можно будет защищать с помощью стандартных средств защиты или разработать новые.
 Главное, чтобы сервер контролировали свои люди, а не чужие дяди.

2003-04-04

*   *   *


Спустя некоторое время мы договорились с Игорем, что он будет понемногу реализовывать по своим каналам мои книги в фонд Изании, я подготовила первую партию.
 Но звонка или сообщения так и не дождалась.

*   *   *

Игорь Игнатов:
- Ваше последнее сообщение на форуме Изании настроило меня на весьма оптимистический лад. Проблемы ещё есть, но ничего невозможного нет.
 Я уверен, Изания состоится!
 Жаль, что меня нет там физически. Хотелось бы помочь, но пока, видимо, могу помочь только вкладом в “фонд”.

С моей стороны ещё совет: надо бы подумать не только об Уставе, но и о юридическом оформлении связей между Изанией и её потенциальными участниками.
 Даже безо всякого злого умысла наверняка будут какие-то недовольства и конфликты с некоторыми из них.
 Организации надо себя от этого обезопасить.
Совсем бюрократизироваться, конечно, не надо, но определённый уровень юридической защиты надо держать.
 Подумайте об этом.

Чуть-чуть режут слух эти “иуе”.
 Я бы назвал их каким-нибудь нормальным русским словом – “руяны”, “гривны” или “руны”.
 Это, конечно, не горит, но так, на будущее...
 Мне кажется, идею “узкой Руси” или “Русского Лукоморья” вполне можно с Изанией совместить.
 Дух Изании – именно отсюда…

...Кристаллизуется проект. К сожалению, я так занят, что не могу принимать даже деятельного теоретического участия.

Сейчас Изанию я вижу как никогда ясно.
 Вижу ясно и “напряги”, и возможно узкие места, но это всё преодолимо и нелетально. Совместимо с жизнью.

2002-04-07

*   *   *

Игорь:
 - Что касается “сортирования” денег, то, по-моему, совершенно очевидно, что в первую очередь они должны идти на наболевшие, социально значимые и базовые функции.
 Надо помочь “нашим” свести концы с концами.
 Именно из них позже выкристаллизуется прослойка лояльных и возможно даже пассионарных граждан Изании.
 Чтобы запустить этот процесс, я лично готов “сдавать” деньги не раз и не два.
 И не просить взамен никаких стиральных машинок.

2002-04-08

*   *   *

Игорь Игнатов:
 - По поводу инициативной группы. Нужен “нулевой” этап.

Игорь совершенно прав.
 Тот этап, который описывается частенько как “первый” или “экономический”, в нашем деле – этап уже довольно “продвинутый”.
 Прежде, чем выйти на него, надо проделать непростую работу. В которую должны быть вовлечены не нервные “выживальщики” и не капризные потребители, а энтузиасты.
 Которые будут работать просто для того, чтобы “поставить” Изанию.

На первом этапе надо не “публику зазывать”, хотя бы и благонастроенную, о чём Юстас печётся, а искать таких энтузиастов.
 Прежде чем Изания превратится в некую экономическую систему, её придётся “обтёсывать” и съесть немало соли.
Как только мы столкнёмся с реальной жизнью, выяснится, что значительная часть наших рассуждений вилами на воде писаны.
 Нас ещё ждут неизбежные неприятные сюрпризы.

Юстас, подумай дважды, прежде чем вступать в сей странноприимный дом.
 В Изании в течение неопределённого времени (зависящего от нашего таланта, сообразительности и наличных средств) придётся вкалывать без надежды получения компенсации.
 Так что к халявщикам и слабонервным просьба не беспокоиться.
 Им и на более продвинутых этапах беспокоиться смысла нет. А уж на нулевом – и подавно.

2002-04-08

*   *   *

Юстас - Игорю Игнатову: - Объяснитесь.

“Так что к халявщикам и слабонервным просьба не беспокоиться. Им и на более продвинутых этапах беспокоиться смысла нет. А уж на “нулевом” и подавно”.

По структуре предложения проистекает, что “халявщик” и “слабонервный” – это обо мне.
 Извольте объясниться.
 Из каких моих слов это проистекает, и с чего Вы решили, что Вы вправе так выражаться в мою сторону.

С какой стати Вы указываете мне, вступать или не вступать мне в Изанию, в которой “придётся вкалывать”?
  Таким тоном, как будто это Вы всё время пытаетесь оживить этот форум, а я как раз отсиживаюсь в сытой-умытой Калифорнии и пассивно почитываю – чой-то они там, в российской грязи и разрухе, в форуме накропали.

И прежде чем разглагольствовать о труде, потрудитесь для начала сами ту минуту, которая требуется, чтобы дублировать свои сообщения в переведённом виде.

2002-04-10

*   *   *

Леонтий Александрович Хачатуров:
 - Прошу разъяснить мне, как будет работать изанский взаимозачёт на моём примере. Я готов оказать для православных детей –изанцев преподавательскую услугу.

1.Пригласить в детскую Веб-студию с целью создания сайта “Православные дети в Интернете”.

2. Научить детей сетевым технологиям.

Оба учебных курса будут преподаваться мною в центре “Планета”.
 По изанским внутренним расценкам я, допустим, назначаю их стоимость - 10 уе с одного сопливого детского носа в месяц. Могу набрать сейчас около 16 детей.

Вопрос: куда вы поместите это предложение и какими мне можно будет воспользоваться заработанными внутриизанскими капиталами?

2002-04-11

Дело спасения утопающих

Юлия:
 - Вы вполне можете назначить цену уроков сами.
 Итак, 10 у.е. в месяц.
 Мы вносим Вас в банк данных Изании в раздел “Дети, образование, обучение сетевым технологиям” с краткой рекламкой (что за уроки, где и почём, если у Вас есть отзывы и рекомендации, тоже можете привести).

 Также Вы должны будете указать, ознакомившись со списком предоставляемых Изанией услуг, в каких из них нуждаетесь.
 Ппланируется сеть внутренних продуктовых заказов с доставкой на дом, обеды на дом. Ремонтно-строительные услуги, транспортные, медицинские. Аренда жилья и дач на лето. Служба быта, детские сады, летний отдых для детей и взрослых с попутным обучением различным полезным специальностям (в перспективе для работы в системе Изания).
Языкам, живописи, тем же сетевым технологиям и т.д.

 Или желаете получать за свой труд деньгами.
 Возможен и комбинированный вариант.
 После этого ждёте предложений.
 По мере развития Изании при достаточно большом количестве участников в банке данных возникнет внутренняя конкуренция.
 Поэтому, если Вы назначите за свои уроки слишком большую цену, вполне можете прогореть.

Заработанные Вами деньги будут поступать на Ваш счёт в иуе (наша внутренняя валюта, соответствующая курсу уе).
Туда же будут поступать и ваши расходы в рамках нашей системы.
 Затем к концу месяца вы сможете или получить разницу деньгами, или копить их в иуе на какие-то большие расходы (например, ремонт квартиры или дачи).

 Излишне говорить, что для нас приоритетны будут те участники проекта, которые, особенно на первых порах, будут стараться получать с Изании не деньги, а услуги.
Так мы поможем друг другу “раскрутиться”, гарантируя каждому участнику, его талантам, возможностям и собственности максимальную востребованность в рамках системы.

А наличные пойдут туда, где нам собственными силами не обойтись (закупка продуктов оптом у различных хозяйств, стройматериалов, всяких там мини-цехов по переработке молока, мяса и овощей, стипендии нашим студентам, дорогостоящие операции и т.д.).

Основной источник нала – Фонд Взаимопомощи Изании.
  Если вы желаете расплатиться с нами за услуги деньгами, Вы просто вносите эту сумму в Фонд в виде пожертвования.
Сумма проставляется в иуе на счету изанина, который оказал вам данную услугу (например, сдал дачу на лето).
 А наличные тут же идут на удовлетворение текущих заявок.
 Фонд должен быть устроен таким образом, чтобы наличные не лежали и не обрастали процентами, а всё время работали на неотложные нужды участников проекта.

2002-04-16

*   *   *

Игорь (К-М):
 - С какой стати вы решили, что в Изании средства производства будут отдаваться в собственность частным лицам, пусть и изанам?

Средства производства, изготовляемые в Изании или покупаемые за доллары могут по смыслу самой Изании находиться только в коллективной собственности всех её граждан.
 Изания – не благотворительный фонд, чтобы снабжать всех желающих заводами, фабриками и муфельными печами.

Андрей:
 - А с какой стати Вы решили, что можете высказываться: что Изания будет делать, а что нет.
 Будете высказываться в таком тоне – закрою доступ.

2002-04-11

                * * *

          Двухместный аэрокар мчит меня в Столицу. Знаю, что за мной нет слежки, - Шеф афиширует ко мне полное доверие. Более того, я выхлопотала для Эрла право последнего желания, право умереть не в мрачной камере 4-го блока, а на мягкой кушетке одного из придуманных мной заведений. Среди пальм, цветов, павлинов и сладкой, дурманящей музыки.
          Осмотрев для виду пару домов, я повернула аэрокар в направлении 593-й авеню, туда, где жила когда-то Ингрид Кейн.
          Я рада, что пережила эту ночь, рада, что изменилась. Я теперь знаю, что это за перемена.
          Я вновь научилась спокойствию. Спокойствие бетян - мертвое, высохшее русло, моё - русло, внутри которого бурлит река. Витиевато, но точно. Новая владелица, почтенная пожилая вдова в сиреневом парике, не знает, к счастью, что у меня внутри. Она видит перед собой лишь хорошенькую бетянку из ВП, выбирающую сносное заведение для казни настоящего альфиста. Вертит документы в руках, а сама не сводит с меня глаз, завидуя, вероятно, моей молодости, длинным стройным ногам и зеленовато-пепельным волосам, перехваченным золотой змейкой.
          Когда-то я так смотрела на Николь. Только волосы теперь крашеные.
          Конечно, она охотно покажет мне дом - альфисты на дороге не валяются, такая реклама ее заведению! Иду за ней - почти ничего не изменилось. Все те же аккуратно постриженные газоны, цветы, которые я посадила прошлой весной, а вот аллея - здесь умер Бернард. Ингрид Кейн... Неужели это когда-то было? Моя жизнь, мой эксперимент. Месяцы, годы.
          Даже ржавый прут, о который Николь поранила ногу, по-прежнему торчит из земли.
          Но мне не до воспоминаний. Украдкой выдергиваю прут - он мне понадобится.
          Сердце колотится гулко и равномерно, будто шарик пинг-понга о стол. Спокойнее, Ингрид. В усыпальнице пальмы нет.
          Спокойнее. Пальмы нет. Вот и все. Ничего не вышло, Эрл.
          - Что-либо не так?
          - Мало зелени. Вот на 146-й авеню в усыпальнице такие пальмы...
          - Пальмы? Ради бога, у меня их полно. Я думала, здесь слишком тесно, и вынесла их в холл. Сколько угодно. Минуточку.
          Робот таскает в усыпальницу кадки с пальмами. Вскоре помещение начинает напоминать тропический лес. Хозяйка смотрит на меня уже без прежнего благоволения.
          0на! Наконец-то она. Но я требую, чтобы принесли еще одну пальму. И документы на право владения. Хозяйка исчезает. Пользуясь ее отсутствием, быстро сую прут в землю. Уперся во что-то твердое. Кажется, ДИК на месте.
          Тебе всегда везло, Ингрид Кейн.
          Я еще что-то делаю, что-то подписываю, отдаю последние распоряжения на завтра, но я уже не здесь. Многое надо успеть. Ведь сегодня мой последний день на Земле.
          Проститься с тем, что жалко оставлять. Я вспомнила Риту, она тоже прощалась. Тогда это меня удивило.
          Пустынный в этот будний день берег реки, вода холодная, чистая. Прозрачные юркие мальки вспархивают из-под ног. Какой запах у реки - в нем снег и дождь, земля и солнце, день и ночь и все четыре времени года.
          Плыву на другой берег, с наслаждением ощущая упруго журчащую вдоль тела воду. У меня даже нет времени сплавать на остров, где водятся раки.
          И я никогда туда не сплаваю. Никогда.
          Тоскливый холодок где-то внизу живота. Нет, так нельзя. Это твой первый день на Земле, Ингрид. Здравствуй, река.
          И здравствуй, небо. Погода ветреная, спортивные аэрокары выдают только профессионалам - я едва упросила, и теперь порыв ветра швыряет меня, крутит волчком.
          Жаль, что не могу умереть как птица, камнем вниз.
          Тело Риты мне больше не принадлежит.
          К обеду я уже у моря. Самый разгар сезона, отпускники заполонили пляжи, двухместные лодки покачиваются на волнах, носятся вдоль берега, разноцветными точками мелькают у горизонта.
          Рука Эрла на моем плече... Быстрей отсюда. Я только постояла босиком в волнах и послушала, как шумит море.
          Все-таки какое оно?
          Оказывается, день - это очень много. Когда он первый или последний. Я даже успела слетать туда, где зима, и едва не заблудилась на лыжах, потому что вдруг повалил снег, лыжню занесло, и я осталась одна среди белых застывших елей и снега, который все падал, тихо и торжественно.
          На обратном пути я скатилась с горы, поспешила к базе и уже проехала с милю, но подумала, что больше никогда не прокачусь с горы, и не могла не вернуться, и каталась снова и снова, хотя уже темнело, вместе с каким-то рыжим профессионалом лет двадцати. Мы шлепнулись в сугроб, он поцеловал меня холодными обветренными губами, а я вдруг разревелась, уткнувшись в снег.
          В Столицу я вернулась к ночи. Перед виллой Эрла Стоуна пылал огромный костер - жгли наш тайник. Пленки, пластинки, книги. Вокруг собралась довольно внушительная толпа. Ребятня развлекалась, прыгая у огня, взрослые наблюдали. Одни равнодушно, другие с интересом. Смотрели, как пожирает огонь диковинные вещи, старались догадаться об их назначении.
          Я протиснулась как можно ближе - туда, где оцепили костер "мальчики" из ВП. Многих из них я знала, со мной здоровались, поздравляли, согласно ритуалу, с успешным завершением операции. Мое появление здесь было воспринято как вполне естественное - агент номер 423 пришел взглянуть на дело своих рук.
          Костры из книг.
          На Земле-альфа тоже так было.
          Я смотрела, как гибнет то, чем мы с Эрлом жили все эти месяцы, и вспоминала. Наши мысли, чувства, споры - все это со мной, и это нельзя уничтожить, пока я жива.
          Пока я жива, как грустно звучит!
          И даже потом это останется с нами, Эрл, потому что ты и я - одно. Мы обманем их, обведем вокруг пальца. Мысль, которая меня почти развеселила.
          Они бетяне. Их плечи касаются моих, чувствую их дыхание. Их лица, по которым мечутся трепетные отблески пламени, кажутся сейчас чуть ли не одухотворенными. Иллюзия. Для них-то не останется ничего, они сжигают последний мост, связывающий мертвое человечество с живым.
          Ничего, кроме любопытства. Я должна бы чувствовать к ним презрение и ненависть, как Эрл, но в моей душе лишь сострадание. Может, потому, что я прожила жизнь одной из них. Мой отец и дед были бетянами, мои дети, которых у меня отняли. Мои внуки, правнуки, которых я никогда не видела.
          Нити, нас связывающие, на целый век прочнее, чем у Эрла. Впервые я по-настоящему осознала, что завтра сделаю это не только ради самого Эрла. Почтовый аэрокар, спрятанный в старой шахте, сорок минут полета, лаборатория в скалах. Только Эрл знает, где она находится, только ему известна тайна производства альфазина.
          Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами, небо становится черным, и над Землей-бета проносится вихрь. Всего несколько секунд.
          Странно. Я смотрю, как горит наше прошлое, а сама вся в будущем, в котором меня уже не будет.
          Слышите, я хочу взорвать ваш рай, ваше трусливое убежище!
          Но кто я? Какое имею право?
          Я Ингрид Кейн, одна из вас. Право - это моя первая жизнь, век с четвертью. И вторая та, что сейчас горит перед вами. Всего лишь год.
          И память многих поколений ваших предков с Земли-альфа, запрограммированная в этих пленках, книгах, картинах.
          Я хочу разрушить ваш проклятый рай, вашу сонность, ваше мертвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн. Что меня заставляет? Не ненависть, не презрение, не злоба. Может, сострадание? Или любовь?
          Это открытие меня поразило. Любовь? Примитивные мумии, застывшие у костра, в котором жгут книги. К ним?
          Да, как ни странно, я их любила. Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет. Но в котором я все-таки останусь. В их пробуждении, слезах и смехе, в их вдохновении и в творчестве, в поиске. В том, когда "не может быть", и в руке, лежащей на плече. Я верну им это.
          Десятки, сотни, тысячи поколений после меня.
          Я не умру, покуда живо человечество.
          Так же, как те, кого сейчас жгут на костре. Кого жгли во все времена и все-таки не сумели уничтожить. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком.
          Они живы во мне. В том, что я задумала.
          Ингрид Кейн, одна, перед костром, где жгут все, что ей дорого. Эрл в их руках. Он считает меня предательницей.
          Но я думаю о завтрашнем дне и... счастлива. Я не одна, потому что я с ними. В их будущем и прошлом, которое они сейчас наивно пытаются сжечь.
          Как все просто - ощутить себя частью, эвеном великого целого, которое зовется человечеством.
          Столб дыма и пламени взметнулся в черное небо - они взорвали виллу Дэвида Гура. Толпа вопила, свистела, улюлюкала, возбужденная необычным зрелищем, и никто не знал о почтовом аэрокаре, спрятанном в старой шахте. Никто не знал, что это последняя ночь Ингрид Кейн на Земле.
          Что она не одна. И счастлива.

                * * *

          Никак не думала, что вообще смогу спать, а заснула сразу и проспала до утра - последний раз молодость Риты продемонстрировала мне свои преимущества. Поймала себя на том, что уже думаю о ее теле, как о чем-то мне не принадлежащем, что привожу его в порядок с особой тщательностью, будто на продажу. Лицо в зеркале показалось мне совсем похожим на лицо Ингрид. И закрашенная седая прядь - это Ингрид.
          Гимнастика, душ, завтрак - тело Риты будет в полном порядке. Как хорошо, что я выспалась!
          Последний разговор с Шефом. По моей просьбе он подготовил документы. Сразу же после того, как медицинский компьютер засвидетельствует смерть Эрла Стоуна, Рита может идти на все четыре стороны и жить в свое удовольствие, имея довольно приличную сумму годового дохода. Документы в сумочке, тут же магнитофонная кассета размером с пуговицу. Мое последнее письмо к Эрлу. Мой голос. Я подключу письмо к ДИКу, Эрл прослушает его во сне и узнает все.
          Аэрокар везет меня в Столицу, к бывшему дому Ингрид Кейн. Меня сопровождает только Поль, который, к счастью, как всегда, поглощен телевизором. Все это в последний раз: и мой полет, и облака, и солнце, и мелькающие внизу крыши, но мне не до них. Думаю лишь о том, как меня встретит Эрл, и моя уверенность постепенно улетучивается.
          Что если он поверил версии Шефа? Рита - шпионка, предательница, палач... Если он не захочет со мной разговаривать, отвернется, плюнет в лицо? Как тогда осуществить задуманное?
          Вилла Ингрид тоже оцеплена, вокруг все та же любопытствующая толпа, ждущая, когда ей покажут в назидание тело Эрла Стоуна. Мне сообщают что преступник уже доставлен, что он обо всем предупрежден и, кажется, ведет себя смирно. Но на всякий случай вручают лучемет.
          Поверх платья меня обряжают в черную накидку с гербом- пирамидовидное здание ВП, символ государственной власти.
          Рослые загорелые парни в черных рубашках с такими же нашивками оттесняют толпу от помоста, установленного на площади перед домом.
          Господи, если ты есть... Спокойнее, Ингрид!
          Эрла вывели, будто тигра на арену. Мягким ленивым прыжком он вскочил на помост и замер в покорно-иронической позе. Вынужденный подчиниться обстоятельствам, но оставшийся собой. Презирающий глазеющую на него толпу и тех, кто заставил его на потеху толпе проделывать все эти штуки. Я всегда в цирке сочувствовала тиграм.
          Эрл увидел меня. Его взгляд. Удивительное ощущение - площадь вдруг качнулась, расширилась, наполнилась воздухом, очертания лиц и предметов стали яркими и четкими. Будто я опять глотнула альфазина. Неужели я могла предположить, что он усомнится во мне, в чуде, соединившем нас - двоих людей в стане бетян?
          Глупая, глупая Ингрид!
          Он благодарен, что я нашла в себе силы стать его палачом, чтобы быть с ним в последнюю минуту. Он восхищен моим мужеством. И я верю, что так и есть. Все перепуталось: ложь и правда, взлет и падение, то, что они называли страданием, и то, что зовется счастьем. Мы видим только друг друга, мы наедине. Кто из нас жертва, кто палач? Кто умрет сегодня, а кто останется жить?
          Или мы останемся оба, как продолжает жить среди нас Рита, непостижимым образом влияя на наши поступки и мысли? И те, жившие за много световых лет и веков до нас, оставившие после себя картины, книги, симфонии?.. И неизвестный, оставивший нам тайник...
          Монотонно жужжит голос чиновника, читающего приговор. Спокойные невидящие глаза бетян. Если я закричу, заплачу, брошусь на землю - в них появится любопытство, не более.
          На соснах вокруг дома молодые побеги, я в детстве любила их отламывать и грызть, пока челюсти не начинали слипаться от горькой душистой смолы. По крыше разгуливает рыжая кошка. Неподалеку на площадке играют в волейбол, девчонка в белых джинсах не умеет принимать мяч, лупит по нему запястьем, то и дело теряя.
          Сосна, крыша, кошка, волейбол - все это "никогда". Хозяйка уводит меня, чтобы дать необходимую консультацию. Знакомая одуряюще-сладкая теплота "усыпальницы". Пальма на месте.
          Делаю вид, что слушаю хозяйку,- она учит Ингрид Кейн, как пользоваться аппаратурой. Смешно!
          Софа, на которой умерла когда-то 127-летняя Ингрид Кейн, теперь предназначена для Эрла Стоуна. А там, где она воскресла, убив Риту, теперь воскреснет Эрл Стоун, убив Ингрид.
          Нет ли в нашей удивительной взаимосвязи какой-то закономерности? Что, если Рита, Эрл, я, сама жизнь каждого из нас предназначена стать звеном в единой цепи? Бетяне умирают, люди остаются. Естественный отбор, как в животном мире. Во имя сохранения человечества.       
  Почтовый аэрокар в старой шахте, лаборатория в скалах, фиолетовое облако.
  Эрл, ты должен это завершить. Теперь, когда ты узнаешь, кто я, узнаешь все обо мне... Вся моя жизнь или моя смерть прикажут тебе. У тебя будет тело Риты, ее силы, ее молодость. Новая Рита будет смотреть сбоку на собеседника немигающим взглядом, будто птица, собирающаяся клюнуть. Но седая прядь останется - кстати, не забывай ее подкрашивать.
          Шлем "последнего желания". Мы оба лишены этого права, которое выдается лишь в обмен на подлинную смерть. У тебя умрет тело, а у меня? Что останется у меня? Фиолетовое облако. Я хочу, чтобы так было. Впервые умирающая в этой комнате будет думать о будущем. Ты мое будущее, Эрл, поэтому ты выполнишь мою волю.
Хозяйка уходит. Быстро вытягиваю из кадки провода, подсоединяю к шлему. Ампула со снотворным. Я проглочу ее в безопасном отсеке, перед тем как включить газ. Мое письмо к тебе.
          Кажется, все. Через час роботы отправят твое тело в камеру, где Док констатирует смерть. Через два часа ты проснешься. У тебя будут документы и внешность Николь Брандо. И свобода. Встань и иди.
          Ты должен выдержать, Эрл. Я знаю, ты все выдержишь. Прости, но я не могла иначе. Ты бы никогда не согласился. Поэтому я решила за нас обоих.
          Пять минут наедине, всего пять минут, чтобы с тобой проститься.
          Как тихо... С улицы доносятся ритмичные удары по мячу. Шлеп - видимо, опять смазала та, в белых джинсах.
 Слушай, когда выйдешь... научи ее принимать мяч.