Случались среди роковых минут и отрадные. В декабре девяносто четвёртого появился Джин. Марсу нашему уже исполнилось четырнадцать, он быстро дряхлел, а у соседки ощенилась овчарка. Появилась возможность всего за четвертак приобрести породистого щенка, и я из чисто практических соображений решила хоть бы взглянуть…
Выбирала я всегда живность по единственному признаку – внешность. Так когда-то положила глаз на Бориса, так разглядела неизвестно откуда взявшегося в куче семерых “двортерьеров” пушистого красавца Марса. Кстати, поначалу щенки почти не отличались друг от друга. Это потом вослед Марсу собачники уважительно оборачивались:
- Южак, да?
Вот и теперь в полутьме сарая, среди копошащейся на сене вроде бы одинаково умилительной щенячьей малышни, я безощибочно выделила самую симпатичную мордаху, не проявляющую ко мне ни малейшего интереса. Приподняла его за шкирку – щенок недовольно закряхтел. Убедившись, что это “мужик”, сунула за пазуху. Он сразу же уткнулся носом под мышку, зачмокал, а я поняла, что пропала. Короче, “взглянула”.
Боже, что тут началось! Сравниться с этим могла разве что куриная эпопея, о которой рассказала выше. Я опаздывала на рынок и уходила пораньше. Заработки падали, потому что некогда было мотаться по фирмам за товаром. Щенка мы назвали Джином (это не который дух из бутылки – с двумя “н”, а который пьётся с тоником). Выделили ему отдельную комнату, – когда я возвращалась после трудового дня, пол был завален кучками и покрыт лужицами.
Доставала кипу газет, промокала лужи, паковала кучки – получалось полное ведро, которое затем выносила на помойку, где регулярно приходилось разводить костёр. Кашки, мисочки, бутылочки, собачья литература, всё по науке...
Чувствовала, что схожу с ума, и проклинала час, когда угораздило сунуть голову в эту петлю. В стране бардак и апокалипсис, надо быстрей заканчивать книгу, каждая минута дорога, а я тут с этими кашками, бумажками и какашками... Вскакивала ночами по несколько раз, выпускала Джина на двор делать дела. Подолгу пропадал за сараями. Орала ему, бегала в тапках и халате по снегу, взывая к небу об избавлении от нежданной каторги.
Дальше – больше. Носясь по окрестностям, Джин всё время жрал какую-то гадость. В результате – энтерит. Понос, рвота и всё такое. Когда справиться своими средствами не получилось, позвонили местному ветеринару, который когда-то дал мне свой телефонный номер на случай, если захочу приобрести породистую собаку.
Дальше - полная мистика.
- А Володю мы вчера похоронили, - сообщил женский голос, - Сердце.
Я, заикаясь, стала извиняться, но голос перебил:
- Что с собачкой? Возраст? Говорите адрес, мы сейчас приедем,
“Мы” оказались двумя миловидными, можно сказать, “девушками”, хотя у одной из них было от Володи двое детей, а другая назвалась “другой женой” (в общем, гарем). Но гарем этот между собой дружил, да и о Володе дуэтом скорбел, и жили они все вместе с детьми в одной квартире... Кстати, профессионально эта странная парочка оказалась весьма подкованной. Промыли Джину со всех сторон желудок, сделали несколько уколов. Упрекнули, что я запоздала с лечением, что состояние больного тяжёлое, что вообще желудок у овчарок – слабое место, и выжить у парня шансов немного. Но будем надеяться. А назавтра они привезут всё необходимое и поставят капельницу.
Всю ночь я просидела рядом с беспомощно вытянувшимся раскалённым тельцем, поливая его слезами. Джин жалобно постанывал и тяжело дышал. Под утро ему стало совсем худо – сердце колотилось как бешеное. Позвонила девочкам - обещали вырваться с работы и приехать лишь к полудню. Спросила, можно ли дать ему валокордин. Ответили - почему бы не попробовать, но его почти наверняка стошнит.
Я рухнула на колени перед иконами и стала умолять Всевышнего спасти Джина. - Но ведь ты просила тебя избавить от этой каторги, - помнишь? Мол, апокалипсис кругом, книжку надо завершать, заработки падают...
- Я буду стараться, Господи, всё успевать, только спаси Джина, - обливалась я слезами, капая в ложку валокордин. Оттянула ему щёку, влила в пасть понемножку, в три приёма. Вроде проглотил, ничего. Задышал ровнее, спокойнее. Возблагодарила небо. А потом и девчонки приехали, поставили горемыке капельницу, сделали ещё несколько уколов.
Но чудо было даже не в выздоровлении Джина, а в последующих удивительных событиях, казалось бы, с ним напрямую не связанных.
За чаем заговорили о внезапной смерти ветеринара Володи и выяснилось, что “вдОвы” его даже не отпели и вообще не знают, что это такое и зачем. В церковь не ходят. Одна и вовсе некрещёная, а другая, с тех пор как в детстве окрестили, ни разу не заглядывала в храм. И детишки тоже растут язычниками. И некому объяснить, подсказать, что к чему...
Я, само собой, предложила помощь, сказав, что завтра же закажу заочное отпевание Владимира и сорокоуст. Затем в воскресенье окрестим детей, а, если батюшка благословит, и мамашу. Необходимы также исповедь и причастие, а значит – надо попоститься…
Говорила, говорила, а они в восторженном изумлении внимали, будто с луны свалились. Наотрез отказались взять деньги за джиново лечение. Я с трудом настояла, что тогда оплачу все церковные расходы. Не очень-то верилось, что они придут завтра на панихиду. Но “вдовы” явились точно в назначенный срок. Одна сразу же пошла на исповедь, стала на колени и плакала. Другая за ночь уже выучила наизусть “Отче наш” и “Верую” к будущему крещению.
Вот вам и “любовь втроём”! Пока Джин лежал под капельницей, круто изменилась судьба их всех, живых и мёртвых. Я не могла нарадоваться, когда в воскресенье “вдовы” вместе с детьми благоговейно прошли в крестильню. Младший был очень болен и слаб - какой-то врождённый порок, и вскоре после крещения умер. Потом странная семья обменяла свою подмосковную квартиру на Феодосию, на прощанье взяв с меня слова за них молиться, что я до сих пор и делаю. А ещё поминаю незнакомого усопшего Владимира, которого однажды попросила по телефону подобрать мне какого-нибудь ротвейлера. Вместо ротвейлера появился Джин. И вот чудо оживило не только его едва дышащую шкурку, но и целую семью человеков. Пусть всё в ней наперекосяк, но не нам судить. Воистину, дивны дела Твои, Господи...
Джин рос замечательным псом, настоящим коллективистом-совком. Гуляли мы теперь вчетвером. Марса привязывали к Джину, который понимал, что старичку передвигаться трудно (опухоль быстро росла), бережно переводил через кусты и канавы. Джин сразу научился отыскивать в траве и приносить палку, однако ни за что не соглашался её отдать. Воды он не боялся, смело бросался в ледяную весеннюю воду, вытаскивал палку на берег. Потом мы приучили его вытаскивать из воды и другие предметы, что оказалось очень кстати.
Про то, как Петрова разбудила меня после восхождения, и что из этого вышло. Про похищенную Тайну и дыру во времени.
- Слышишь? - вдруг толкнула меня Петрова, высунувшись из спального мешка, который я ей с таким трудом застегнул.
Я ничего не слышал и вообще уже спал. И ребята спали - вся наша "великолепная семёрка", не считая инструктора Малики и примкнувшей к нам, то есть ко мне, Петровой. У нас был трудный день - сегодня мы совершили первое в жизни восхождение. Гора была, конечно, не Эверест, но настоящая, откуда видно и "потоков рожденье", и "обвалов движенье", и даже свирепый Терек. И снега выше облаков, и ослепительное солнце, позолотившее наши имена на скале. Даже Петрова дотянулась и расписалась, забравшись мне на спину, будто на табуретку.
Но не в табуретке дело, а в том, что из-за неё, Петровой, всё и случилось. Если б она к нам, то есть ко мне, не примкнула и не разбудила среди ночи, - кто знает...
"Мы" - это ребята со всего Союза, премированные тем летом 72-го путёвками в Крым и на Кавказ "за высокие достижения в области детского творчества", как было написано на путёвках. Достижения эти были у каждого свои. К примеру, я, Олег Качалкин из Москвы и Янис из Даугавпилса разделили первое место на соревновании управляемых авиамоделей. Мы с Янисом сразу подружились и попросились в один срок по одному маршруту, туристскому, а не в оздоровительный лагерь. И нисколько об этом не жалели, так как вдоволь наговорились, обменялись идеями и опытом и даже решили поступать в МАИ после школы, чтобы потом вместе работать в над проектом истребителя-невидимки, который практически невозможно обнаружить и сбить.
Олесь из Гомеля и Кристина из Львова победили на математической Олимпиаде, Тимур из Душанбе - на конкурсе скрипачей, а Василь с Карпат - на выставке юных фотографов. Василь даже спал с фотоаппаратом и собирался послать на следующую выставку репортаж "Семеро смелых" - про наше путешествие. Шестнадцатилетний Керим из Казахстана, самый старший в группе, прославился тем, что их студенческий отряд строил город где-то за Полярным Кругом. Стройотряд поехал в Болгарию на Золотые пески, а Керим оказался с "мелюзгой" из-за красавицы Малики, в которую влюбился ещё в прошлом году в Домбае, когда приезжал кататься на горных лыжах.
Мы об этом знали, но помалкивали. Мы все были влюблены в Малику, такая она была красивая, бесстрашная и весёлая. Она учила нас преодолевать любые препятствия и трудности, никогда не теряться, не хныкать и держаться друг за друга, что бы ни случилось. И когда плетёшься с рюкзаком по шоссе, а мимо курортники проносятся, машут из окон автобуса - привет, мол, орлятам-ишачатам! И в горах на ночёвке, когда от холода зуб на зуб не попадает, а днём от страха трясёшься, что не сумеешь через ледниковую трещину перепрыгнуть. И на узкой крутой тропе вверх, где срываются из-под ног камни, попадаются змеи и скорпионы, а вниз вообще глядеть запрещено.
Малика любила повторять, что не только она за нас отвечает, но и мы друг за друга, и за природу вокруг, даже за этих кусачих змей и скорпионов, хоть они и гады. Потому что горы - их дом, а мы как бы у этих гадов в гостях и должны их уважать.
В общем, у нас была замечательная группа и двенадцать незабываемых дней, а на тринадцатый, преодолев трудности и личные недостатки, все ледники, турбазы и исторические достопримечательности, мы наконец-то вышли к морю. Разбили две палатки на живописной площадке в скольких-то там километрах над уровнем моря, которое волшебно и таинственно плескалось внизу, отражая всё явственней и дорожку восходящей луны, и звёзды, и огни раскинувшегося внизу города, и фары прогулочных катеров у берега. Мы разожгли костёр по всем правилам бывалого туриста, доели остатки каши с тушонкой, допили чай с сушками и сгущёнкой, допели оставшиеся песни...
Впереди была замечательная неделя там внизу, у моря - уже настоящего заслуженного отдыха среди этих лунных дорожек, волн и прогулочных катеров. С экскурсиями, южными базарами, абрикосами-персиками. И никаких "надо"! И я был бы совершенно счастлив, если б не примкнувшая ко мне Петрова.
Петрову из 86-й квартиры навязали мне давным-давно - как только мы переехали в новый дом и наши "предки", выпускники горного института, поселились на одной лестничной площадке. Дружили они с первого курса, жили в одном общежитии. Мамы наши были москвичками, а папы - иногородними, жили в одном общежитии, ходили к нашим мамам обедать, писали на всех четверых шпаргалки, вместе ездили на практику, потом по экспедициям. Потом поженились.
Потом между экспедициями родился я, а через несколько месяцев - Петрова. Предки получили по квартире в новом доме и тут же снова отбыли в экспедицию, оставив нас бабушкам. Бабушки поначалу очень тосковали по старым комнатам в коммуналках, которые пришлось сдать государству, но потом пообвыкли и тоже сплотились на ниве машинной вязки. Купили одну японскую машинку на двоих и стали одевать весь дом, а потом и район в первоклассные свитера, костюмы и спортивные шапочки.
В общем, все были при деле, все заняты, а мне, сколько себя помню, всё время навязывали Петрову - то играй с ней, то гуляй, то помоги задачку решить...Во-первых, мол, ты старше, а во вторых - мальчик, мужчина. И до того меня доставали с Петровой, что я стал с горя удирать в Дом Пионеров в кружок авиамоделей. Петрову к нам, слава Богу, не приняли, свободные места были только в ансамбле Народного танца, куда никто не шёл. Так она мне назло записалась в этот ансамбль и каждый вечер топала над головой свои "бульбы" и "гопаки", а мне ничего не оставалось, как подняться к ней и засесть вместе за её задачки. А бабушки внизу стрекотали вязальной машинкой и наслаждались тишиной.
Но, в конце концов, Петрова до того дотопалась, что её бабушка тоже сбежала к какому-то чужому дедушке в связанном ею свитере, а маме Петровой пришлось устраиваться на работу в Москве и самой её воспитывать.
Но без бродячей жизни и петровского папы она стала тосковать, психовать, а моя бабушка сказала, что нечего заводить детей, если не собираешься их воспитывать, что она тоже могла бы сбежать к какому-либо дедушке, если б не было нашего. Что им с дедушкой тоже пора отдохнуть от нас и съездить хотя бы на родину, на Кубань. А я обиделся и сказал - ну и скатертью дорожка, только не навязывайте мне Петрову.
Тут и лето наступило, и победа на соревнованиях, и эта путёвка на Кавказ. А бабушка с дедушкой уже и телеграмму на свою Кубань отправили - встречайте, мол, вагон такой-то...Но тут позвонила моя мама из экспедиции и сказала, что мама Петровой должна немедленно ехать туда к ним и спасать семью, что я уже большой мальчик и обязан понять, что поскольку Петрову не с кем оставить в Москве , мне надо взять её с собой. Что хотя Петрова далеко не отличница и не общественница, но из Дома Пионеров ей согласны выдать справку, и тогда можно будет выхлопотать вторую путёвку за наличные.
Я вообще-то реву редко, но тут заревел бы обязательно, однако не успел, потому что в дверь позвонила мама Петровой, сказав. что внизу её ждёт такси, что вот выписанная на Петрову путёвка и деньги на дорогу в конверте, что я не должен отпускать от себя Петрову ни на шаг, не разрешать ей сидеть на холодной земле, торчать в море больше пятнадцати минут , заплывать за буйки, есть немытые фрукты и больше трёх пачек мороженого зараз. Что квартиру она заперла, цветы и кота пристроила, а нам желает счастливого пути.
Из-за её спины выглядывала торжествующая Петрова с видом царевны-Лягушки, на которой я, реви-не реви, обязан жениться.
Мама Петровой расцеловала нас и умчалась "спасать семью".
- Алик, алло!..Что же ты молчишь? - кричала в телефон моя мама. Надо же - из тайги, из глуши, а слышно, будто рядом. Петрова вырвала у меня трубку.
- Здравствуйте, тётя Тоня. Не беспокойтесь, я за Аликом присмотрю...
Я тогда подумал, что кранты, жизнь кончена. Но даже Петровой не удалось испортить наше путешествие, хотя и приходилось тащить всю дорогу то рюкзак Петровой, то саму Петрову, то ей гриву расчёсывать, которая стала от походной жизни как шерсть у овец, что нам попадались в горах.
Насчёт "овечьей шерсти" Петрова обиделась, схватила ножницы и оттяпала себе полкосы.
- Ну, доволен?
- Теперь как пугало огородное, - сказал я.
Петрова стянула волосы на затылке аптечной резинкой и стала вылитый Чипполино. Тогда она захныкала, чтоб я ей немедленно купил шляпу, как у Утёсова из "Весёлых ребят". В утёсовской шляпе Петрова стала похожа на солнечное затмение - в центре нечто круглое, дочерна загорелое, а вокруг - корона из лохматого белого войлока.
Зеркало у нас имелось одно на всех - у Малики, да и то просто пустая пудреница. Петрова в утёсовской шляпе в нём не помещалась, но то, что помещалось, так ей понравилось, что она эту шляпу больше не снимала, даже спала в ней. Спальный мешок застёгнут до подбородка, а снаружи - голова в шляпе.
- Слышишь? - Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и поворачивалась туда-сюда, будто локатор.
Слух у Петровой был феноменальный - подсказки она слышала с последней парты.
Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали цикады.
- Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!
Обычно это действовало безотказно.
- Труба, - шепнула Петрова, - Слышишь? Нас кто-то зовёт.
- Почему нас?
Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать её руку к своей, (что я иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов), Петровой и след простыл.
Сияла полная луна, сияли крупные южные звёзды, снежные склоны и ледники, откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до горизонта...
Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то совсем неподалёку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она зовёт на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина. Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.
Вслед за Петровой я пошёл на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали, потом почти полетели - так мне показалось, пока не очутились перед чёрной круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных карманных часов.
Петрова попятилась, дрожа от страха и любопытства. Глаза её из-под утёсовской шляпы аж светились, как у кошки.
- Лезь первый, ты же м-мальчик, - выдавила она, заикаясь, -Н-не б-бойся, я с тобой.
Вообще-то я трусом не был, но лезть в это подземелье-часы совсем не хотелось. К крышке была привязана то ли верёвочная лестница, то ли цепь - толстая и, вроде бы, серебряная. Она свисала вниз, как бы приглашая - ну же, скорей! Снова из чёрной дыры прозвучала труба. Эх, была - не была! Я стал спускаться, следом - Петрова, едва не наступая мне на макушку.
Под нами и впрямь был циферблат. Лунные часы - старинные светящиеся римские цифры и два серебряных лунных луча вместо стрелок. Луч короче и луч длиннее. Оба подползали к двенадцати.
- Они отсчитывают тьму, - услыхали мы ломкий мальчишеский голос, - Солнечные показывают свет, а эти - тьму. Ваше солнечное время заканчивается, грядёт лунное...Ночь и хаос. Кончилась эра светлых годов, товарищи!
Я сразу узнал этого сурового мальчика-воина из гайдаровской сказки - в шинели до пят, с винтовкой через плечо и в будённовке. Но дул он совсем не в горн и не в трубу, а в небольшую то ли флейту, то ли дудку, которая в лунном луче сверкала и переливалась, будто хрустальная.
Я решил, что всё это мне снится, и ущипнул себя за руку. Больно. Тут же меня ущипнула Петрова, ещё больнее. Я наступил ей на ногу. Петрова взвизгнула и брыкнулась.
- Да не снюсь я, всё и вправду хуже некуда, - вздохнул Кибальчиш, - Вот слушал ваш разговор у костра, кто о чём мечтает, - и про самолёт-невидимку, и про город-сад в заполярье, и про элексир вечной молодости, который надумала изобрести эта барышня...
Петрова заявила, что никому и никогда про этот элексир не рассказывала, хоть и мечтала про себя.
- Рассказывала-не рассказывала - какая разница, всё равно уже ничего не сбудется. Ни страны нашей больше не будет, ни дружбы народов, ни "человек проходит, как хозяин", ни пионерлагерей, ни самих пионеров...И белый город у моря, и эти горы содрогнутся от взрывов и покраснеют от крови. И снова проклятые буржуины всех одолеют, предадут, всё прожрут и пустят по ветру...Щипайся-не щипайся, Качалкин, - никакой это не сон.
Тут Кибальчиш так больно наступил мне сапогом на ногу, что я заорал, что ладно, пусть не сон, только что же теперь делать?
Мальчиш сказал, что когда подслушал у костра наши мечты и планы, то подумал: вот настоящие ребята, готовые на подвиг, которые могут попытаться спасти великое дело борьбы за освобождение человечества. Что он долго звал, играл нам побудку, но все дрыхли.
- Лишь ты, Качалкин...
- Он тоже дрых, это я услыхала, - перебила Петрова. - Только нет у нас и в помине никаких буржуинов, всё-то ты врёшь, Мальчиш. А если б и были, то никак не сумели бы нас победить, потому что страна наша - самая сильная, могучая и несокрушимая в мире, которую даже фашистские полчища не одолели.
Мальчиш печально сказал, что полчища не одолели, а горстка буржуинов одолеют, потому что вся наша сила была в Тайне, которую знали даже дети. Но проклятый Плохиш всё же изловчился и похитил Тайну, чтобы продать буржуинам за бочку варенья и корзину печенья. А без тайны мы против них бессильны. И уже движется на нас снова со всех сторон рать невидимая, выглядывает "из-за спины РСДРП мурло мещанина", прячутся пока что изменники за высокими заборами да кремлёвскими стенами, но вот-вот пробьёт их час. Час тьмы...
Петрова заявила, что не верит ни одному его слову, что он псих и паникёр, и вообще, если б не его героическая биография, надо бы заявить куда следует. Я же сказал, что не может быть психом и паникёром павший смертью храбрых. А Мальчиш добавил, что и вруном никогда не был. Просто он всё видел своими глазами, потому что сам тоже из сказочного измерения, куда утащил проклятый Плохиш нашу Тайну. Что он, Мальчиш, бросился в погоню и уже почти догнал жирного Плохиша, но ворюга из гайдаровской сказки смылся к Чёрту на Кулички. А эти Чёртовы Кулички - самое страшное и опасное место в сказочном измерении, там собран весь отрицательный опыт человечества, коварные ловушки на каждом шагу.
- О, если б я мог туда попасть! - воскликнул он, - Но у меня нет главного - времени. Моё время кончилось. Ни минуты не осталось, ни секундочки...А ты богач, Качалкин, у тебя вся жизнь впереди. Ты ещё можешь всех спасти...Ровно в полночь в полнолуние седьмого месяца седьмого дня тот, у кого вся жизнь впереди, может войти в пролом во времени и попасть на эти самые Кулички.
Сколько их побывало в этих местах, всевозможных туристов и отдыхающих! Одни дрыхли, не слышали, другим лень было вставать...То трусили, то не верили. Или были слишком стары...Времени всё меньше, Качалкин, буржуины приближаются - глаза завидущие, руки загребущие...Точат зубы на народное добро. Видишь зарево за морем? Это они. И если ты тот самый герой...
- Да! Алик - "тот самый", - перебила Петрова, - Но ни на какие Кулички ему нельзя. Я тёте Вале обещала...
- Скоро полночь, - Мальчиш обращался только ко мне, - Ровно в двенадцать сомкнутся два лунных луча и на несколько секунд расступится время. И пока часы будут бить полночь, ты сможешь пролезть в чёрную дыру во времени. За час ты должен разыскать и добыть Тайну и успеть вернуться. Не успеешь - останешься в сказочном измерении навсегда.
- За ча-ас! - ахнула Петрова, - Да за час только до палаток сбегать туда-сюда...
Мальчиш пояснил, что у них в сказочном измерении земная минута равна году. То есть час - это шестьдесят лет.
- Не пущу-у! - заревела Петрова, - Он что же, стариком вернётся? А я как же? Или вообще не вернётся...Женится там у вас на какой-нибудь Василисе Прекрасной!
- Василиса Прекрасная давно замужем за Иванушкой, - сказал Мальчиш. - Кстати, тебя ведь тоже Василисой зовут, да? Вернётся непременно твой Алик и станешь Василисой Качалкиной - кое-что я умею предсказывать.
У меня от такой перспективы аж в глазах позеленело. Я сказал, что согласен на какие угодно Кулички, хоть ни во что подобное, разумеется, не верю. А про себя подумал - вдруг и вправду этот мальчик псих или шпион? Но скорее всего, решил я, всё-таки это сон такой чудной после восхождения. То ли цветов каких надышался, а может, скорпион укусил - чего не бывает в горах! Ну и пусть, хоть во сне отдохну от Петровой.
Ни во что-то я, дурень, тогда не врубился. Насколько всё серьёзно. И наверное, до сих пор ничего не понимаю...
- Ты и вправду готов, Качалкин? - Луч луны упал на лицо Мальчиша, и я увидел его пронзительные суровые глаза. Как у красноармейца на плакате тех лет: "ТЫ - записался добровольцем?"
- А чего тут...Надо, так надо.
- Знаю, ты не трус, не дурак, с тобой можно пойти в разведку, но если дрейфишь - лучше ступай назад спать. Только нет у нас времени дрыхнуть - враг всё ближе. Не вернёшься с Тайной во-время - всё пропало. Одолеют страну буржуины, а ты навсегда останешься в сказочном измерении.
- Зачем он им там нужен? - всхлипнула Петрова, - Алик ведь не какой-нибудь мальчик-с-пальчик! Кем он там будет?
- Качалкиным, который так и не сумел раздобыть Тайну. Попадёт в какую-либо соответствующую сказку или пословицу про бедолагу или растяпу с благими намерениями - мало ли их народ насочинял! А может, новую сказку про него сложат. Вроде как про стойкого оловянного солдатика. И про его Василису, что ждала-не дождалась, да и выскочила за Змея-Горыныча...
- Не-ет! - снова заревела, вцепившись в меня Петрова, - Не пущу-у!
- Это всё сон, Петрова, - я безуспешно старался её отодрать от себя, - Просто нам снится одинаковый сон, это бывает в горах, может, маков нанюхались...Мальчиш отведёт тебя в палатку, утром проснёшься спокойненько...
- А тебя не-ет, - ревела Петрова, - Не хочу-у!
Тут длинный лунный луч коснулся короткого, послышался хрустский звук, будто льдина раскололась. Из образовавшейся под ногами чёрной дыры потянуло погребом.
- Ой, мамочки, - сказала Петрова и села на пол прямо на римское "три". "Потрясный сон", - уговаривал я себя, чтобы не дрожать. Лицо Мальчиша было совсем близко, и я подумал, что ему лет десять, не больше. Звезда на его будённовке была прострелена, на щеке запеклась струйка крови.
- Возьми, товарищ, это дудка-побудка, она зовёт в дорогу, не даёт порасти мхом. Слишком много вы привыкли спать, вот и Тайну проспали, а на Куличках останавливаться нельзя, понял? В случае чего - дуди во всю мочь, мёртвого подымет. Только учти - использовать её можно лишь трижды. И вот тебе часы - я их перевёл на час назад. Когда на них будет двенадцать, твоё время кончится. Прыгай! Будешь вниз лететь - старайся не дышать - там пыль веков... Скорее, пролом закрывается!
- Прощай, Мальчиш, - мы обнялись, - Прощай, Петрова! Петрова, ты где?
- Небось, спряталась со страху. Я о ней позабочусь, товарищ. Возвращайся с победой!
Чёрная дыра быстро сужалась. Я сделал ещё шаг, и тут меня втянуло в неё, будто в пылесос, завертело, закрутило...Потом я шлёпнулся на что-то мягкое, ничего не различая в тёмносерой мгле и стараясь не чихать, хоть в носу нестерпимо щекотало. Я боялся разбудить ребят, по-прежнему уверенный, что сейчас проснусь.
- Тому, кто поклонится нашему сверхсовершенству и признает самые-самые принципы нашего царства, я пропущу к Лесу, - объявляет Царица непобедимому Суховодову, - Сейчас состоится торжественная церемония посвящения в дураки. Приглашаю присутствовать.
В ту пору в районе проходили выборы. Рвавшиеся к власти депутаты наперебой сулили народу всяческие блага, в том числе каждый обещал привести в порядок местные пруды. Потом, разумеется, отделывались привычными “завтраками”.
Но на очередном собрании уличкома мы так насели на “избранника”, что он всё же выделил на несколько дней необходимую технику. Экскаваторщики немного расширили и почистили вдоль берега ближний пруд, вываливая ковшом ил и грязь прямо на траву. Затем по возможности завалили глиной низкий берег, через который вода регулярно утекала, как в той задачке про две трубы в бассейне. Но депутатских крох даже на одну трубу не хватило. Не говоря уж о расчистке второго пруда, расположенного в лесу неподалёку от соседнего посёлка, куда когда-то великий “непротивленец злу” ездил в гости к своему приятелю Черткову.
Я очень любила эти места. Мы здесь всегда купались, когда только купили дачу, катались на лыжах, доезжая до колхозного сада с пологими горками. Один берег пруда был засажен молодым смешанным леском, куда Вика бегала переодевать купальник, на противоположном берегу красовались величавые ели.
Вода в пруду была проточной, утекала узким живописным ручейком в соседний овраг. А с противоположной стороны желтели кувшинки, водились нутрии и даже бобры. На пруду всегда было много местных и приезжих рыбаков и художников, не говоря уж о простых отдыхающих. Все старались поддерживать порядок, убирали за собой мусор, бутылки, гасили костры.
Но однажды пришла беда. И надо же такому случиться, что я могла бы её предотвратить, если б распознала намерения придурка, который, смахивая со лба пот, рыл в трудовом экстазе канаву от пруда к соседнему оврагу. Мол, пруд скоро должны чистить, и рабочие попросили немного спустить воду. Все одиноким энтузиастом восхищались, и я в том числе, набивались помочь... Но однажды утром обнаружили, что вода из пруда почти вся ушла. В грязи на дне бились несчастные бычки и карасики, метались лягушки...А вместе с водой исчез и “энтузиаст” с мешком рыбёшки (он из-за этого и вкалывал несколько дней).
Спустя некоторое время я его встретила на улице и потребовала объяснений. Энтузиаст клялся, что на днях пруд начнут чистить. Что во всём виновата инертная местная администрация. Что у него самого денно-нощно сердце болит из-за этой лужи, и всё такое. Артист. Так и пребывало наше лесное чудо в состоянии клинической смерти несколько лет. Отдыхающие швыряли туда пустые бутылки, палки, обугленные брёвна...И водились теперь в грязи разве что лягушки. А вокруг – подросший молодой лес, красота писаная.
Как-то опять повстречала я придурка – он заматерел, женился, обзавёлся отпрыском. – Ну что, - спрашиваю, - когда перемычку закопаешь, папаша? Из-за пакета бычков детям уже десять лет негде купаться, вот и твой скоро подрастёт... УзнАю твою фамилию, напишу крупными буквами на доске почёта и повешу у пруда. Страна должна знать своих героев.
Испугался. Молодой, говорит, был, дурак. А теперь там без нескольких машин глины делать нечего, надо горсовет просить. Вот, мол, схожу на днях... А сам глаза отводит. Плюнула я и пошла своей дорогой. Небось, и горсовета этого больше нет. Гор-беспросвет какой-нибудь.
В общем, экскаваторщик с бульдозеристом, расчистив кое-как место для купания в ближнем пруду и завалив берега глыбами глины (мол, сами разровняете лопатами), получили от начальства туманные обещания “вернуться к вопросу о трубе, когда деньги будут”. Они уже готовились отбыть вместе с техникой на заслуженный двухдневный отдых (была пятница), когда мне пришла в голову безумная мысль.
- А сколько нужно денег, чтобы заделать перемычку у второго пруда? Это тут неподалёку, в лесу...
Ребята поглядели друг на друга, почесали в затылках.
- Так это надо поглядеть.
- Поглядим, в чём дело. Только вы ведь голодные, я сейчас кой-чего из дому принесу и поедем…
И, выразительно щёлкнув пальцами по шее, умчалась. Пока собирала “обед”, руки дрожали – а вдруг народ стал не тот, уедут?
Но они ждали. Поехали, благо в лесу уже подсохло, повредили по дороге разве что молодую поросль. Вот когда я смогла по-настоящему понять, какой у них нелёгкий хлеб. Сидела в кабине с водителем, оглохла, угорела от выхлопов, а всего-то прошло минут пятнадцать.
Прибыли на место. Полюбовались писаной красотой вокруг загубленного пруда, помянули ещё раз недобрым словом придурка. Поглядели на когда-то прорытый им уже довольно глубокий семиметровый ручей, по которому журчащей струйкой утекали в овраг остатки воды...
И решили, что да, конечно, “гор-беспросвет” должен принять меры.
Выпили (и я хлебнула за компанию), закусили варёной картошкой, солёными огурцами, бутербродами с салом и колбасой. Я даже горчичку не забыла захватить.
- Ну, сколько? – спросила напрямик. Они тоже сразу всё поняли. Это означало, что плевать нам на всех вместе взятых “энтузиастов” с “беспросветами”. Иль мы не советские люди?
- Пару литров дашь?
- Об чём речь!
- Тогда прямо от берега начну черпать. Колька пусть трактором разравнивает, а ты командуй.
Управились мы часа за три. Экологическая диверсия была ликвидирована. Ребята, с которыми, кроме обещанного, я рассчиталась ещё и домашними соленьями (за вредность работы), остались весьма довольны.
Ну а я, несмотря на дурноту и головную боль (угорела от этой самой “вредности”), вообще пребывала в полной эйфории. Грезился мне наш волшебный пруд. С одного берега чистый, как слеза, с купальщиками, ныряльщиками и плещущейся в лягушатнике детворой...А с другой – эдакий омут с чёрной водой и золотыми кувшинками, с бобрами и нутриями, рыбаками, художниками. И васнецовской Алёнушкой на валуне.
Роман-мистерия Юлии Ивановой "Дpемучие двеpи" стал сенсацией в литеpатуpном миpе еще в pукописном ваpианте, пpивлекая пpежде всего нетpадиционным осмыслением с pелигиозно-духовных позиций - pоли Иосифа Сталина в отечественной и миpовой истоpии.
Не был ли Иосиф Гpозный, "тиpан всех вpемен и наpодов", напpавляющим и спасительным "жезлом железным" в pуке Твоpца? Адвокат Иосифа, его Ангел-Хранитель, собирает свидетельства, готовясь защищать "тирана всех времён и народов" на Высшем Суде. Сюда, в Преддверие, попадает и Иоанна, ценой собственной жизни спасающая от киллеров Лидера, противостоящего Новому Мировому Порядку грядущего Антихриста. Здесь, на грани жизни и смерти, она получает шанс вернуться в прошлое, повторив путь от детства до седин, переоценить не только личную судьбу, но и постичь глубину трагедии своей страны, совершивший величайший в истории человечества прорыв из тисков цивилизации потребления, а ныне вновь задыхающейся в мире, "знающем цену всему, но не видящем ни в чём ценности"...
Книга Юлии Ивановой пpивлечет не только интеpесующихся личностью Сталина, одной из самых таинственных в миpовой истоpии, не только любителей остpых сюжетных повоpотов, любовных коллизий и мистики - все это сеть в pомане. Но написан он пpежде всего для тех, кто, как и геpои книги, напpяженно ищет Истину, пытаясь выбpаться из лабиpинта "дpемучих двеpей" бессмысленного суетного бытия.
Скачать роман в формате электронной книги fb2: Том IТом II
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Экстренный выпуск! Сенсационное сообщение из Космического центра! Наконец-то удалось установить связь со звездолетом "Ахиллес-087", который уже считался погибшим. Капитан корабля Барри Ф. Кеннан сообщил, что экипаж находится на неизвестной планете, не только пригодной для жизни, но и как две капли воды похожей на нашу Землю. И что они там прекрасно себя чувствуют.
Получена срочная депеша: «Тревога! Украдена наша Тайна!» Не какая-нибудь там сверхсекретная и недоступная – но близкая каждому сердцу – даже дети её знали, хранили, и с ней наша страна всегда побеждала врагов. Однако предателю Плохишу удалось похитить святыню и продать за бочку варенья и корзину печенья в сказочное царство Тьмы, где злые силы спрятали Её за семью печатями. Теперь всей стране грозит опасность. Тайну надо найти и вернуть. Но как? Ведь царство Тьмы находится в сказочном измерении. На Куличках у того самого, кого и поминать нельзя. Отважный Мальчиш-Кибальчиш разведал, что высоко в горах есть таинственные Лунные часы, отсчитывающие минуты ночного мрака. Когда они бьют, образуется пролом во времени, через который можно попасть в подземное царство. Сам погибший Мальчиш бессилен – его время давно кончилось. Но... Слышите звук трубы? Это его боевая Дудка-Побудка зовёт добровольцев спуститься в подземелье и вернуть нашу Тайну. Волшебная Дудка пробуждает в человеке чувство дороги, не давая остановиться и порасти мхом. Но и она поможет в пути лишь несколько раз. Торопитесь – пролом во времени закрывается!..