Неужто и “МК” способен “краснеть”?
(из газет)
Лев Колодный:
“К войне Сталин готовился задолго до её начала.
Занимался повседневно делами армии, думал о предстоящих сражениях на суше, в небе и на море.
Если бы не это обстоятельство, очевидно, Беломоро-Балтийский канал вряд ли начали бы рыть. По нему первым прошёл в 1933 году караван военных судов из Балтики в Белое море.
Там, в Полярном, ныне всем известной базе Северного флота, в кают-компании миноносца, глядя в иллюминатор, высокий гость поразил моряков, как пророк, предвидением:
“Что такое Чёрное море? Лоханка.
Что такое Балтийское море? Бутылка, а пробка не у нас.
Вот здесь море, здесь окно! Большой флот здесь.
Отсюда мы сможем взять, если понадобится, Англию и Америку. Больше неоткуда!”
Когда ему моряки докладывали, что без Южного Сахалина наш Тихоокеанский флот в мышеловке, он обещал:
“Будет вам Южный Сахалин!”.
Который сейчас есть желающие отдать.
Даже когда он ехал с детьми на дачу. Говорил в машине о важности артиллерии в будущих боях, убеждал сынов учиться на артиллеристов:
- Ребята, скоро война, и вы должны стать военными…
От Сталина они услышали крылатые слова: “Артиллерия – бог войны”.
Их он произнёс в Кремле, на встрече с выпускниками военных академий, незадолго до нападения Германии на Советский Союз.
Старший сын Яков и приёмный сын Артём послушали совета и поступили в артиллерийскую академию.
Младший сын Василий рвался в лётчики, отец ему в этом не помешал.
- Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской и французской авиации.
Я был поражён его осведомлённостью. Он разговаривал как авиационный специалист - свидетельствует авиаконструктор Александр Яковлев.
Первая наша победа произошла в московском небе, а на земле всё складывалось ужасно.
Немецкие танки вышли на дальние подступы к городу.
Началась Московская битва, где решалась судьба не только столицы, страны, но и всей континентальной Европы, лежавшей у ног Гитлера.
Московская система противовоздушной обороны, авиация и зенитная артиллерия выдерживали удары с воздуха.
Здание сил ПВО с бомбоубежищем выстроили на Мясницкой, у станции метро “Кировская”. От дома проложили подземный ход в метро.
Генеральный штаб и Ставка такого бункера не имели.
Что доказывает: Сталин в 1941 году воевать не собирался. И верил истово, что Гитлер войну не начнёт, пока не разгромит Англию.
Но роковым образом просчитался.
Узнав ночью 22 июня, что началась война, вернулся в Кремль с “Ближней дачи”, и в кабинете, где собрались соратники, несколько раз выругался:
“Обманул-таки, подлец Риббентроп!”
В ту белую ночь выглядел подавленным, но ни от кого не скрылся за городом, как пишут.
Двери его кабинета открывались перед высшими чинами 29 раз, на следующий день - 21 раз, на третий день – 20.
И так всю войну, что зафиксировано в журнале посещений, который вёлся до последнего дня жизни вождя.
Оправдываясь за аресты, Сталин говорил:
- Ежов – мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК- говорят, уехал на работу.
Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил.
Мы его за это расстреляли.
Когда прервалась связь с Западным фронтом, Сталин с соратниками приехал на Знаменку, в наркомат обороны и, выслушав доклады военачальников, устроил им разнос с матом, которым владел в совершенстве.
По одной версии, после того громкого скандала начальник Генерального штаба попросил членов политбюро не мешать работать.
По другой версии, озвученной свидетелем этой сцены, начальник Генштаба “разрыдался как баба”.
Им состоял тогда, как известно, Жуков.
Выйдя из кабинета, Сталин подавленным сподвижникам с горечью сказал:
- Ленин оставил нам великое наследство. А мы все его просрали.
Наутро после той бурной сцены Сталин 30 июня образовал Государственный комитет обороны, который под его рукой взял всю власть в стране.
В полдень 3 июля он прибыл на Центральный телеграф и выступил впервые перед народом, начав речь проникновенными словами:
- Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Обращался с этими словами и к сыновьям на фронте, куда велел их отправить в первый день войны.
Старший сын Яков, оказавшись в окружении, на приказ отойти ответил:
- Я – сын Сталина и не позволю батарее отступать.
После боя попал в плен в числе трёх миллионов красноармейцев и командиров.
А жена его Юля, заподозренная в пособничестве врагу, по приказу тестя оказалась в тюрьме и ссылке, как родственница военнопленного.
Ночевать Сталин, как до войны, по-прежнему ездил на “Ближнюю”.
Кроме кабинета в Кремле у него появилась резиденция на улице Кирова 37, рядом со штабом ПВО.
Она разместилась за оградой в одноэтажном особняке, некогда принадлежавшем меценату и купцу Солдатенкову.
Его бывший дом служил до войны детским садом.
Во время налётов Верховный главнокомандующий покидал особняк, проходил в здание ПВО, откуда по подземному ходу шёл на станцию метро “Кировская”.
Там, на недосягаемой для бомб глубине, находились узел связи Сталина, кабинеты Сталина, начальника Генерального штаба, членов Ставки.
Немцы хорошо знали, где жил и работал Сталин.
Бомбы сыпались и на “Ближнюю дачу”, и на Кремль, где погибли многие бойцы охранного полка.
Мощная фугасная бомба попала в дом штаба ПВО, убив офицеров и солдат.
(Телохранитель Сталина в те годы, ныне покойный Алексей Рыбин лично мне рассказывал, как на “Ближней” во время бомбёжки он тщетно пытался увести вождя в убежище, но тот лишь отмахнулся: “Наша бомба мимо нас не пролетит” - Юлия).
В середине октября положение Москвы стало отчаянным. Под Вязьмой войска попали снова в гигантский германский “котёл”, где на медленном огне гибли, не давая врагу сходу прорваться к Кремлю.
- У нас большая беда, большое горе, - услышал в день прорыва Западного фронта вызванный с фронта генерал, - Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружены шестнадцать наших дивизий. Что будем делать?
А командующему Западного фронта Коневу, потерпевшему поражение, сказал о себе в третьем лице, так объяснив ему причины катастрофы:
- Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек. Вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам.
Товарищ Сталин сделает всё, что в его силах, чтобы исправить сложившееся положение.
Но до мига победы в декабре город пережил величайшую трагедию, начавшуюся 15 октября.
В тот день за номером 801 вышло постановление Государственного комитета обороны “Об эвакуации столицы СССР”.
В нём среди прочих немедленных мер в скобках значилась ещё одна – “т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке”.
Но шила в мешке утаить не удалось, весть о предстоящей эвакуации вождя просочилась за стены Кремля, в атмосферу города.
Началась паника. Люди бросились к поездам, на шоссе, ведущие на восток. Переворачивали машины с бежавшими начальниками, громили магазины…
Сапёры заминировали “Ближнюю”, охрана вывезла книги в Куйбышев, ставший играть роль дублёра столицы.
Дачу в Зубалове взорвали.
На запасном пути стоял под парами паровоз и правительственный поезд.
В одном из романов о войне описывается, как якобы Сталин приехал на этот охраняемый войсками НКВД путь и в глубоком раздумье ходил долго вдоль вагонов, решая в душе гамлетовский вопрос: уехать ему или не уезжать из Москвы?
Это, конечно, выдумка.
Случись такая “эвакуация”, и магнетизм Сталина на его окружение и народ, очевидно, перестал бы действовать. Кто знает, что бы тогда случилось.
Но верно и то, что на аэродроме с заведёнными моторами четыре “Дугласа” ждали приказа на взлёт.
“ Чтобы его без минутной задержки исполнить, полковник Грачёв сидел в кабине личного самолёта Сталина” – так утверждает один из охранников вождя.
Однако на “Ближнюю” хозяин и в ту ночь приехал ночевать, прилёг во флигеле с телефоном правительственной связи.
Большой дом приказал разминировать, что вызванные сапёры срочно исполнили.
Однако Большой театр, здания Кремля, Старой площади стояли на взрывчатке.
Минировались заводы и мосты, всё, что могло достаться на радость врагу.
Тогда Сталин проявил изумительную выдержку и такт, поражавший особенно его охрану, знавшую подноготную жизнь вождя.
Чем тревожнее становилась обстановка, тем спокойнее выглядел вождь, проявляя в общении с генералами и наркомами терпимость, дружелюбие, оптимизм, никак не вызываемые трагическими известиями с фронта.
С каждым днём его линия неуклонно приближалась к объявленной на осадном положении Москве.
От Красной Поляны, занятой немцами, до Центрального аэродрома насчитывалось 20 километров.
До Красной площади – 27
С холмов Красной Поляны немцы собирались стрелять по Кремлю из тяжёлых пушек фирмы Круппа, которые они подвезли на платформах из Германии.
В те дни германские газеты писали, что Москва видна в артиллерийский бинокль.
В разговоре с озабоченным Рокоссовским, оборонявшим этот самый близкий к Москве участок фронта, Сталин проявил полное доверие и не учинил ему разнос, как некогда Коневу, чуть было не поставленному к стенке за катастрофу под Вязьмой.
На вопрос авиаконструктора Яковлева: “Товарищ Сталин, а удастся ли удержать Москву?” – последовал неторопливый ответ после того, как легендарная трубка была набита свежим табаком:
- Думаю, что сейчас не это главное. Важно – побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся немного и погоним обратно.
Так “барахтались” в октябре и весь ноябрь.
Несмотря на ежедневные налёты в любое время суток, Сталин приказал провести торжественное заседание Московского совета по случаю 24 годовщины Октябрьской революции и военный парад на Красной площади, дав из своих резервов 200 танков.
После тех праздников в результате нового генерального наступления на Москву войска Гитлера подошли к стенам Москвы, Химкам.
Но теперь за спиной Сталина стояли наготове армии, готовые к генеральному наступлению. Разгрому немцев под Москвой.
В Елоховском соборе, как пишут, 4 ноября на литургии по случаю праздника иконы Казанской богоматери отец Иаков Абакумов, не однофамилец, родной брат начальника военной контрразведки “СМЕРШ”, пропел здравицу “первоверховному вождю”.
“Жуков спас Москву” – так в представлении на звание маршала Советского Союза написал Сталин, что не помешало ему после войны арестовать генералов, воевавших под командованием великого полководца.
В свою очередь, и Жуков ценил “государственный ум” Сталина.
А мне по случаю 25-летия Московской битвы сказал:
- Великая победа народа. Тяжёлая победа. Враг шёл на нас самый тяжёлый. И мы его разгромили.
Победил злейшего врага человечества не Бог в небе, а “царь и бог” на земле, накопивший резервы.
И доблестные дивизии Западного фронта, научившиеся к тому времени у противника воевать.
Если в годы “Большого террора” народ испытывал в полной мере злодейство Сталина, то в военные годы проявилась его гениальность, как неустрашимого и мудрого главы государства”.
(Юлия. - Неужто и “МК” способен “краснеть”?)
Библиотека
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть II
- Просмотров: 517
нимался повседневно делами армии, думал о предстоящих сражениях на суше, в небе и на море.
Если бы не это обстоятельство, очевидно, Беломоро-Балтийский канал вряд ли начали бы рыть. По нему первым прошёл в 1933 году караван военных судов из Балтики в Белое море.
Там, в Полярном, ныне всем известной базе Северного флота, в кают-компании миноносца, глядя в иллюминатор, высокий гость поразил моряков, как пророк, предвидением:
“Что такое Чёрное море? Лоханка.
Что такое Балтийское море? Бутылка, а пробка не у нас.
Вот здесь море, здесь окно! Большой флот здесь.
Отсюда мы сможем взять, если понадобится, Англию и Америку. Больше неоткуда!”
Когда ему моряки докладывали, что без Южного Сахалина наш Тихоокеанский флот в мышеловке, он обещал:
“Будет вам Южный Сахалин!”.
Который сейчас есть желающие отдать.
Даже когда он ехал с детьми на дачу. Говорил в машине о важности артиллерии в будущих боях, убеждал сынов учиться на артиллеристов:
- Ребята, скоро война, и вы должны стать военными…
От Сталина они услышали крылатые слова: “Артиллерия – бог войны”.
Их он произнёс в Кремле, на встрече с выпускниками военных академий, незадолго до нападения Германии на Советский Союз.
Старший сын Яков и приёмный сын Артём послушали совета и поступили в артиллерийскую академию.
Младший сын Василий рвался в лётчики, отец ему в этом не помешал.
- Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской и французской авиации.
Я был поражён его осведомлённостью. Он разговаривал как авиационный специалист - свидетельствует авиаконструктор Александр Яковлев.
Первая наша победа произошла в московском небе, а на земле всё складывалось ужасно.
Немецкие танки вышли на дальние подступы к городу.
Началась Московская битва, где решалась судьба не только столицы, страны, но и всей континентальной Европы, лежавшей у ног Гитлера.
Московская система противовоздушной обороны, авиация и зенитная артиллерия выдерживали удары с воздуха.
Здание сил ПВО с бомбоубежищем выстроили на Мясницкой, у станции метро “Кировская”. От дома проложили подземный ход в метро.
Генеральный штаб и Ставка такого бункера не имели.
Что доказывает: Сталин в 1941 году воевать не собирался. И верил истово, что Гитлер войну не начнёт, пока не разгромит Англию.
Но роковым образом просчитался.
Узнав ночью 22 июня, что началась война, вернулся в Кремль с “Ближней дачи”, и в кабинете, где собрались соратники, несколько раз выругался:
“Обманул-таки, подлец Риббентроп!”
В ту белую ночь выглядел подавленным, но ни от кого не скрылся за городом, как пишут.
Двери его кабинета открывались перед высшими чинами 29 раз, на следующий день - 21 раз, на третий день – 20.
И так всю войну, что зафиксировано в журнале посещений, который вёлся до последнего дня жизни вождя.
Оправдываясь за аресты, Сталин говорил:
- Ежов – мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК- говорят, уехал на работу.
Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил.
Мы его за это расстреляли.
Когда прервалась связь с Западным фронтом, Сталин с соратниками приехал на Знаменку, в наркомат обороны и, выслушав доклады военачальников, устроил им разнос с матом, которым владел в совершенстве.
По одной версии, после того громкого скандала начальник Генерального штаба попросил членов политбюро не мешать работать.
По другой версии, озвученной свидетелем этой сцены, начальник Генштаба “разрыдался как баба”.
Им состоял тогда, как известно, Жуков.
Выйдя из кабинета, Сталин подавленным сподвижникам с горечью сказал:
- Ленин оставил нам великое наследство. А мы все его просрали.
Наутро после той бурной сцены Сталин 30 июня образовал Государственный комитет обороны, который под его рукой взял всю власть в стране.
В полдень 3 июля он прибыл на Центральный телеграф и выступил впервые перед народом, начав речь проникновенными словами:
- Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Обращался с этими словами и к сыновьям на фронте, куда велел их отправить в первый день войны.
Старший сын Яков, оказавшись в окружении, на приказ отойти ответил:
- Я – сын Сталина и не позволю батарее отступать.
После боя попал в плен в числе трёх миллионов красноармейцев и командиров.
А жена его Юля, заподозренная в пособничестве врагу, по приказу тестя оказалась в тюрьме и ссылке, как родственница военнопленного.
Ночевать Сталин, как до войны, по-прежнему ездил на “Ближнюю”.
Кроме кабинета в Кремле у него появилась резиденция на улице Кирова 37, рядом со штабом ПВО.
Она разместилась за оградой в одноэтажном особняке, некогда принадлежавшем меценату и купцу Солдатенкову.
Его бывший дом служил до войны детским садом.
Во время налётов Верховный главнокомандующий покидал особняк, проходил в здание ПВО, откуда по подземному ходу шёл на станцию метро “Кировская”.
Там, на недосягаемой для бомб глубине, находились узел связи Сталина, кабинеты Сталина, начальника Генерального штаба, членов Ставки.
Немцы хорошо знали, где жил и работал Сталин.
Бомбы сыпались и на “Ближнюю дачу”, и на Кремль, где погибли многие бойцы охранного полка.
Мощная фугасная бомба попала в дом штаба ПВО, убив офицеров и солдат.
(Телохранитель Сталина в те годы, ныне покойный Алексей Рыбин лично мне рассказывал, как на “Ближней” во время бомбёжки он тщетно пытался увести вождя в убежище, но тот лишь отмахнулся: “Наша бомба мимо нас не пролетит” - Юлия).
В середине октября положение Москвы стало отчаянным. Под Вязьмой войска попали снова в гигантский германский “котёл”, где на медленном огне гибли, не давая врагу сходу прорваться к Кремлю.
- У нас большая беда, большое горе, - услышал в день прорыва Западного фронта вызванный с фронта генерал, - Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружены шестнадцать наших дивизий. Что будем делать?
А командующему Западного фронта Коневу, потерпевшему поражение, сказал о себе в третьем лице, так объяснив ему причины катастрофы:
- Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек. Вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам.
Товарищ Сталин сделает всё, что в его силах, чтобы исправить сложившееся положение.
Но до мига победы в декабре город пережил величайшую трагедию, начавшуюся 15 октября.
В тот день за номером 801 вышло постановление Государственного комитета обороны “Об эвакуации столицы СССР”.
В нём среди прочих немедленных мер в скобках значилась ещё одна – “т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке”.
Но шила в мешке утаить не удалось, весть о предстоящей эвакуации вождя просочилась за стены Кремля, в атмосферу города.
Началась паника. Люди бросились к поездам, на шоссе, ведущие на восток. Переворачивали машины с бежавшими начальниками, громили магазины…
Сапёры заминировали “Ближнюю”, охрана вывезла книги в Куйбышев, ставший играть роль дублёра столицы.
Дачу в Зубалове взорвали.
На запасном пути стоял под парами паровоз и правительственный поезд.
В одном из романов о войне описывается, как якобы Сталин приехал на этот охраняемый войсками НКВД путь и в глубоком раздумье ходил долго вдоль вагонов, решая в душе гамлетовский вопрос: уехать ему или не уезжать из Москвы?
Это, конечно, выдумка.
Случись такая “эвакуация”, и магнетизм Сталина на его окружение и народ, очевидно, перестал бы действовать. Кто знает, что бы тогда случилось.
Но верно и то, что на аэродроме с заведёнными моторами четыре “Дугласа” ждали приказа на взлёт.
“ Чтобы его без минутной задержки исполнить, полковник Грачёв сидел в кабине личного самолёта Сталина” – так утверждает один из охранников вождя.
Однако на “Ближнюю” хозяин и в ту ночь приехал ночевать, прилёг во флигеле с телефоном правительственной связи.
Большой дом приказал разминировать, что вызванные сапёры срочно исполнили.
Однако Большой театр, здания Кремля, Старой площади стояли на взрывчатке.
Минировались заводы и мосты, всё, что могло достаться на радость врагу.
Тогда Сталин проявил изумительную выдержку и такт, поражавший особенно его охрану, знавшую подноготную жизнь вождя.
Чем тревожнее становилась обстановка, тем спокойнее выглядел вождь, проявляя в общении с генералами и наркомами терпимость, дружелюбие, оптимизм, никак не вызываемые трагическими известиями с фронта.
С каждым днём его линия неуклонно приближалась к объявленной на осадном положении Москве.
От Красной Поляны, занятой немцами, до Центрального аэродрома насчитывалось 20 километров.
До Красной площади – 27
С холмов Красной Поляны немцы собирались стрелять по Кремлю из тяжёлых пушек фирмы Круппа, которые они подвезли на платформах из Германии.
В те дни германские газеты писали, что Москва видна в артиллерийский бинокль.
В разговоре с озабоченным Рокоссовским, оборонявшим этот самый близкий к Москве участок фронта, Сталин проявил полное доверие и не учинил ему разнос, как некогда Коневу, чуть было не поставленному к стенке за катастрофу под Вязьмой.
На вопрос авиаконструктора Яковлева: “Товарищ Сталин, а удастся ли удержать Москву?” – последовал неторопливый ответ после того, как легендарная трубка была набита свежим табаком:
- Думаю, что сейчас не это главное. Важно – побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся немного и погоним обратно.
Так “барахтались” в октябре и весь ноябрь.
Несмотря на ежедневные налёты в любое время суток, Сталин приказал провести торжественное заседание Московского совета по случаю 24 годовщины Октябрьской революции и военный парад на Красной площади, дав из своих резервов 200 танков.
После тех праздников в результате нового генерального наступления на Москву войска Гитлера подошли к стенам Москвы, Химкам.
Но теперь за спиной Сталина стояли наготове армии, готовые к генеральному наступлению. Разгрому немцев под Москвой.
В Елоховском соборе, как пишут, 4 ноября на литургии по случаю праздника иконы Казанской богоматери отец Иаков Абакумов, не однофамилец, родной брат начальника военной контрразведки “СМЕРШ”, пропел здравицу “первоверховному вождю”.
“Жуков спас Москву” – так в представлении на звание маршала Советского Союза написал Сталин, что не помешало ему после войны арестовать генералов, воевавших под командованием великого полководца.
В свою очередь, и Жуков ценил “государственный ум” Сталина.
А мне по случаю 25-летия Московской битвы сказал:
- Великая победа народа. Тяжёлая победа. Враг шёл на нас самый тяжёлый. И мы его разгромили.
Победил злейшего врага человечества не Бог в небе, а “царь и бог” на земле, накопивший резервы.
И доблестные дивизии Западного фронта, научившиеся к тому времени у противника воевать.
Если в годы “Большого террора” народ испытывал в полной мере злодейство Сталина, то в военные годы проявилась его гениальность, как неустрашимого и мудрого главы государства”.
(Юлия. - Неужто и “МК” способен “краснеть”?)
Гений и злодейство. Июльская беседка
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть I
- Просмотров: 516
На снимке:
Елена Стасова - соратница В.И.Ленина, и космонавт Герман Титов.
На память автору интервью.
(1958 год)
Началась зимняя сессия.
Обложившись килограммовыми томами, я часами сидела в читалке, грызя леденцы, чтобы не тратить времени на курево.
Выпрашивала учебники домой, на ночь. Сдавала древнерусскую, принималась за Гомера и Вергилия.
И за русский язык, которым, как выяснилось, совершенно не владею - в диктантах полно ошибок.
“Матрёна Саввишна быстро акклиматизировалась и с аппетитом ела винегрет в компании с фельдфебелем и фельдъегерем”...
Вся жизнь сосредоточилась в синенькой зачётке. Тряслась и пила валерьянку.
Как-то подняла голову от книг.
Старшекурсник, сидевший в другом ряду читалки, чем-то похожий на моего фестивального Яниса, подмигнул мне и показал жестом, что тоже хочет конфету.
Он мне давно приглянулся – высокий, спортивный, хоть и ходил вразвалочку из-за плоскостопия. Когда я встречала его в коридоре, сразу всплывало в памяти трогательно-заплаканное лицо Яниса, с которым мы больше никогда не увидимся.
А этот, наоборот, всегда улыбался, смешил девчонок – эдакий первый парень на деревне. Но всё равно вылитый Янис.
Странно, что лица Робера я вообще не могла вспомнить. Может, и не узнала бы в толпе.
Я бросила через зал леденец – он ловко поймал и, поблагодарив улыбкой, сунул в рот. Я снова погрузилась в чтение.
Через полчаса подняла глаза – опять пялится. Так никаких конфет не напасёшься. Показывает жестом – айда покурим.
Вышли, покурили. Борис оказался потрясающим рассказчиком. Помню, как хохотала до слёз, а он всё не умолкал со своими уморительными байками. Хотел, как признался потом, произвести впечатление.
От смеха я совершенно обессилела, в голову ничего больше не лезло. Опять всю ночь зубрить...
Борис провожал меня, тащил авоську с недочитанными книгами и не закрывал рот. От моего хохота он, кажется, заводился всё больше, остановить эту лавину было невозможно.
От нас шарахались прохожие.
На лестничной площадке он бросил авоську с книгами на пол и полез целоваться. Подробности не помню, так как была близка от смеха к обмороку.
На другой день мы оба успешно сдали и отправились на радостях откушать в кафе “Арарат”, что располагалось возле ЦУМа.
Мягкие диваны, горный пейзаж на стене. Пара раскалённых чебуреков за 50 копеек, порция маслин – двадцать девять копеек и бутылка неплохого кавказского портвейна “Агдам” за трёшку.
В общем, за всё, про всё – около пятёрки.
Опять он ублажал меня своими байками. Потом мы гуляли. Затем он пригласил меня зайти в гости :
–Это здесь недалеко, несколько остановок на троллейбусе. Мама будет рада.
Никакой мамы, естественно, дома не оказалось со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Попробовала призвать Бориса к благоразумию – куда там! Вопрос был поставлен ребром: - раздевайся, или гуд бай.
Надо сказать, что жил он как раз возле ВДНХ, где тоже поднабрался фестивальных нравов.
Оценив обстановку, я вздохнула. Ответ мой вошёл в историю семьи:
- Ну ладно, так и быть.
Признаться, я к тому времени уже порядком устала от кобеляжа. Вокруг ухажёров было много. Они сталкивались лбами, трепали нервы. Никто мне толком не нравился, но никого не хотелось терять.
Я была по уши занята, как мне казалось, делом, а они со своими разборками отнимали кучу времени.
Надо было кого-то выбрать, потому что после “маслинового запоя” я вдруг тоже к своему стыду поняла, что презренные проблемы “ниже пояса” касаются теперь и меня.
“Так и быть”, - сказала я, пожав плечами и полагая, что выбираю свободу.
Какая там “свобода” – Борис оказался настоящим Цербером.
Весь “кобелёж” он разогнал в считанные дни. Ходил за мной по пятам, контролировал каждый шаг (порой приходилось буквально от него удирать по всем правилам шпионского искусства). Сидел дома в моей комнате рядом с телефоном, сам хватал трубку. Выражался словами, а то и кулаками (он тогда занимался боксом).
Помню, как мой однокурсник Жора, впоследствии писатель Георгий Вайнер, получил ни за что, ни про что тумака, просто по-дружески обняв меня при встрече в факультетском коридоре.
Подобное случилось в ресторане ЦДЛ и с завсегдатаем Егором Радовым.
Борис был совсем не из нашего “светского” круга, выходки его представлялись смешными и дикими. Многие недоумевали: “что ты в нём нашла”?
А мне он нравился не только внешним сходством с Янисом, но и внутренним – такой же искренний и романтичный.
Оказалось, мне нравятся мужчины, которые “тоже плачут” и перед топающим и свистящим залом открыто встают на защиту наших “советских” ценностей, не боясь прослыть “серостью и дубом”.
Тогда, после двадцатого съезда, “совковость” в студенческой среде требовала немалого мужества.
На стороне “совка” Бориса оказались на одном из таких бурных собраний лишь бывшие фронтовики.
Особенно поразило, что, как я узнала много лет спустя, он был родом из очень богатой семьи на юге России.
У деда был свой пивной завод. Другой дед состоял членом правления Калинкинского товарищества, владея производством всех слабоалкогольных и безалкогольных напитков страны).
Были они при красных и репрессироваными, и заложниками, и ссыльными, всего лишились.
Дед в ссылке в Новосибирске организовал пивное производство, стал директором завода и прославился (о нём даже писали в газетах). Но потом сбежал в Москву к семье, немного изменив фамилию, построил дачу, на которой и умер.
В войну часть семьи затаилась, называла советских “они”. Другие - воевали за советскую власть.
Герман, отец Бориса, замначуправления Наркомугля СССР, хоть и вернулся при орденах, потерял на фронте здоровье и прожил после победы всего несколько лет. Брат отца Транквилин погиб.
Мать, Людмила, работала экономистом, сдавала кровь для раненых, была награждена медалью “За доблестный труд в годы Великой отечественной войны”.
Вырастила Бориса и старшую Зою, воспитав в полном неведении о прошлом. И я в недоумении гадала, откуда в их коммунальной довоенной квартире такое шикарное пианино и антикварные вазы. А в семейном фотоальбоме - господа с лорнетами, дамы в колясках на фоне “дачи в Анапе”.
Но спросить не решалась. У моего Борьки были заплаты на брюках и обычная стипендия, хоть и повышенная за “пятёрки”.
И мне, воспитанной на русской классике с её презрением к богатству, вовсе не хотелось докапываться до истины.
Он хорошо пел, аккомпанируя себе на пианино, был действительно потрясающим рассказчиком и имел ещё кое-какие достоинства...
Сидел в нём, правда, и бес, который меня люто ненавидел.
А может, и легион. Но в бесов я тогда не верила и объясняла некоторые борькины странности просто “сдвигом по фазе”.
Во всяком случае, замуж не собиралась – ни за него, ни за кого-либо ещё. Это совершенно не входило в мои планы.
Если уж не Мата Хари и не Жанна д Арк, то, по крайней мере, Франсуаза Саган.
Но родичи, словно сговорившись, мечтали меня “окольцевать”.
Очень стыдно признаться, но окончательно перетянули чашу весов в пользу нашей совместной жизни красные болгарские туфли-лодочки за 15 рэ. Которые я примерила в обувном на Полянке и горестно положила обратно на полку, потому что в кармане было пусто.
И вдруг Борис молча пошёл в кассу и купил мне эти туфли, оставшись с пятирублёвкой до стипендии.
Я была потрясена и произнесла мысленно вторую историческую фразу: “С ним можно пойти в разведку”.
На пятёрку мы купили бутылку коньяку и отправились отмечать помолвку в шашлычную в Сокольниках, откуда до его дома было километра три.
После этого я, мягко говоря, нетвёрдо держалась на ногах.
Шёл ливень, и Борис меня нёс на себе километра два.
Потом выгрузил на коврик в прихожей, снял с меня промокшие болгарские туфельки и сказал:
- Знакомься, мать, моя жена.
Наутро туфли мои были сухими и чистыми, а я со стыда не знала, куда деваться. Ничего себе, смотрины!
– Ну и что она сказала”? – спросила я Бориса о реакции матери на такое “явление невесты народу”.
– Сказала, что ты симпатичная.
Елена Стасова - соратница В.И.Ленина, и космонавт Герман Титов.
На память автору интервью.
(1958 год)
Началась зимняя сессия.
Обложившись килограммовыми томами, я часами сидела в читалке, грызя леденцы, чтобы не тратить времени на курево.
Выпрашивала учебники домой, на ночь. Сдавала древнерусскую, принималась за Гомера и Вергилия.
И за русский язык, которым, как выяснилось, совершенно не владею - в диктантах полно ошибок.
“Матрёна Саввишна быстро акклиматизировалась и с аппетитом ела винегрет в компании с фельдфебелем и фельдъегерем”...
Вся жизнь сосредоточилась в синенькой зачётке. Тряслась и пила валерьянку.
Как-то подняла голову от книг.
Старшекурсник, сидевший в другом ряду читалки, чем-то похожий на моего фестивального Яниса, подмигнул мне и показал жестом, что тоже хочет конфету.
Он мне давно приглянулся – высокий, спортивный, хоть и ходил вразвалочку из-за плоскостопия. Когда я встречала его в коридоре, сразу всплывало в памяти трогательно-заплаканное лицо Яниса, с которым мы больше никогда не увидимся.
А этот, наоборот, всегда улыбался, смешил девчонок – эдакий первый парень на деревне. Но всё равно вылитый Янис.
Странно, что лица Робера я вообще не могла вспомнить. Может, и не узнала бы в толпе.
Я бросила через зал леденец – он ловко поймал и, поблагодарив улыбкой, сунул в рот. Я снова погрузилась в чтение.
Через полчаса подняла глаза – опять пялится. Так никаких конфет не напасёшься. Показывает жестом – айда покурим.
Вышли, покурили. Борис оказался потрясающим рассказчиком. Помню, как хохотала до слёз, а он всё не умолкал со своими уморительными байками. Хотел, как признался потом, произвести впечатление.
От смеха я совершенно обессилела, в голову ничего больше не лезло. Опять всю ночь зубрить...
Борис провожал меня, тащил авоську с недочитанными книгами и не закрывал рот. От моего хохота он, кажется, заводился всё больше, остановить эту лавину было невозможно.
От нас шарахались прохожие.
На лестничной площадке он бросил авоську с книгами на пол и полез целоваться. Подробности не помню, так как была близка от смеха к обмороку.
На другой день мы оба успешно сдали и отправились на радостях откушать в кафе “Арарат”, что располагалось возле ЦУМа.
Мягкие диваны, горный пейзаж на стене. Пара раскалённых чебуреков за 50 копеек, порция маслин – двадцать девять копеек и бутылка неплохого кавказского портвейна “Агдам” за трёшку.
В общем, за всё, про всё – около пятёрки.
Опять он ублажал меня своими байками. Потом мы гуляли. Затем он пригласил меня зайти в гости :
–Это здесь недалеко, несколько остановок на троллейбусе. Мама будет рада.
Никакой мамы, естественно, дома не оказалось со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Попробовала призвать Бориса к благоразумию – куда там! Вопрос был поставлен ребром: - раздевайся, или гуд бай.
Надо сказать, что жил он как раз возле ВДНХ, где тоже поднабрался фестивальных нравов.
Оценив обстановку, я вздохнула. Ответ мой вошёл в историю семьи:
- Ну ладно, так и быть.
Признаться, я к тому времени уже порядком устала от кобеляжа. Вокруг ухажёров было много. Они сталкивались лбами, трепали нервы. Никто мне толком не нравился, но никого не хотелось терять.
Я была по уши занята, как мне казалось, делом, а они со своими разборками отнимали кучу времени.
Надо было кого-то выбрать, потому что после “маслинового запоя” я вдруг тоже к своему стыду поняла, что презренные проблемы “ниже пояса” касаются теперь и меня.
“Так и быть”, - сказала я, пожав плечами и полагая, что выбираю свободу.
Какая там “свобода” – Борис оказался настоящим Цербером.
Весь “кобелёж” он разогнал в считанные дни. Ходил за мной по пятам, контролировал каждый шаг (порой приходилось буквально от него удирать по всем правилам шпионского искусства). Сидел дома в моей комнате рядом с телефоном, сам хватал трубку. Выражался словами, а то и кулаками (он тогда занимался боксом).
Помню, как мой однокурсник Жора, впоследствии писатель Георгий Вайнер, получил ни за что, ни про что тумака, просто по-дружески обняв меня при встрече в факультетском коридоре.
Подобное случилось в ресторане ЦДЛ и с завсегдатаем Егором Радовым.
Борис был совсем не из нашего “светского” круга, выходки его представлялись смешными и дикими. Многие недоумевали: “что ты в нём нашла”?
А мне он нравился не только внешним сходством с Янисом, но и внутренним – такой же искренний и романтичный.
Оказалось, мне нравятся мужчины, которые “тоже плачут” и перед топающим и свистящим залом открыто встают на защиту наших “советских” ценностей, не боясь прослыть “серостью и дубом”.
Тогда, после двадцатого съезда, “совковость” в студенческой среде требовала немалого мужества.
На стороне “совка” Бориса оказались на одном из таких бурных собраний лишь бывшие фронтовики.
Особенно поразило, что, как я узнала много лет спустя, он был родом из очень богатой семьи на юге России.
У деда был свой пивной завод. Другой дед состоял членом правления Калинкинского товарищества, владея производством всех слабоалкогольных и безалкогольных напитков страны).
Были они при красных и репрессироваными, и заложниками, и ссыльными, всего лишились.
Дед в ссылке в Новосибирске организовал пивное производство, стал директором завода и прославился (о нём даже писали в газетах). Но потом сбежал в Москву к семье, немного изменив фамилию, построил дачу, на которой и умер.
В войну часть семьи затаилась, называла советских “они”. Другие - воевали за советскую власть.
Герман, отец Бориса, замначуправления Наркомугля СССР, хоть и вернулся при орденах, потерял на фронте здоровье и прожил после победы всего несколько лет. Брат отца Транквилин погиб.
Мать, Людмила, работала экономистом, сдавала кровь для раненых, была награждена медалью “За доблестный труд в годы Великой отечественной войны”.
Вырастила Бориса и старшую Зою, воспитав в полном неведении о прошлом. И я в недоумении гадала, откуда в их коммунальной довоенной квартире такое шикарное пианино и антикварные вазы. А в семейном фотоальбоме - господа с лорнетами, дамы в колясках на фоне “дачи в Анапе”.
Но спросить не решалась. У моего Борьки были заплаты на брюках и обычная стипендия, хоть и повышенная за “пятёрки”.
И мне, воспитанной на русской классике с её презрением к богатству, вовсе не хотелось докапываться до истины.
Он хорошо пел, аккомпанируя себе на пианино, был действительно потрясающим рассказчиком и имел ещё кое-какие достоинства...
Сидел в нём, правда, и бес, который меня люто ненавидел.
А может, и легион. Но в бесов я тогда не верила и объясняла некоторые борькины странности просто “сдвигом по фазе”.
Во всяком случае, замуж не собиралась – ни за него, ни за кого-либо ещё. Это совершенно не входило в мои планы.
Если уж не Мата Хари и не Жанна д Арк, то, по крайней мере, Франсуаза Саган.
Но родичи, словно сговорившись, мечтали меня “окольцевать”.
Очень стыдно признаться, но окончательно перетянули чашу весов в пользу нашей совместной жизни красные болгарские туфли-лодочки за 15 рэ. Которые я примерила в обувном на Полянке и горестно положила обратно на полку, потому что в кармане было пусто.
И вдруг Борис молча пошёл в кассу и купил мне эти туфли, оставшись с пятирублёвкой до стипендии.
Я была потрясена и произнесла мысленно вторую историческую фразу: “С ним можно пойти в разведку”.
На пятёрку мы купили бутылку коньяку и отправились отмечать помолвку в шашлычную в Сокольниках, откуда до его дома было километра три.
После этого я, мягко говоря, нетвёрдо держалась на ногах.
Шёл ливень, и Борис меня нёс на себе километра два.
Потом выгрузил на коврик в прихожей, снял с меня промокшие болгарские туфельки и сказал:
- Знакомься, мать, моя жена.
Наутро туфли мои были сухими и чистыми, а я со стыда не знала, куда деваться. Ничего себе, смотрины!
– Ну и что она сказала”? – спросила я Бориса о реакции матери на такое “явление невесты народу”.
– Сказала, что ты симпатичная.
- Информация о материале
- Администратор
- Категория: Верни Тайну!
- Просмотров: 264
* * *
Носим воду решетом,
Толчём её в ступе,
Нас история давно
Ничему не учит!
И шагаем - раз, два, пять
За семь вёрст кисель хлебать!
Раз по пальцам - бьём баклуши
И назло морозим уши!
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть II
- Просмотров: 521
БЫЛ МЕСЯЦ МАЙ
В БЕСЕДКЕ С: Игорем, Л.А.Хачатуровым и Игорем (ф.С.К-М)
И остави нам долги наши, как и мы
оставляем должникам нашим…
Игорь: “ИУЕ – просто долговые расписки администрации Изании”.
Юлия:
- В противостоянии Вампирии мы должны прежде всего представить Изанию как проект духовно-социального возрождения народа.
А не коммерческий.
Изания – Союз Взаимопомощи.
Здесь первая часть фразы заключает в себе духовное содержание (Исполни Закон Неба).
А вторая – социалку. Союз Тружеников Земли.
Повторяю: Изания – не коммерческая организация.
Отсюда надо исходить при всех взаимоотношениях с властями.
Рассмотрим несколько примеров, исходя из предложения Игоря насчёт долговых обязательств.
Допустим, я - автолюбитель по фамилии Иванов, нуждаюсь в протезировании зубов.
Я беру себе в Изании медицинскую долговую (кредитную) карту на нужную сумму в иуе с обязательством погасить долг в течение энного срока и иду к нашему протезисту.
Я могу работать в Изании шофёром в счёт погашения долга, одновременно сдавать продукцию с дачного участка и т.д. Всё это фиксируется в карте, которая при погашении суммы за протезирование сдаётся в администрацию Изании.
Таким образом, если взять за основу долговые обязательства, как предлагает Игорь, то получается следующая картина:
Изания вводит долговые (кредитные) карты различных цветов по разделам.
Мы не наживаемся, мы выживаем.
Наезжать на Изанию – это нарушать право человека на жизнь.
Которое ему не может обеспечить нынешнее государство, но пытается сделать Изания на основе взаимопомощи.
Продолжим.
Зубной техник Петров, протезируя зубы шофёру Иванову и другим изанам, тоже выполняет долговое обязательство, только жилищное, снимая у изанина Сидорова помещение под свой зубоврачебный кабинет.
А Сидоров расплачивается сдачей квартиры за долговое обязательство по ремонту своей дачи изанской бригадой.
Бригада же строит и ремонтирует дома, отрабатывая, допустим, комплексные карты жизнеобеспечения: питание, детсады, репетиторство, медобслуживание, уход за лежачими родственниками, отдых и т.д.
Мне предложение Игоря представляется интересным и достойным обсуждения.
Здесь есть ещё один аспект:
Изания – это “Исполни Закон Неба”.
То есть мы таким образом как бы исполняем духовную сторону завета со Всевышним:
“Остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим”...
Взаимное оставление долгов, на чём будет основана Изания, даст нам возможность привлечь на свою сторону духовно-социальную общественность и стать под её защиту.
Властям придётся изрядно попотеть, чтобы найти юридическое и нравственное обоснование для обложения налогами такой системы элементарного выживания.
2002-05-15
* * *
Ой ли? Обратимся к первоисточникам
Л.А.Хачатуров:
- Прям не знаю, что ответить.
Финансы и мирское богатство всегда были ниже Власти.
А Власть была от Бога.
Юлия:
- Ой ли?
У апостола Павла действительно есть фраза, что “всякая власть от Бога”. Но ниже в “Послании к римлянам” следует уточнение:
“Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро.
Если же делаешь зло, бойся; ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое.
И потому надо повиноваться не только из страха наказания, но и по совести”.
Приравнять к такому “справедливому” начальству времён первых христиан звероподобных кесарей последующих столетий было бы кощунством.
А требование подчиняться им – грехом против этой самой совести.
За редким исключением, лишь подтверждающим правило.
Подчиняться же человек должен непосредственно Творцу через вписанный им в сердце Закон Неба (совесть).
Эта аксиома, кстати, и положена в основу Изании – (Исполни Закон Неба).
Это – внутренняя подлинная Свобода духа в противовес внешней: “что хочу,то и ворочу”.
А обрести эту Божественную свободу можно лишь в добровольном сыновнем послушании непосредственно Отцу.
В подтверждение я уже приводила неоднократно цитату из самого что ни на есть первоисточника – из Библии.
Где Господь предостерегает через Самуила еврейский народ, пожелавший подчиняться не Богу, а царю.
Что, мол, царь ваш вскоре сделает вас рабами и заставит на себя ишачить.
А когда взвоете от такого царя, Бог вас уже не услышит.
Вы полагаете, что “финансы и мирское богатство всегда были ниже власти”.
Увы, они родились вместе с властью и с тех пор идут, как правило, бок о бок.
Цель Изании этому порядку противостоять.
Отдавая “кесарю – кесарево”, но по возможности изменяя мир к лучшему.
И помня ещё одну Евангельскую установку, которую я сделала эпиграфом “Дремучих дверей”:
“Вы куплены дорогой ценой; не делайтесь рабами человеков”.
* * *
Молчание постсоветских ягнят
Л.А.Хачатуров:
- Резюме: “На всякую овцу найдётся стая голодных волков”.
Юлия: -
СНГовцы, СНГ-бараны!
В ваших СНГоловах СНГнулись краны.
До костей ободраны, в СНГульку пьяны,
И жуют из вас шашлык СНГ-паханы.
Этот стишок я сочинила именно про таких “молчащих овец”.
У нас несколько выходов:
1. Кровавая революция, где волки и овцы меняются местами.
На какое-то время восстанавливается справедливость, а затем всё возвращается на круги своя.
Потому что в бывших овцах просыпаются те же волки.
Иными словами, человека “по образу и подобию” побеждает “зверь первородного греха”.
Это мы уже проходили. Опять же сказано: “Не убий”.
2. Самим стать волками или им прислуживать, питаясь костями своих ближних “с барского стола”.
Тоже запрещено свыше и совесть не позволяет.
Всевозможные “демократические и социальные преобразования” легальным путём отметаю сразу как охмурёж и типичный разговор волка с ягнёнком, вздумавшим “качать права”:
“Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать”.
3. Покорно ждать, когда тебя сожрут.
Некоторые даже полагают, что в этом и состоит суть христианства.
Типичная сатанинская ложь, подмена понятий.
Не хочется повторяться - об этом, по сути, все мои книги.
Приведу лишь две библейских цитаты:
“Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетённых отпусти на свободу”.
В Евангелии также сказано: “Не противься злому”, а не “злу”.
То есть злому человеку, своему личному врагу, исправляй его добром.
Прощать надо своих врагов, но не врагов слабых и беззащитных ближних, которых терзают современные Чикатиллы.
Потворствовать вампирам – не что иное, как умножать зло.
Тот самый случай, когда “молчанием предаётся Бог”.
4. Есть ещё путь святых. Молитвенного и аскетического подвига “за грехи мира”.
Но тут мы с Вами, как я понимаю, не потянем.
Значит, остаётся Изания – противостояние тех, кто не хочет быть ни волком, ни молчаливой овцой.
Ни жрать других, ни самому служить пищей.
Путь в гору и против течения всегда труден, но у нас нет иного выхода.
Разумеется, лезть на рожон глупо. Но уповать, что законы бойни станут гуманными – ещё глупее.
Поэтому давайте следовать опять же евангельскому наставлению:
“Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры как змии, и просты, как голуби”.
Л.Хачатуров:
- Сейчас ситуация такова, что финансы есть, а Власти нет.
Есть псевдовласть от финансов и богатства. Но она защищает не народ, а финансы и богатство.
Юлия:
- Но это и есть власть!
Та самая “власть тьмы”, когда “сатана правит бал и люди гибнут за металл”.
И о которой сказано:
“У нас в России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти”.
О какой такой Власти с большой буквы Вы грезите?
Капитал же, стремясь к “дурной бесконечности” возрастания, всегда стремится войти во власть и завладеть ею...
На этом, собственно, и строится глобализм нового мирового порядка.
Идеал которого – человек, служащий нулям своего банковского счёта.
Л.Хачатуров:
- Возникнет Власть – и он (капитал) съёжится до своих нормальных размеров.
Юлия:
- Неужто Вы не слыхали о поголовной коррумпированности чиновничества?
Даже “отцу народов”, смертельному врагу капитала, приходилось время от времени производить чистки среди “касты проклятой”, как он называл перерождающуюся номенклатуру.
Основой Изании должно стать не наличие или отсутствие капитала, а новое к нему отношение.
Не как к пути во власть над другими или к безудержному потреблению, а как к аккумулятору средств для духовно-творческой реализации себя и других.
Для осуществления Призвания в самом высоком смысле этого слова.
Не за счёт других, а в связке с другими.
* * *
Восхождение в связке.
Л.Хачатуров:
- Нам всем предстоит преобразиться.
Изания сможет послужить своеобразным реабилитационным центром, где население будет превращаться в народ.
Юлия:
- Спасибо, лучше не скажешь.
Только ежели мы для этого будем ждать милостей от земной власти, оно, население, превратится не в народ, а в кладбище.
Ни в коем разе не призываю “Русь к топору”.
Но окончание этого знаменитого письма Герцена из позапрошлого века весьма поучительно:
“Прощайте и помните, что в который раз губит нас вера в добрые намерения царей”.
2002-05-07
* * *
Про Третьяковых и Пироговых
Игорь (К-М):
- Частная собственность – законный механизм власти над людьми и их эксплуатации.
Если она настоящая, а не игрушечная, про которую Вы пишете.
Нужно такое в Изании?
Юлия:
- Повторяю – частная собственность действительно, как правило, является “законным механизмом власти над людьми и их эксплуатации”.
Но это отнюдь не означает, что какой-либо Третьяков, Пирогов или Боткин из Изании не могут по этой причине приобрести в собственность картинную галерею или больницу.
Не вижу в современном мире иного способа реального его преобразования в лучшую сторону.
Практически всё можно использовать и во благо, и во вред...И атом, и генетику, и интернет.
И даже церковь.
Кстати, многие святые были очень богатыми людьми (святитель Николай, Василий Великий). И богатство давало им возможность делать добрые дела.
Изания - союз тех, кто (на второй ступени) будет использовать частную собственность и прибыль (внутри Изании) для развития духовно-творческого потенциала своего и других.
Для возрождения страны, для противостояния новому мировому порядку.
Ведь к нам люди будут идти по убеждению.
То есть изначальные противники эксплуатации.
Или Вы собираетесь противостоять глобализму с сохой?
Группы изан будут иметь в собственности больницы, киностудии, издательства, сельхозугодья, возможно, и предприятия...
Что в этом плохого, если все они будут работать друг на друга по нашим законам?
Новая форма частной коллективной собственности безо всякой эксплуатации.
Не забывайте, Игорь, - речь ведь не о всём населении.
Изания – союз сугубо добровольный.
Просто если дело пойдёт правильно, к нам будет присоединяться всё больше народу.
* * *
Тащить не всех бегемотов
Л.Хачатуров:
- Ну вот вам, Юлия, получите: “Глас из болота”.
Юлия:
- Был ещё при советской власти писатель Валентин Овечкин.
Слыхала, что он однажды вступился за народ и написал очерк супротив властей.
Так эти же самые рабочие в ответных откликах до того измордовали “народного заступника”, что он, разочаровавшись в “бегемоте”, пустил себе пулю в лоб.
Я, к счастью, никогда по поводу “народной святости” не обольщалась – первородный грех ещё никто не отменял.
И постсоветский бегемот своей “свободной волей” в данный момент из болота вылезать не намерен – тут Вы совершенно правы.
Изания, повторяю, уповает не на весь “народ”, а на его лучших представителей.
То есть мы будем тащить не всех бегемотов подряд, а которые об этом попросят своим бегемотским волеизъявлением.
* * *
Про власти-напасти
Александр:
- А вы всё ищете хозяев на свою голову.
Л.Хачатуров:
- То, что сейчас народ незащищён, означает, что власти нет.
Юлия:
- Ребята, будьте точнее в высказываниях.
Это лишь означает, что нет власти “пастырской”. А есть вампирская “власть тьмы”.
Но это - тоже власть, заставляющая людей терять человеческий облик.
Извините за повтор, но воистину:
“в России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти”.
В БЕСЕДКЕ С: Игорем, Л.А.Хачатуровым и Игорем (ф.С.К-М)
И остави нам долги наши, как и мы
оставляем должникам нашим…
Игорь: “ИУЕ – просто долговые расписки администрации Изании”.
Юлия:
- В противостоянии Вампирии мы должны прежде всего представить Изанию как проект духовно-социального возрождения народа.
А не коммерческий.
Изания – Союз Взаимопомощи.
Здесь первая часть фразы заключает в себе духовное содержание (Исполни Закон Неба).
А вторая – социалку. Союз Тружеников Земли.
Повторяю: Изания – не коммерческая организация.
Отсюда надо исходить при всех взаимоотношениях с властями.
Рассмотрим несколько примеров, исходя из предложения Игоря насчёт долговых обязательств.
Допустим, я - автолюбитель по фамилии Иванов, нуждаюсь в протезировании зубов.
Я беру себе в Изании медицинскую долговую (кредитную) карту на нужную сумму в иуе с обязательством погасить долг в течение энного срока и иду к нашему протезисту.
Я могу работать в Изании шофёром в счёт погашения долга, одновременно сдавать продукцию с дачного участка и т.д. Всё это фиксируется в карте, которая при погашении суммы за протезирование сдаётся в администрацию Изании.
Таким образом, если взять за основу долговые обязательства, как предлагает Игорь, то получается следующая картина:
Изания вводит долговые (кредитные) карты различных цветов по разделам.
Мы не наживаемся, мы выживаем.
Наезжать на Изанию – это нарушать право человека на жизнь.
Которое ему не может обеспечить нынешнее государство, но пытается сделать Изания на основе взаимопомощи.
Продолжим.
Зубной техник Петров, протезируя зубы шофёру Иванову и другим изанам, тоже выполняет долговое обязательство, только жилищное, снимая у изанина Сидорова помещение под свой зубоврачебный кабинет.
А Сидоров расплачивается сдачей квартиры за долговое обязательство по ремонту своей дачи изанской бригадой.
Бригада же строит и ремонтирует дома, отрабатывая, допустим, комплексные карты жизнеобеспечения: питание, детсады, репетиторство, медобслуживание, уход за лежачими родственниками, отдых и т.д.
Мне предложение Игоря представляется интересным и достойным обсуждения.
Здесь есть ещё один аспект:
Изания – это “Исполни Закон Неба”.
То есть мы таким образом как бы исполняем духовную сторону завета со Всевышним:
“Остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим”...
Взаимное оставление долгов, на чём будет основана Изания, даст нам возможность привлечь на свою сторону духовно-социальную общественность и стать под её защиту.
Властям придётся изрядно попотеть, чтобы найти юридическое и нравственное обоснование для обложения налогами такой системы элементарного выживания.
2002-05-15
* * *
Ой ли? Обратимся к первоисточникам
Л.А.Хачатуров:
- Прям не знаю, что ответить.
Финансы и мирское богатство всегда были ниже Власти.
А Власть была от Бога.
Юлия:
- Ой ли?
У апостола Павла действительно есть фраза, что “всякая власть от Бога”. Но ниже в “Послании к римлянам” следует уточнение:
“Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро.
Если же делаешь зло, бойся; ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое.
И потому надо повиноваться не только из страха наказания, но и по совести”.
Приравнять к такому “справедливому” начальству времён первых христиан звероподобных кесарей последующих столетий было бы кощунством.
А требование подчиняться им – грехом против этой самой совести.
За редким исключением, лишь подтверждающим правило.
Подчиняться же человек должен непосредственно Творцу через вписанный им в сердце Закон Неба (совесть).
Эта аксиома, кстати, и положена в основу Изании – (Исполни Закон Неба).
Это – внутренняя подлинная Свобода духа в противовес внешней: “что хочу,то и ворочу”.
А обрести эту Божественную свободу можно лишь в добровольном сыновнем послушании непосредственно Отцу.
В подтверждение я уже приводила неоднократно цитату из самого что ни на есть первоисточника – из Библии.
Где Господь предостерегает через Самуила еврейский народ, пожелавший подчиняться не Богу, а царю.
Что, мол, царь ваш вскоре сделает вас рабами и заставит на себя ишачить.
А когда взвоете от такого царя, Бог вас уже не услышит.
Вы полагаете, что “финансы и мирское богатство всегда были ниже власти”.
Увы, они родились вместе с властью и с тех пор идут, как правило, бок о бок.
Цель Изании этому порядку противостоять.
Отдавая “кесарю – кесарево”, но по возможности изменяя мир к лучшему.
И помня ещё одну Евангельскую установку, которую я сделала эпиграфом “Дремучих дверей”:
“Вы куплены дорогой ценой; не делайтесь рабами человеков”.
* * *
Молчание постсоветских ягнят
Л.А.Хачатуров:
- Резюме: “На всякую овцу найдётся стая голодных волков”.
Юлия: -
СНГовцы, СНГ-бараны!
В ваших СНГоловах СНГнулись краны.
До костей ободраны, в СНГульку пьяны,
И жуют из вас шашлык СНГ-паханы.
Этот стишок я сочинила именно про таких “молчащих овец”.
У нас несколько выходов:
1. Кровавая революция, где волки и овцы меняются местами.
На какое-то время восстанавливается справедливость, а затем всё возвращается на круги своя.
Потому что в бывших овцах просыпаются те же волки.
Иными словами, человека “по образу и подобию” побеждает “зверь первородного греха”.
Это мы уже проходили. Опять же сказано: “Не убий”.
2. Самим стать волками или им прислуживать, питаясь костями своих ближних “с барского стола”.
Тоже запрещено свыше и совесть не позволяет.
Всевозможные “демократические и социальные преобразования” легальным путём отметаю сразу как охмурёж и типичный разговор волка с ягнёнком, вздумавшим “качать права”:
“Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать”.
3. Покорно ждать, когда тебя сожрут.
Некоторые даже полагают, что в этом и состоит суть христианства.
Типичная сатанинская ложь, подмена понятий.
Не хочется повторяться - об этом, по сути, все мои книги.
Приведу лишь две библейских цитаты:
“Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетённых отпусти на свободу”.
В Евангелии также сказано: “Не противься злому”, а не “злу”.
То есть злому человеку, своему личному врагу, исправляй его добром.
Прощать надо своих врагов, но не врагов слабых и беззащитных ближних, которых терзают современные Чикатиллы.
Потворствовать вампирам – не что иное, как умножать зло.
Тот самый случай, когда “молчанием предаётся Бог”.
4. Есть ещё путь святых. Молитвенного и аскетического подвига “за грехи мира”.
Но тут мы с Вами, как я понимаю, не потянем.
Значит, остаётся Изания – противостояние тех, кто не хочет быть ни волком, ни молчаливой овцой.
Ни жрать других, ни самому служить пищей.
Путь в гору и против течения всегда труден, но у нас нет иного выхода.
Разумеется, лезть на рожон глупо. Но уповать, что законы бойни станут гуманными – ещё глупее.
Поэтому давайте следовать опять же евангельскому наставлению:
“Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры как змии, и просты, как голуби”.
Л.Хачатуров:
- Сейчас ситуация такова, что финансы есть, а Власти нет.
Есть псевдовласть от финансов и богатства. Но она защищает не народ, а финансы и богатство.
Юлия:
- Но это и есть власть!
Та самая “власть тьмы”, когда “сатана правит бал и люди гибнут за металл”.
И о которой сказано:
“У нас в России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти”.
О какой такой Власти с большой буквы Вы грезите?
Капитал же, стремясь к “дурной бесконечности” возрастания, всегда стремится войти во власть и завладеть ею...
На этом, собственно, и строится глобализм нового мирового порядка.
Идеал которого – человек, служащий нулям своего банковского счёта.
Л.Хачатуров:
- Возникнет Власть – и он (капитал) съёжится до своих нормальных размеров.
Юлия:
- Неужто Вы не слыхали о поголовной коррумпированности чиновничества?
Даже “отцу народов”, смертельному врагу капитала, приходилось время от времени производить чистки среди “касты проклятой”, как он называл перерождающуюся номенклатуру.
Основой Изании должно стать не наличие или отсутствие капитала, а новое к нему отношение.
Не как к пути во власть над другими или к безудержному потреблению, а как к аккумулятору средств для духовно-творческой реализации себя и других.
Для осуществления Призвания в самом высоком смысле этого слова.
Не за счёт других, а в связке с другими.
* * *
Восхождение в связке.
Л.Хачатуров:
- Нам всем предстоит преобразиться.
Изания сможет послужить своеобразным реабилитационным центром, где население будет превращаться в народ.
Юлия:
- Спасибо, лучше не скажешь.
Только ежели мы для этого будем ждать милостей от земной власти, оно, население, превратится не в народ, а в кладбище.
Ни в коем разе не призываю “Русь к топору”.
Но окончание этого знаменитого письма Герцена из позапрошлого века весьма поучительно:
“Прощайте и помните, что в который раз губит нас вера в добрые намерения царей”.
2002-05-07
* * *
Про Третьяковых и Пироговых
Игорь (К-М):
- Частная собственность – законный механизм власти над людьми и их эксплуатации.
Если она настоящая, а не игрушечная, про которую Вы пишете.
Нужно такое в Изании?
Юлия:
- Повторяю – частная собственность действительно, как правило, является “законным механизмом власти над людьми и их эксплуатации”.
Но это отнюдь не означает, что какой-либо Третьяков, Пирогов или Боткин из Изании не могут по этой причине приобрести в собственность картинную галерею или больницу.
Не вижу в современном мире иного способа реального его преобразования в лучшую сторону.
Практически всё можно использовать и во благо, и во вред...И атом, и генетику, и интернет.
И даже церковь.
Кстати, многие святые были очень богатыми людьми (святитель Николай, Василий Великий). И богатство давало им возможность делать добрые дела.
Изания - союз тех, кто (на второй ступени) будет использовать частную собственность и прибыль (внутри Изании) для развития духовно-творческого потенциала своего и других.
Для возрождения страны, для противостояния новому мировому порядку.
Ведь к нам люди будут идти по убеждению.
То есть изначальные противники эксплуатации.
Или Вы собираетесь противостоять глобализму с сохой?
Группы изан будут иметь в собственности больницы, киностудии, издательства, сельхозугодья, возможно, и предприятия...
Что в этом плохого, если все они будут работать друг на друга по нашим законам?
Новая форма частной коллективной собственности безо всякой эксплуатации.
Не забывайте, Игорь, - речь ведь не о всём населении.
Изания – союз сугубо добровольный.
Просто если дело пойдёт правильно, к нам будет присоединяться всё больше народу.
* * *
Тащить не всех бегемотов
Л.Хачатуров:
- Ну вот вам, Юлия, получите: “Глас из болота”.
Юлия:
- Был ещё при советской власти писатель Валентин Овечкин.
Слыхала, что он однажды вступился за народ и написал очерк супротив властей.
Так эти же самые рабочие в ответных откликах до того измордовали “народного заступника”, что он, разочаровавшись в “бегемоте”, пустил себе пулю в лоб.
Я, к счастью, никогда по поводу “народной святости” не обольщалась – первородный грех ещё никто не отменял.
И постсоветский бегемот своей “свободной волей” в данный момент из болота вылезать не намерен – тут Вы совершенно правы.
Изания, повторяю, уповает не на весь “народ”, а на его лучших представителей.
То есть мы будем тащить не всех бегемотов подряд, а которые об этом попросят своим бегемотским волеизъявлением.
* * *
Про власти-напасти
Александр:
- А вы всё ищете хозяев на свою голову.
Л.Хачатуров:
- То, что сейчас народ незащищён, означает, что власти нет.
Юлия:
- Ребята, будьте точнее в высказываниях.
Это лишь означает, что нет власти “пастырской”. А есть вампирская “власть тьмы”.
Но это - тоже власть, заставляющая людей терять человеческий облик.
Извините за повтор, но воистину:
“в России две напасти: внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти”.
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть I
- Просмотров: 525
(1960 год)
Весной шестидесятого я должна была ехать на совещание молодых прозаиков в Комарово под Ленинградом, но тут выяснилось, что жду ребёнка.
То есть я его, само собой, не ждала. Это был последний выпускной год, предстояла защита диплома и госэкзамены.
Кроме того, я, всё более грезя о лаврах Маты Хари, поступила учиться ещё и на курсы английского языка.
Маячили на горизонте и несколько интереснейших командировок.
В общем, ребёнок в это “планов громадьё” никак не вписывался.
Я сделала “по знакомству” у врачихи в женской консультации серию гормональных уколов и отправилась в Комарово с уверенностью, что всё будет в порядке. Вернулась через две недели.
- Это ж надо, как жить хочет!, - развела руками врачиха и выписала мне срочное направление в больницу к своей подруге.
- Скажешь - уплочено.
Но тут что-то произошло. Моё состояние, которое я прежде воспринимала, как досадную болезнь, вроде аппендикса, нуждающегося в немедленном удалении, вдруг из-за этой врачихиной фразы приобрело совсем иной смысл.
Ребёнок, который “хочет жить”. Ребёнок. Человек, которого я собираюсь убить. Чуть не убила..
Мысль, которой я ужаснулась, и поняла, что не смогу этого сделать.
Помню, как родичи меня успокаивали и уговаривали.
Дескать, и диплом надо получить, и Борис пока на своём Радио недостаточно зарабатывает, и ещё сто раз родишь, и свекрови скоро на пенсию, вот тогда...
И, наконец, главное: ты ж уколы делала, родится невесть-что.
- Оставляй, - неожиданно буркнул Борис, - Что будет, то и будет.
Проревев всю ночь, я побежала к врачихе. Та подивилась моей внезапной “дурости” и заверила:
- Ребёнку ничего не сделалось, а вот роды могут быть с осложнениями. Чокнутые мы, всё же, бабы...
И повторила:
- Это ж надо, какой живучий!
Дома я приготовилась к новым атакам, но там лишь обречённо вздохнули.
А Борис отобрал у меня сигарету и стал подсчитывать, когда...
Получалось, в аккурат к зимней сессии.
Я решила, что никто ничего не должен знать – ни в редакциях, ни на факультете, ни знакомые с друзьями – никто.
И, надо сказать, мне это удалось. Я вела прежний образ жизни, разве что без выпивок и почти без курева. Да по вечерам мы с Борисом совершали долгие прогулки по ВДНХ и Сокольникам.
Я панически боялась “потерять фигуру” (было, что терять). Делала какие-то йоговские упражнения, от чего действительно до семи месяцев ничего не было заметно. Разве что - “ты, вроде, поправилась”.
К счастью, тогда вошли в моду мешковатые пальто и платья-трапеции. В общем, все курсовые на заочное отделение я сдала, в командировках отчиталась.
Но роды случились неожиданно и, как и предостерегала врачиха, всё было “не так”.
В палате все вокруг орали на разные голоса, а я смотрела в потолок и, улыбаясь, умирала.
Я ещё не знала, что умираю, что всё неправильно – и ягодичное прилежание из-за этой экзотической йоги, и “сухие роды”, и полное отсутствие родовой деятельности – из-за тех самых уколов.
Медперсонал вокруг тоже не особенно интересовался моими намерениями – ждал, когда заору, как все.
А я не орала.
Потом кто-то из понимающих родичей или знакомых спохватился и забил тревогу. Отчим срочно привёз в роддом тогдашшнего светилу акушерства – профессора Ланковица.
Медперсонал вокруг забегал, зашушукался. Профессор что-то колдовал с моим безучастным телом, а потом объяснил мне, что происходит: ребёнок задыхается, поэтому мне надо немедленно тужиться и рожать. Самой.
Потому что медицина в данном случае бессильна из-за “ягодичного прилежания”.
Если же у меня лично ничего не получится, ребёнка придётся вынимать по кускам. Потому что иначе погибнет мать. То есть я.
Я всё поняла и старалась изо всех сил, потому что схватки начались сразу же после отъезда “светилы”.
Молча корчилась у себя на койке, натянув до подбородка одеяло, и отмахивалась от врачей.
Я ужасалась этому “по кускам”. Ребёнок, который “хотел жить”, был уже частью меня, главней меня.
Я надеялась, что, если умру, они плюнут на меня и спасут его.
И, когда захлестнула волна особенно нестерпимой боли, я откинула одеяло и, как тогда в детстве, увидала в белой плите нависшего потолка отчётливо проступивший прямоугольник.
То ли дверь без ручки, то ли люк.
В прорези просачивался голубой с золотом свет. И уже не было ни разрывающей тело боли, ни страха – только желанно свободная золотая голубизна.
Надо только высоко, очень высоко подпрыгнуть, изо всех оставшихся сил толкнуть дверь и вырваться.
Насовсем.
Однако снова внезапное: “должна!”.
Должна оставаться на этой пыточной койке, на которой распята, как на Кресте. Вроде бы своей, но отнюдь не собственной Волей.
Должна, потому что принадлежу не себе, даже не ребёнку, а таинственному слову “должна”, которое и есть я .
И тогда делаю ещё одно отчаянное усилие, слыша крик подбежавшей акушерки:
- Ты чего не орёшь-то? Маша, живо её на каталку! Рожает уже, а не орёт!
- Старайся, мамаша, старайся, тут щипцы нельзя, только сама...
А потом – этот первый крик.
Я тогда ещё не знаю Евангельских слов:
“Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришёл час её; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир”.
Но от этого удивительного крика действительно разом оказываюсь в ином измерении, где есть только полузадохшееся синюшное и сморщенное существо в руках акушерки, корчащееся в одновременно скорбном, возмущённом и победном плаче.
- Девочка, - говорят мне, - Нет, нет, руками нельзя.
Господи, какая ж она страшная… Какая она прекрасная!
Виктория – победившая смерть, Победа, - так мы её назовём.
Она вырастет стройной, красивой и трудолюбивой, выучится на хирурга-офтальмолога, как и её второй муж. Спасёт зрение тысячам людей.
Но это потом, а пока я уже через пару недель с перебинтованной грудью (чтобы не “сгорело” молоко), буду бегать на консультации, зачёты и экзамены, на курсы английского, оставляя Вику с няней.
А там и дипломную работу придётся защищать (серия очерков). Затем – сдавать госэкзамены и английский на курсах...
С ужасом вспоминаю, как приходилось иногда оставлять Вику в коляске во дворе на попечение “блаженной” Веры, которая часами неподвижно сидела в кресле. Всегда улыбалась, на всё соглашалась, и по-детски радовалась гостинцам, которыми я её одаривала.
Благо, Вика росла ангельски спокойным ребёнком. Ей было годика два, когда однажды ночью её вдруг затошнило, - так она не стала никого будить, сама склонилась над горшком.
Затем снова задвинула его под кровать и улеглась.
О случившимся мы узнаем только утром.
-Не зовите мне врача, я сама выживу, - одно из её детских изречений.
В наши дни весьма актуальных.
Весной шестидесятого я должна была ехать на совещание молодых прозаиков в Комарово под Ленинградом, но тут выяснилось, что жду ребёнка.
То есть я его, само собой, не ждала. Это был последний выпускной год, предстояла защита диплома и госэкзамены.
Кроме того, я, всё более грезя о лаврах Маты Хари, поступила учиться ещё и на курсы английского языка.
Маячили на горизонте и несколько интереснейших командировок.
В общем, ребёнок в это “планов громадьё” никак не вписывался.
Я сделала “по знакомству” у врачихи в женской консультации серию гормональных уколов и отправилась в Комарово с уверенностью, что всё будет в порядке. Вернулась через две недели.
- Это ж надо, как жить хочет!, - развела руками врачиха и выписала мне срочное направление в больницу к своей подруге.
- Скажешь - уплочено.
Но тут что-то произошло. Моё состояние, которое я прежде воспринимала, как досадную болезнь, вроде аппендикса, нуждающегося в немедленном удалении, вдруг из-за этой врачихиной фразы приобрело совсем иной смысл.
Ребёнок, который “хочет жить”. Ребёнок. Человек, которого я собираюсь убить. Чуть не убила..
Мысль, которой я ужаснулась, и поняла, что не смогу этого сделать.
Помню, как родичи меня успокаивали и уговаривали.
Дескать, и диплом надо получить, и Борис пока на своём Радио недостаточно зарабатывает, и ещё сто раз родишь, и свекрови скоро на пенсию, вот тогда...
И, наконец, главное: ты ж уколы делала, родится невесть-что.
- Оставляй, - неожиданно буркнул Борис, - Что будет, то и будет.
Проревев всю ночь, я побежала к врачихе. Та подивилась моей внезапной “дурости” и заверила:
- Ребёнку ничего не сделалось, а вот роды могут быть с осложнениями. Чокнутые мы, всё же, бабы...
И повторила:
- Это ж надо, какой живучий!
Дома я приготовилась к новым атакам, но там лишь обречённо вздохнули.
А Борис отобрал у меня сигарету и стал подсчитывать, когда...
Получалось, в аккурат к зимней сессии.
Я решила, что никто ничего не должен знать – ни в редакциях, ни на факультете, ни знакомые с друзьями – никто.
И, надо сказать, мне это удалось. Я вела прежний образ жизни, разве что без выпивок и почти без курева. Да по вечерам мы с Борисом совершали долгие прогулки по ВДНХ и Сокольникам.
Я панически боялась “потерять фигуру” (было, что терять). Делала какие-то йоговские упражнения, от чего действительно до семи месяцев ничего не было заметно. Разве что - “ты, вроде, поправилась”.
К счастью, тогда вошли в моду мешковатые пальто и платья-трапеции. В общем, все курсовые на заочное отделение я сдала, в командировках отчиталась.
Но роды случились неожиданно и, как и предостерегала врачиха, всё было “не так”.
В палате все вокруг орали на разные голоса, а я смотрела в потолок и, улыбаясь, умирала.
Я ещё не знала, что умираю, что всё неправильно – и ягодичное прилежание из-за этой экзотической йоги, и “сухие роды”, и полное отсутствие родовой деятельности – из-за тех самых уколов.
Медперсонал вокруг тоже не особенно интересовался моими намерениями – ждал, когда заору, как все.
А я не орала.
Потом кто-то из понимающих родичей или знакомых спохватился и забил тревогу. Отчим срочно привёз в роддом тогдашшнего светилу акушерства – профессора Ланковица.
Медперсонал вокруг забегал, зашушукался. Профессор что-то колдовал с моим безучастным телом, а потом объяснил мне, что происходит: ребёнок задыхается, поэтому мне надо немедленно тужиться и рожать. Самой.
Потому что медицина в данном случае бессильна из-за “ягодичного прилежания”.
Если же у меня лично ничего не получится, ребёнка придётся вынимать по кускам. Потому что иначе погибнет мать. То есть я.
Я всё поняла и старалась изо всех сил, потому что схватки начались сразу же после отъезда “светилы”.
Молча корчилась у себя на койке, натянув до подбородка одеяло, и отмахивалась от врачей.
Я ужасалась этому “по кускам”. Ребёнок, который “хотел жить”, был уже частью меня, главней меня.
Я надеялась, что, если умру, они плюнут на меня и спасут его.
И, когда захлестнула волна особенно нестерпимой боли, я откинула одеяло и, как тогда в детстве, увидала в белой плите нависшего потолка отчётливо проступивший прямоугольник.
То ли дверь без ручки, то ли люк.
В прорези просачивался голубой с золотом свет. И уже не было ни разрывающей тело боли, ни страха – только желанно свободная золотая голубизна.
Надо только высоко, очень высоко подпрыгнуть, изо всех оставшихся сил толкнуть дверь и вырваться.
Насовсем.
Однако снова внезапное: “должна!”.
Должна оставаться на этой пыточной койке, на которой распята, как на Кресте. Вроде бы своей, но отнюдь не собственной Волей.
Должна, потому что принадлежу не себе, даже не ребёнку, а таинственному слову “должна”, которое и есть я .
И тогда делаю ещё одно отчаянное усилие, слыша крик подбежавшей акушерки:
- Ты чего не орёшь-то? Маша, живо её на каталку! Рожает уже, а не орёт!
- Старайся, мамаша, старайся, тут щипцы нельзя, только сама...
А потом – этот первый крик.
Я тогда ещё не знаю Евангельских слов:
“Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришёл час её; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир”.
Но от этого удивительного крика действительно разом оказываюсь в ином измерении, где есть только полузадохшееся синюшное и сморщенное существо в руках акушерки, корчащееся в одновременно скорбном, возмущённом и победном плаче.
- Девочка, - говорят мне, - Нет, нет, руками нельзя.
Господи, какая ж она страшная… Какая она прекрасная!
Виктория – победившая смерть, Победа, - так мы её назовём.
Она вырастет стройной, красивой и трудолюбивой, выучится на хирурга-офтальмолога, как и её второй муж. Спасёт зрение тысячам людей.
Но это потом, а пока я уже через пару недель с перебинтованной грудью (чтобы не “сгорело” молоко), буду бегать на консультации, зачёты и экзамены, на курсы английского, оставляя Вику с няней.
А там и дипломную работу придётся защищать (серия очерков). Затем – сдавать госэкзамены и английский на курсах...
С ужасом вспоминаю, как приходилось иногда оставлять Вику в коляске во дворе на попечение “блаженной” Веры, которая часами неподвижно сидела в кресле. Всегда улыбалась, на всё соглашалась, и по-детски радовалась гостинцам, которыми я её одаривала.
Благо, Вика росла ангельски спокойным ребёнком. Ей было годика два, когда однажды ночью её вдруг затошнило, - так она не стала никого будить, сама склонилась над горшком.
Затем снова задвинула его под кровать и улеглась.
О случившимся мы узнаем только утром.
-Не зовите мне врача, я сама выживу, - одно из её детских изречений.
В наши дни весьма актуальных.
Подкатегории
Дремучие двери
Роман-мистерия Юлии Ивановой "Дpемучие двеpи" стал сенсацией в литеpатуpном миpе еще в pукописном ваpианте, пpивлекая пpежде всего нетpадиционным осмыслением с pелигиозно-духовных позиций - pоли Иосифа Сталина в отечественной и миpовой истоpии.
Не был ли Иосиф Гpозный, "тиpан всех вpемен и наpодов", напpавляющим и спасительным "жезлом железным" в pуке Твоpца? Адвокат Иосифа, его Ангел-Хранитель, собирает свидетельства, готовясь защищать "тирана всех времён и народов" на Высшем Суде. Сюда, в Преддверие, попадает и Иоанна, ценой собственной жизни спасающая от киллеров Лидера, противостоящего Новому Мировому Порядку грядущего Антихриста. Здесь, на грани жизни и смерти, она получает шанс вернуться в прошлое, повторив путь от детства до седин, переоценить не только личную судьбу, но и постичь глубину трагедии своей страны, совершивший величайший в истории человечества прорыв из тисков цивилизации потребления, а ныне вновь задыхающейся в мире, "знающем цену всему, но не видящем ни в чём ценности"...
Книга Юлии Ивановой пpивлечет не только интеpесующихся личностью Сталина, одной из самых таинственных в миpовой истоpии, не только любителей остpых сюжетных повоpотов, любовных коллизий и мистики - все это сеть в pомане. Но написан он пpежде всего для тех, кто, как и геpои книги, напpяженно ищет Истину, пытаясь выбpаться из лабиpинта "дpемучих двеpей" бессмысленного суетного бытия.
Скачать роман в формате электронной книги fb2: Том I Том II
Дверь в потолке. Часть I
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Дверь в потолке. Часть II
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Последний эксперимент
Экстренный выпуск!
Сенсационное сообщение из Космического центра! Наконец-то удалось установить связь со звездолетом "Ахиллес-087", который уже считался погибшим. Капитан корабля Барри Ф. Кеннан сообщил, что экипаж находится на неизвестной планете, не только пригодной для жизни, но и как две капли воды похожей на нашу Землю. И что они там прекрасно себя чувствуют.
А МОЖЕТ, ВПРАВДУ НАЙДЕН РАЙ?
Скачать повесть в формате электронной книги fb2
Скачать архив аудиокниги
Верни Тайну!
* * *
Получена срочная депеша:
«Тревога! Украдена наша Тайна!»
Не какая-нибудь там сверхсекретная и недоступная – но близкая каждому сердцу – даже дети её знали, хранили,
и с ней наша страна всегда побеждала врагов.
Однако предателю Плохишу удалось похитить святыню и продать за бочку варенья и корзину печенья в сказочное царство Тьмы, где злые силы спрятали Её за семью печатями.
Теперь всей стране грозит опасность.
Тайну надо найти и вернуть. Но как?
Ведь царство Тьмы находится в сказочном измерении.
На Куличках у того самого, кого и поминать нельзя.
Отважный Мальчиш-Кибальчиш разведал, что высоко в горах есть таинственные Лунные часы, отсчитывающие минуты ночного мрака. Когда они бьют, образуется пролом во времени, через который можно попасть в подземное царство.
Сам погибший Мальчиш бессилен – его время давно кончилось. Но...
Слышите звук трубы?
Это его боевая Дудка-Побудка зовёт добровольцев спуститься в подземелье и вернуть нашу Тайну.
Волшебная Дудка пробуждает в человеке чувство дороги, не давая остановиться и порасти мхом. Но и она поможет в пути лишь несколько раз.
Торопитесь – пролом во времени закрывается!..