Библиотека

Несмотря на все эти катаклизмы, на личном фронте всё у нас было вроде безоблачно.

  Родственники опасались, что у воцерковлённого Бориса будут неприятности по службе (он был, к тому же, партийным).
 Но Господь хранил.
Как-то мы поехали перед чистым четвергом собороваться на квартиру к одной из духовных чад отца Владимира.
Народу было много. Помогали батюшке ещё отец Димитрий Смирнов (он сейчас тоже знаменитость, часто мелькает на ТВ) и отец Аркадий.
Закончилось всё очень поздно, метро закрылось, и мы предложили развезти батюшек по домам на нашей машине.
Искушения начались сразу же, как только Борис, не вняв совету отца Владимира не ехать через Центр, помчался по площади Дзержинского.
Как раз у того самого  здания на Лубянке раздался милицейский свисток.

- Вот к чему приводит непослушание, - сокрушенно вздохнул отец Владимир, готовясь к худшему.
Но ничего не произошло – Борис переговорил с инспектором и вернулся.
Оказалось, свистели вовсе не ему.

Двинулись дальше.
Отца Владимира благополучно доставили домой, но затем в машине стало что-то погромыхивать и потрескивать.
С грехом пополам отвезли и отца Аркадия.
Ну а уж на Ленинском проспекте, по дороге к дому отца Димитрия, машина и вовсе словно взбесилась.
Под оглушительный треск и лязганье отец Димитрий выскочил из неё, замахал руками на наши уговоры, что “может, исправим”, и помчался ловить такси.

- Тут стоять не положено.

Мы объяснили инспектору, что сломались – мотор даже не заводился.
Он помог откатить машину в переулок, посочувствовал и ушёл.
Что делать? – мы ведь собирались на дачу.
Воззвали к небу и в последний раз попытались завестись.
И вдруг, о чудо, поехали, как ни в чём не бывало - никакого лязга, треска.
На место прибыли уже без всяких приключений.

Потом выяснится, что в тормозной барабан попала открутившаяся гайка.
Этот случай я описала в “Дремучих дверях”.

Но там нет про Сашку, который снова объявится – как всегда без документов, в каком-то рванье и зверски голодный.
Поев, отогревшись и отмывшись, порадует, что за ним опять охотится милиция.

- Вот завтра туда и пойдём, - сказала я.

- Не, уж лучше под электричку, чем в камеру.

- А мы помолимся.

Надо сказать, что в экстремальных ситуациях я снова и снова убеждалась в волшебной силе молитвы. Расскажу лишь о нескольких случаях.

Вечером 17 июля, накануне Сергиева дня, поехала я в Лавру. Исповедалась, подала записки.
Хотела приложиться к раке, но народу битком, шла служба, в июльскую жарищу дышать было нечем.
Боялась упасть в обморок, но терпела, пульс частил.
Какая-то бабуля милостиво подвинулась, освободив мне место у открытого окна.

- Что, дочка, худо? Ничего... Преподобный милостив, сподОбит приложиться. Я сама только из больницы. Сказывали, инфаркт.

  Я взяла её сухую коричневую руку, с трудом нащупала пульс.
В жизни не слыхала ничего подобного!
Тук. Тук-тут-тук. Тук-тук. Долгая пауза. Тук-ту-тук. Ту-тук. Опять пауза...
Похоже, мерцательная аритмия.

  - Бабуль, давай я тебе валокординчику…

  Сама –то я уже не раз приложилась к пузырьку. Прямо из горлышка, без воды.

  Бабуля отмахнулась, чтоб я ей не мешала слушать службу.
Оглядевшись, я устыдилась – кругом было полно таких же немощных телом, но сильных духом прихожан. И все молились усердно, и объединяла их одна цель – приложиться с последним “аминь” к животворящей раке Преподобного.

И плевать им было на пульсы, давление и прочие инфаркты-инсульты. Их уж если выносили из храма, то замертво, как рядовых с поля боя.

  Наконец, очередь двинулась к раке.
Бабуля с предынфарктным пульсом прокладывала мне дорогу.
Я прикоснулась губами к влажному от сотен губ стеклу, вышла из храма, окунувшись с наслаждением в благодатную вечернюю прохладу догорающего Сергиева дня. И действительно ощутила себя усталым солдатом на привале.

Но расслабляться было нельзя.
Заглянув в расписание поездов, обнаружила, что если не успею на электричку, отходящую с нашего вокзала в 23-40, то следующая будет далеко за полночь, придётся идти одной от станции.
А в те времена лютовал в наших краях какой-то маньяк…

- Святой Сергий, помогай! – взмолилась я и рванула к вокзалу.
Едва успела вскочить в десятичасовую Александровскую электричку, отдышалась, стала подсчитывать.
На Ярославский прибываем в одиннадцать минут двенадцатого...Там – по платформе, вниз в метро по эскалатору, проехать пять остановок. Затем вверх по одному, другому эскалатору...
Нет, не успеть. Разве что чудо…

   И чудо несло меня, преодолевая время и земное притяжение – мимо подмосковных платформ, расступающихся пассажиров, сквозь толпу которых я петляла, как плывущий уж.   
  Затем вниз по эскалатору, будто на санках – аж ветер в ушах.
На Комсомольской секунда в секунду успеваю вскочить в сдвигающиеся двери. Несёмся по кольцу...
До сих пор помню это дивное ощущение невесомости, полёта, когда до отхода электрички оставалась одна минута, а я бежала вверх по двум эскалаторам – некое существо без тела и возраста.
По вестибюлю метро, по платформе к ждущей меня электричке.
Я уже не сомневалась – она ждёт именно меня, потому что часы показывали сорок две минуты двенадцатого, и светофор был зелёный.

- Осторожно, двери закрываются, - грянуло из того другого, реального мира.

- Святой Сергий, святой Сергий!.. – молила я, приближаясь к вожделенной двери между двумя измерениями. В которую вонзилась стрелой, и которая сразу же намертво за мною сомкнулась.

  Я даже не запыхалась.
Вагон был почти пустой, пассажиры оглядывались на меня, но мне было плевать.
Сидела на каком-то неудобном месте, среди чужих мешков, и всхлипывала, промокая щёки краем косынки.

*   *   *
2 апреля

День Космонавтики и день рождения сестры Нади. Приглашала – не поехали, сославшись на здоровье.

13 апреля

Умер отчим, писатель Елизар Мальцев

15 апреля

Пятница пасхальной седмицы.
 В очереди за молоком соседка принародно опять начинает нас поносить. Глаза белые, в углах рта – пена. Спасаюсь бегством.
 Борис увещевает, чтоб хоть в святую седмицу угомонилась, осеняет её крестом:
 - Как же бес тебя мучает!

А рогатый её устами, но уже нежЕнским басом грозит нам страшными бедами. За то, что развешиваем у себя на окнах иконы, которые сводят людей с ума.

Ну что тут скажешь? Мороз по коже.
 Великие, и те остерегались бесов – Пушкин, Гоголь, Достоевский.
 Будут парнокопытные церемониться с какой-то там Ивановой!

Спокойно, Бог всё равно сильней.

*   *   *

О БЕСАХ.

Но человек, не различая лики,

Когда-то столь знакомые, и мысля

Себя единственным владыкою стихий,

Не видит, что на рынках и базарах,

За призрачностью биржевой игры,

Меж духами стихий и человеком

Не угасает тот же древний спор.

Что человек, освобождая силы

Извечных равновесий вещества,

Сам делается в их руках игрушкой.

  (Максимиллиан Волошин)

*   *   *

16 апреля

Кремация отчима.
 Мы на похороны не поехали – оба в лёжку после вчерашнего скандала. Послали представительствовать Вику с зятем Алёшей.

 Вика рассказывала, что всё прошло в жуткой нервотрёпке и спешке, батюшка куда-то опаздывал и рвался в темпе отпеть покойника прямо на асфальте или клумбе.
 Вика такой перспективе ужаснулась.
 В конце концов, отпели известного советского писателя тут же в автобусе.

На кремации народу почти не было, на поминках тоже. Публикаций тоже не было.

*   *   *

ПОДДЕРЖКА ИЗ-ЗА БУГРА

Бернард Лиетер:
 “Для того, чтобы оздоровить общество, мы должны оздоровить денежную систему. Это требует сокращения значения денег в нашей жизни и восстановления их адекватной роли в деле воссоздания и защиты реального богатства.
(Деньги - как мера труда – Юлия)

Деньги необходимо демифологизировать…
Мы должны заново воссоздать социальное измерение в экономике.
 Это должно осуществляться через возрождение безденежных форм обмена. Индивидуумы, семьи и общины должны постепенно освободиться от хищнических институтов глобальной экономики.

 В обществе, где отношения определяются любовью, великодушием и коммунальной солидарностью, значение денег при помощи личного обмена и привлечения ресурсов значительно снизится.
 Произойдёт снижение уровня потребления и ослабление привязки к оплачиваемой работе, повышение значения местного производства для удовлетворения элементарных потребностей и усиление личной включённости в продуктивную семейную и общественную жизнь.

Общая валюта для членов отдельного города или географического района –это одно из средств в движении к данным целям.

*   *   *

Многие лучшие умы нашего времени заняты поисками путей использования финансовой системы в целях ещё большего присвоения реальных богатств нашего мира теми, кто уже сегодня контролирует их большую часть.

Но есть также и те, кто ищет возможности изменения денежной системы в пользу общества, действующего во благо всех людей и защищающего окружающую среду.

Сегодня человечество просто обязано решить главную задачу: заставить деньги работать не на себя самих, не на несправедливое обогащение хищного меньшинства, а на служение такому обществу, которое существует ради народа, ради труда, ради здорового и справедливого мира”.

*   *   *


Не знаю, различает ли мой зарубежный единомышленник бесов “призрачной биржевой игры” и “рыночных стихий и базаров”, вообще не знаю, какую он исповедует веру.

 Но я счастлива, что он есть, существует в природе, как и другие наши с ним соратники “по ту и по сю сторону”.
 Как и мои читатели, как гости “Июльской беседки”, которых удалось за эти годы “романа в Интернете” хотя бы убедить в главном: мир можно изменить к лучшему без войн и крови.
 И мы знаем, как это сделать.
 Как обрести Царствие уже здесь, на земле.

*   *   *

Передо мной по-прежнему монитор, клавиатура, за окном – чёрные развалины забора и крыша соседского сарая на заросшем бурьяном участке. К которому рабы Нехорошего Дома рвутся присобачить ещё несколько метров, положив на это остаток жизней.
Своих и наших.

Через несколько дней - уже областной суд, куда передано дело, а потом, наверное, ещё много, много судов…
Тошно.

Разгар весны. В саду отцветают крокусы, набирают бутоны тюльпаны. Кто их будет продавать в этом году? Наверное, так и пропадут.

Перед прогулкой с Джином надо бы посмотреть новости по ящику, но особого желания нет - жизнь “на воле” с каждым днём всё страшней и муторней.
 Пропади всё пропадом вместе с непрочитанной грудой газет на диване. Уже много лет чуждый и ненавидимый мною мир.
Земля бета из “Последнего эксперимента”.

*   *   *

ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ

А.Минкин:
 “Старорежимные люди жалуются на детей: мол, растут потребителями.
 Но проедешь с ребёнком полчаса по любому проспекту или на метро – за эти тридцать минут его атакуют тысячи соблазнов: вывески, рекламы, растяжки – купи, купи, купи! съешь! покури! выпей!

И против этого грандиозного хора глупый и слабый дуэт мамы с папой: это вредно, это дорого, это тебе рано. И никакой помощи нигде.
 И дом уже не твоя крепость. И дома ящик продолжает эту атаку.
 И даже если вы выбрали подходящий фильм, какую-нибудь старую советскую Золушку и Принца, - фильм, в котором вы уверены, как в самом себе…

Вы открываете ребёнку дверь в ваш родной дом…а в подъезде подонок. И не успели вы отшатнуться – прямо перед вашим лицом, перед лицом ребёнка он распахивает пальто: “Спонсор показа!”, а за этим уродом и вся шайка: пиво, презервативы – в самый раз для Золушки.

Двести лет назад вертикаль власти была куда твёрже. Никаких депутатов, никаких европейских судов, никаких прав человека. Подданные Её Величества были абсолютно беззащитны.
 Однако появились и были напечатаны стихи, которые и сейчас невозможно читать без страха за судьбу автора:

ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ.

Восстал всевышний Бог, да судит земных богов во сонме их;

До коли, рек, до коль вам будет щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы, на лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных, несчастливым подать покров;

От сильных защитить бессильных, исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! Видят и не знают! Покрыты мздою очеса:

Злодейства землю потрясают, неправда зыблет небеса.

Цари! Я мнил, вы боги властны, никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны, и так же смертны, как и я.

И вы подобно так падёте, как с древ увядший лист падёт!

И вы подобно так умрёте, как ваш последний раб умрёт!

Воскресни, Боже! Боже правых! И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых, и будь един царём земли!


За такой призыв к воскрешению - ни в каземат, ни в сумасшедший дом, ни на каторгу Державина даже не сослали.
 А после даже пригласили на выпускные экзамены Царского лицея.

Учат ли это сейчас в школах? Рядом с этими словами современные критические заметки выглядят робко и бледно.

Вмешается ли Бог? Захочет ли Он нас спасти?
 Иногда Он это делал (Потоп, Содом и Гоморра…)
 После Потопа он обещал больше не делать одного – не уничтожать всех людей.

Но если, в результате упорного, мощного и стремительного расчеловечивания, люди исчезнут (останется лишь внешнее, бездушное сходство) – это снимет обещание.
 Животным Он ничего такого не обещал.

Бог считает нас людьми за душу, а не за колесо, порох, компьютер, ТВ. Утратив душу, мы в Его глазах перестанем быть людьми, и Он, скорее всего, устроит зачистку.

В Содоме Он готов был пощадить всех ради (после жуткого торга с Авраамом) десяти праведников. Не нашлось.
На многие тысячи жителей не нашлось и десяти”.
 2004-04-26, МК

*   *   *


Борис в очередной раз объявил, что больше в рот не возьмёт ни капли.
 Я, само собой, не поверила – такое уже не раз случалось и неизбежно нарушалось – никакие мерцаловки и давление за двести не могли остановить эту будто кем-то запущенную в нём программу самоуничтожения.
 Я не то чтоб примирилась - свыклась.

Однако прошёл день, другой, неделя – Борис держался.
 Он, привыкший чувствовать себя под опекой то свекрови, то под моим бдительным оком, этакий “анфант терибль”, пребывавший в иллюзии, что “поэтому знаю со мной ничего не случится”, вдруг понял, что может остаться один

Мать ушла (он очень тяжело это пережил), у детей – своя жизнь, теперь вот опасность лишться меня.
 И никто не будет запрещать, скандалить, “не пущать”, следить, отбирать – полная свобода самоликвидации и сошествия в ад.

 Понял и, видимо, ужаснулся.
 То ли кромешной этой свободе, то ли действительно испугавшись меня потерять.
 Не странную, спятившую из-за своих мессианских фантазий женщину, с кем прожил, как с инопланетянкой, почти полвека, а саму лодку, в которой он с этой женщиной плыл по морю житейскому, всю дорогу раскачивая.

 Шалил от неприкаянности, в дурном отчаянии, списанный с корабля на пенсию практически в расцвете сил - в 91-м.
 Мстя всему миру, самому себе и ей, женщине рядом.

А посудина вдруг накренилась, зачерпнула воды и…
 Получалась совсем не игра.

Тогда он очухался, схватил недопитый стакан и бросился вычерпывать со дна воду – наверное, всё было так. Или не так?
 Но Борис держался.

Тщательно подготовился к областному суду, съездил в Москву. Вернулся, подробно рассказал, как прошло заседание, и…ни в одном глазу.

Давление в норме, гуляет с Джином, делает всё по дому…

Но высвободившаяся энергия не знает, куда себя деть – вот где опасность. Борису срочно требуется достойное его нового статуса дело.
И, к моему ужасу, он его находит. В бредовых нюансах этого самого распроклятого суда о девшихся куда-то двух метрах земли.
 О которых ещё Толстой в сказке написал.

Целыми днями, обложившись планами, чертежами и документами, посвежевший, помолодевший и полный сил, мой супруг пишет, изучает, чертит, строчит на машинке.

 Возмущается, восторгается, репетирует свои обвинительные судебные речи на очередном, уже почти президентском уровне, а может, и на международном арбитражном…

А я естественно, должна всё внимательно выслушивать, оценивать и вообще активно участвовать в “Процессе века”.
 И не дай бог сказать, что думаю по этому поводу – обидится, опять сорвётся…

Иногда захаживают Сеня - сосед и ответчик, который фигурирует в деле как похититель пограничной “сливной канавы”, и дед-козовод, тоже со всеми нами граничащий.
Тогда меня оставляют в покое, часами споря о каком-то “риперном столбе”, который ещё недавно стоял, а потом ёк – видать, хохлы продали на металлолом и пропили.

Бесам, переселившимся к нам из Нехорошего Дома, снова лафа - приплясывают, показывают мне чёрные язычки-жала.
 Мол, неизвестно, матушка, что лучше, – сгубить душу за пару бутылок водки или пару метров земли…

*   *   *

БЫЛ МЕСЯЦ МАЙ

9 мая, день Победы

Крестили Ангелину.
Была куча родичей, в том числе приехали из Пензы – родня жениха. Мы опять отсиделись на даче, сославшись на моё нездоровье.
Да и для Бориса семейные и несемейные торжества с возлияниями оставались табу.
 Но зато…

Иду на рискованнейший эксперимент и отправляю его накануне дня Победы в Москву с коробкой ранних тюльпанов. Мол, вся выручка в его пользу.
 Альтернатива – свернуть им (цветам) головы, потому что больше продавать некому – не мне же с аритмией бегать от ментов!

Разумеется, трясусь, как заячий хвост, но он возвращается победителем.
 Трезвый, бодрый, всё реализовавший, с деньгами, гостинцами и хозяйственными приобретениями.
 Оживлённо рассказывает, как гоняли менты, что нынче почём… Врос в рынок!
 Глаза блестят - понравилось, получилось!
О проклятом суде с тех пор - ни слова, сам встаёт в шесть утра – я только накануне ему букеты вяжу.
 Сконструировал коробку и приспособление, чтоб можно было посидеть где-нибудь на ступеньках. Устаёт, конечно, иногда сводит ноги, но – при деле мужик!
 И весьма благородном, если разобраться и вспомнить о завете Творца “возделывать и украшать землю”.

А что её украшает лучше цветов? Чем встречают и провожают - в этот мир, в другой город, в последний путь?
 Что дарят юным и старым, именинникам, невестам и покойникам?

И дети – “цветы жизни”. То есть самое дорогое и лучшее.

Это всё я, само собой, внушала Борису. Да он и не спорил.

Так моя хворь обернулась добром, сила Божья в немощи совершилась, приобщив мою половину к полезному и нужному делу.
 А таскалась бы по-прежнему сама с вёдрами и коробками, оставляя супруга наедине с неприкаянностью и нечистью – быть беде.
 Так осуществился в семейном масштабе один из главных принципов Изании - увлечь делом по душе.

*   *   *

 ПОКА НЕТ ИЗАНИИ…

(из газет)

Маркс, ты был прав!

“Как это ни парадоксально, но для понимания нынешнего времени нужно читать Карла Маркса.

 Бородатый пророк коммунизма оказался прав.
 Во второй половине ХХ века Маркс заявил: развитие капитализма ведёт к падению реальной зарплаты наёмных работников.
 В конце концов, капитал будет платить трудящимся ровно столько, чтобы не помереть с голоду и произвести на свет потомство.
 В это время сами капиталисты уменьшатся в числе, став кастой сверхбогачей, и от остального народа их отделит пропасть.

В ХХ веке над этими пророчествами Маркса смеялись.
 И действительно, прошлое столетие, казалось, год за годом опровергало Маркса. Благосостояние западных рабочих действительно росло, особенно во второй половине столетия.

Но люди, зубоскаля по сему поводу, не задумывались – а почему так происходит?
 1917-й и революция в России – вот что насмерть перепугало капитал.

 Нужно было противостоять Советам, нужно было доказать, что капитализм способен дать работникам лучшую жизнь.
 А тут ещё СССР стал поистине отдельной планетой, со своей, самодостаточной экономикой, со своей, отдельной денежной системой.

 Лежал себе огромный Красный Медведь на одной шестой части планетарной суши, делая глобализацию неполной.
 Именно поэтому западногерманский рабочий получал за свой труд 45 марок в час. Именно поэтому укрепился многомиллионный средний класс, превратившийся в большинство на Западе.

Но вот СССР не стало, и на мировом рынке появились орды новых нищих, согласных на любую работу.
 И тогда западный капитализм сбросил маску доброго дядюшки, из-под которой выглянула жестокая и зубастая морда акулы (Вампирия – Ю.И.).
И оказалось вдруг, что “звериный оскал капитализма” – отнюдь не выдумка советской пропаганды.

Начался новый этап истории, при котором средний класс на Западе стал гибнуть, в основном, опускаясь ниже по социальной лестнице.
 Заработки стали падать, безработица – свирепствовать. И очень скоро выяснилось, что это – отнюдь не временное явление.

Некоторые интеллектуалы вдруг вспомнили, что общество, в котором каждый имеет право голоса, где люди считают государство обязанным заботиться о благосостоянии граждан – это всего лишь маленький эпизод в истории капиталистического мира.

 Что на протяжении большей части эпохи капитализма богатые жестоко эксплуатировали бедных, и эти бедные были предоставлены только самим себе.

Теперь западным капиталистам незачем заигрывать со своими работниками.
 Теперь им незачем бояться того, что трудящиеся Запада выйдут на демонстрации под красными флагами, требуя сделать так, как в Советской России – за исчезновением последней.

Нагляднее всего нынешние процессы ожесточения порядков проявляются в Европе.
 Именно в ней элементы социализма были сильнее всего.
Немцы катались, как сыр в масле. В Швеции бизнес платил громадные налоги, чтобы обеспечить народу бесплатное образование и медицинское обслуживание.
 Но вдруг капитал решил с этим покончить.

Зачем, в самом деле, держать предприятия в Европе, где рабочие так дороги и капризны? Ведь теперь можно основать заводы и фабрики там, где рабочие согласны вкалывать за гроши, не требуя никаких социальных гарантий, соглашаясь получать в месяц столько же, сколько европейский рабочий получает за день.

 Модно перенести производство в Китай, в Малайзию, в земли бывшего соцлагеря.
 Прибыли от этого только вырастут, зато высокие европейские налоги платить уже не придётся.
Ибо, что остаётся в Европе? Всего лишь головные конторы корпораций, а уж они-то смогут замаскировать прибыли сотнями разных ухищрений.

Если же государство станет качать права, то и конторы можно перенести в более сговорчивые страны, где налог на прибыль мал или вовсе отсутствует.

 А можно вообще обойтись без налогов, если разместить свой офис на собственном гигантском корабле (Хорошая мысль. Может, и нам офис будущей Изании обустроить на каком-нибудь катере? – Ю.И.).
 И отнюдь не случайно то, что проекты создания гигантских кораблей–офисов особенно активно стали рождаться как раз после падения СССР.

Европейские капиталисты открыто издеваются над своими государствами.
 Ах, вы требуете от нас, чтобы рабочий получал не меньше трёх тысяч евро в месяц? Мы эту норму соблюдём.
 Только рабочих у нас теперь будет в десять раз меньше. И для этого мы уволим со своих заводов миллионы.
 Европейские товары стали терять рынок. Они слишком дороги, и потребитель намного охотнее покупает сапоги, кошельки и брюки известных европейских марок, но сделанные где-нибудь в Азии.

Но уход производства из старой Европы в другие страны – это только полбеды.
 Другой напастью для изнеженных западников стал технический прогресс.

 Хотя он и не носит революционного характера, всё равно он очень повысил производительность труда.
 И не только фабричного.
Прогресс Интернета, информационных технологий и мультимедиа, электронных денег и банкоматов привёл к массовому сокращению рабочих мест в банках и управленческих конторах корпораций, в страховом бизнесе и торговле.

Внезапно оказалось, что Европе не нужны триста миллионов населения, что для насыщения рынка всеми благами нужно не больше 27 процентов ныне живущих европейцев.
 А остальные, получается, шлак, балласт, лишняя биомасса, содержать которую слишком уж накладно.

Конкуренция дешёвой рабочей силы из незападных стран и технологический прогресс уничтожают Европу.
 Газета менеджеров “Уолл –стрит джорнэл” отмечает, что “конкуренция в жестокой глобальной экономике создаёт глобальный рынок труда. Надёжных рабочих мест больше нет”.

Премьер-министр земли Саксония обнаружил аж “целую гору эгоистических интересов”, которую надо “взорвать”.
 Вот эти интересы: выплата зарплаты по больничным, денежные пособия на детей, защита от необоснованного увольнения, пособия по безработице, ежегодный тридцатидневный отпуск и многое другое, что издавна входит в социальную составляющую рыночной экономики Германии.

 Те же самые процессы идут и в Соединённых Штатах.
 Уже невооружённым глазом видно, как с 1973 года падает реальная зарплата среднего класса, а гарантированная занятость сменяется системой найма по краткосрочным контрактам.

 Фактически возрождается система труда поденщиков.
 Опасная болезнь США – это разложение и расслоение собственной нации. Да такое, которое грозит покончить с привычной нам американской демократией.

Если вы думаете, что обнищание образованных людей – только россиянская черта, вы ошибаетесь.
 Мы все хорошо знаем и о другом россиянском феномене: когда богачи, глубоко презирая честных людей, начинают создавать “новый феодализм”.

 То есть селиться в особых посёлках за высокими заборами, под охраной наёмных головорезов-“секьюрити”, заводить свои частные полицию, школы, детские сады, клиники.

 Но оказывается, то же самое происходит и в США.
 Обнищание среднего класса в США объясняется всё той же глобализацией; у американских инженеров, фирменных управляющих, врачей и квалифицированных рабочих появились обученные конкуренты в азиатско-тропических странах.
 Которые, будучи тренированы не хуже американских специалистов, при сём согласны получать гораздо меньше зарплаты.
И по неумолимому закону мирового рынка американские заработки стали падать.

А куда же тогда делись прибавка ВВП, рост экономики?

 Оказывается, они ушли высшим 10 процентам населения.
 Богатые стали богаче, а бедные – беднее.
 Глобализация, которая привела к закрытию многих предприятий в США (в станкостроении, судостроении, автопроме и сталелитейной индустрии) выплеснула в ряды безработных или на более низкооплачиваемые места в сфере услуг миллионы белых рабочих средней квалификации.

 Штаты стали люмпенизироваться . 600 тысяч бездомных в США и 600-800 тысяч, например, во Франции.

Другой вид американских люмпенов (5,8 миллиона душ) – это мужики трудоспособного возраста, которые в прошлом потеряли работу, не обучаются, не имеют права на пенсию по старости и живут без всякого видимого источника средств на существование.

 Они не голосуют на выборах, не обращаются в полицию, не всегда посылают своих детей в школу.
 И даже телефона у таких особей, как правило, нет.
Этих людей называют “Третьим миром” в недрах США, сравнивая с босяками из жалких африканских стран.
 Скоро этот “внутренний Третий мир” вберёт в себя десятки миллионов американцев.

Начала развиваться “культура трущоб” – появление массы необразованных, необученных никакому ремеслу стад городской молодёжи.
Воспитанное телевизором, агрессивное и склонное к насилию, это стадо двуногих недочеловеков обильно питает преступность, страдает наркоманией и хочет жить хорошо, но зарабатывать не может. (см. главу “Осколки” в “Дремучих дверях” – Ю.И.)

 Одновременно идёт обособление богатых.
 Богатые будут оплачивать из своих всё более высоких доходов охраняющую их безопасность частную стражу, тогда как средний класс должен будет довольствоваться опасными улицами, плохими школами, неубранным мусором и ухудшающимся транспортом.

 В наши дни сообщества, обнесённые стенами с запертыми воротами и охраняемые частной полицией, опять стали расти.
Разъедаемые гангреной насилия, разрушением социальной сети и пропастью, растущей между богачами и “списанными со счетов” людьми, США могут быть вовлечены в спираль упадка с удивительной быстротой.

 Объединение Европы в одну Еврозону, маниакальное стремление Запада расширить ВТО только ускоряет процесс крушения прежнего, благополучного мира достатка, демократии и “прав человека”.

Старик Маркс, глядя на происходящее с того света, довольно улыбается в густую бороду.

 Умерев в 1883 году, он точно предвидел будущее.
 Просто появление Советского государства (Антивампирии – Ю.И.) на век задержало воплощение его теории”.

*   *   *

Юстас:
 - Грамотно, что хорошие статьи в одном месте выложили. Вот так бы их задвинуть и на сам сайт – а то ветки форума опустятся и они уйдут на другой лист форума.

Можно назвать подборку вроде “Системы обмена товарами и услугами в мире” или вставить ссылку “Мировой опыт” на лист со статьями в обращение к читателю на главной странице сайта.

И интересно было бы прочитать из “Частных денег”, насколько практически было воплощено в жизнь что-то подобное.
 Сколько оно просуществовало?