Библиотека
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть I
- Просмотров: 519
Вокруг всё стало понемногу меняться. Активизировались “стиляги”, коктейль-холлы и прочие атрибуты “загнивающего Запада”.
Я теперь жила в писательском доме на Лаврушенском, в самом гнезде “золотой молодёжи”. Училась с ними в одной школе.
Однажды меня пригласили на день рождения, где пили коктейли, танцевали “стилем” и играли в бутылочку.
Мой первый в жизни поцелуй был омерзительным – будто холодная, липкая, пропахшая вином медуза вползала в рот.
Я вытерпела, но потом от шока тоже хлебнула лишку. Убедившись, как в том анекдоте, что “вино делает тебя другим человеком, а тому тоже выпить хочется”.
Короче, в меня вселился бес. Мы с сёстрами-близняшками из параллельного класса, решив после вечеринки прогуляться, шатались по элитному переулку. Чертили на заиндевелом заборе хулиганское слово из трёх букв и помирали со смеху.
Наутро болела голова, мутило. Я немного отмокла под душем и поплелась в школу. Близняшки, тоже с портфелями, догнали меня.
- Какая ещё школа, погляди на себя. В “Повторном” - “Мост Ватерлоо”, чуваки билеты взяли.
Так началась моя богемная жизнь. Прогулы по сердобольным маминым запискам и блатным справочкам. Вечерами – танцы-шманцы с вермутом или портвейном. Утром – кинотеатр Повторного фильма с буфетом, где продавали бутерброды с сёмгой и пиво портер.
По выходным и праздникам – гудёж в пустых переделкинских дачах.
Время от времени туда наезжали родители и всех разгоняли, пугая фельетонными санкциями. Которые действительно порой обрушивались на головы “чуваков, чувих и “перерожденцев-предков”.
Жить в писательском доме было интересно. Доводилось ездить на лифте с Вертинским, Пастернаком, Ахматовой – о прочих подданных советской музы, проживающих в нашем подъезде, уж и не говорю.
Чаще всего проезжала к себе на третий этаж жена поэта Семёна Кирсанова, красавица Раечка. Всегда в тренировочном костюме и с теннисной ракеткой.
Потом поэт застукал её на квартире с тренером. Был жуткий скандал, от которого пострадал больше всех пудель Марсик.
Запертый в брошенной разругавшимися хозяевами квартире, без еды, питья и привычных прогулок, он душераздирающе выл на весь дом. И никто не знал, как ему помочь.
Астрономию, спорт и ледяной душ я забросила. В дневнике появились четвёрки и даже тройки, на душе скребли кошки.
Сладкая жизнь быстро наскучила, но попробуй вырвись, когда “среда обязывает”.
Но чем больше я себя заставляла веселиться, тем становилось тошнее.
Появился у меня мальчик, который нравился не мне, а моей однокласснице. В то время как её мальчик нравился мне.
Мы долго думали, что тут предпринять, но так и не придумали. А все вокруг уже давно ходили “в дамках”.
Чувствуя себя едва ли не старыми девами, мы сговорились в один и тот же вечер тоже стать “как все”. Обнялись и отправились на свидания, как на казнь.
Чтобы пересилить себя, мне пришлось напиться. Происходившее помню плохо, разве только то, что всё было отвратительно.
Я глотала вино пополам со слёзами и думала о “её мальчике”, который сейчас обнимает мою счастливую одноклассницу.
Через несколько лет, когда я уже буду замужем и с годовалой дочкой, мы с моей пассией случайно встретимся в “Ударнике”, на дневном фестивальном киносеансе.
Он затащит меня к себе “попить чайку” и едва не изнасилует.
С трудом вырвавшись под клятвенные обещания встретиться в другой раз, я буду размышлять уже в метро, прикрывая разодранный чулок, о странностях и загадках дел сердечных.
А тогда, посчитав себя наконец-то состоявшейся светской львицей и подивившись человечеству, уделяющему столько времени и сил хрен знает чему под названием “любовь”, я успокоюсь. Перестану подходить к телефону и вообще после школы буду удирать в читальный зал “Ленинки”, где меня никто не сможет достать.
Обложившись учебниками и редкими книгами, буду грызть “гранит науки” в самых разных областях. Девятый класс, а я ещё не решила, кем стану.
“Пробовала перо” – стишки, короткие рассказы и даже поэма.
Выслушав похвалы читателей, опусы обычно тут же сжигала.
Тянуло меня и к медицине. Ездила в институт сердечной хирургии, помогая ухаживать за обречёнными детишками с синими губами – так хотелось их спасти!
То мыла пробирки в лаборатории великого Демехова где-то на Пресне.
Но малыши, самые умненькие и красивые, умирали на операционном столе.
Да и демеховских собак было жаль.
Дома я теперь почти не бывала. Наскоро обедала в кафе “Прага” сосисками с тушёной капустой и чашкой кофе и спешила то в Ленинку, то к Демехову, то на тренировку в секцию художественной гимнастики. Меня даже зачислили в участники выступлений на будущем московском всемирном фестивале молодёжи и студентов. Но, увы, опять неудачный прыжок и вывих коленки.
На этот раз, вспомнив, как мне на катке “вправляли кости”, я чашечку на место вправила сама.
Подошли выпускные экзамены.
Баковское поместье отчим к тому времени продал и “пошёл в народ”.
Объявив, что к этому самому народу надо быть ближе, построил дом под Рязанью, в есенинских местах.
Я по Баковке тосковала, особенно по ледяной дорожке вокруг дома. По своей земляничной поляне и собаке Троллю.
* * *
Спустя много лет, проезжая мимо этих мест уже на свою дачу, по Киевскому направлению, я почувствовала, как ёкнуло сердце, и попросила мужа свернуть машину на знакомую улицу.
Вышел охранник и сказал, что хозяев нет дома. Но услыхав, что я здесь когда-то жила, милостиво разрешил глянуть издали на перестроенный дом.
Странное это чувство – возвращаться в места из прошлой жизни, где тебя уже нет. Что-то кладбищенское.
- Скажите хоть, кто здесь теперь живёт? – спросила я, зная, что имение несколько раз переходило из рук в руки.
Поколебавшись, охранник коротко бросил: - Кобзон.
Потом, смягчившись, добавил, указав на жёлтое здание неподалёку: - А здесь у него студия звукозаписи.
- У нас тут собачья будка была, - поведала я мужу Борису.
- Такова се ля ви, – подытожил охранник, давая понять, что экскурсия окончена.
* * *
Семья наша уехала на лето в деревню (к тому времени родилась вторая сестра), а я сидела одна в пустой квартире, отключив телефон, и зубрила.
Квартира теперь у нас тоже была другая, побольше. Мы поменялись с Березовскими с доплатой.
У Гены Шангина-Березовского, не только студента биофака МГУ, но и композитора, того самого, что сочинит “Царевну-Несмеяну”, собиралась по вечерам шумная студенческая компания.
Они выходили на балкон наших прежних апартаментов, который располагался через двор как раз напротив моей нынешней комнаты, и орали хором:
- Ю-ля!
Я нехотя открывала окно.
- Иди к нам!
Я кричала, что мне надо заниматься, что завтра экзамен.
Но однажды они всё-таки зазвали.
Это была совсем другая публика, не то что наша прежняя тусовка. Хоть и постарше, но куда интереснее. Вели интеллектуальные беседы, сочиняли песни и просто стихи:
На перекрёстке двух тропинок
Ушла нога в подводный ил.
Смеялся дятел-черноспинок,
И ель трухлявую долбил...
Особенно ошеломил меня Володя Познер. Прибывший из самой Америки и неправдоподобно красивый.
Я ещё больше помрачнела и сбежала.
Так не плачь, не грусти, как царевна Несмеяна,
Это глупое детство прощается с тобой…
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть I
- Просмотров: 513
СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ.
Я всё ещё верю в принца в фиолетовой мантии Изании.
Который однажды свалится с небес мне на помощь в виде какого-либо политического, духовного, интеллектуального или хозяйственного лидера.
Известного или только вылупившегося. Ближнего или из-за бугра. Спонсора или просто “юноши бледного”.
Или вовсе не юноши, а лысого, седого, хромого и кривого. Но обязательно “со взором горящим”…
Который однажды позвонит – в дверь или по телефону. Или дотронется в толпе до плеча.
Мол: - Наконец-то я вас нашёл, Юлия! Ваша Изания – супер. Вот вам моя рука и давайте завтра же – в бой.
Согласны?
Тогда не завтра, прям сейчас…
Ну а тем временем таскаю тяжеленные сумки с “Дверями” на реализацию. Непосредственно в издательство и в “патриотические” газетные киоски. Понемногу расходятся.
Дарю, выслушиваю отзывы. Чаще - лестные. Иногда негодующие, особенно по поводу Сталина. Случаются и восторженные.
Но никаких конкретных предложений.
Разве что вступить в Союз писателей России. Которое я с благодарностью принимаю и начинаю собирать рекомендации (может, новый статус сработает в пользу проекта)…
А тем временем в разгаре лето 2000-го. Вместе с сумками книг таскаю на вокзал для продажи и ведра с цветами. Деньги нужны и на будущую Изанию, и на издание “Последнего эксперимента” (“Земля спокойных”). Той давней моей повести, которая в Союзе после долгих мучений прошла только в журнальном варианте (1973-й) и в сборнике Фантастики.
Уже давно не могу отделаться от ощущения, что нынешние мои мытарства напоминают не только вопли Кассандры и “глас вопиющего в пустыне”, но и историю моей героини Ингрид Кейн. Страдающей под конец жизни от “пофигизма” спокойно-непробиваемых бетян.
Перечитала повесть, которая тогда, в начале семидесятых, казалась ну совсем уж “не из нашей жизни”.
И была ошеломлена:
“- Чем они отличались от нас? (земляне от бетян – Ю.И.)
- Способностью чувствовать.
- Что ты имеешь в виду?
- Во всяком случае, не те пять чувств и инстинкты, вроде инстинкта самосохранения, которыми обладают и животные.
Я говорю о чувствах друг к другу. Можно назвать это совестью, общественным самосознанием – как угодно…
Наш рай убил человека, позволил ему убежать в себя.
Тот человек знал и страдания – пусть! Но это заставляло искать выход, бороться, переделывать мир.
У них было искусство. У нас - искусность. Развлекать толпу и получать за это чеки.
У равнодушных не может быть искусства. Человечество остановилось в развитии. Оно ничего не хочет и никуда не стремится.
Земля спокойных, земля живых мертвецов.
“Свободный мир” – так они (земляне – Ю.И.) называли себя. Найдены новые дешёвые способы получения энергии, всю неприятную и тяжёлую работу отныне поручают машинам.
Но человеку всё хуже. Учащаются самоубийства, клиники переполнены душевнобольными, искусство всё мрачнее и безнадёжнее.
Духовные страдания оказываются страшнее физических.
Языки сливаются в один. Но говорящие на нём не понимают друг друга и даже не пытаются понять.
В моде спокойствие и безразличие, культ отчуждения.
Люди Земли-альфа словно подражают бетянам. А те, кому это не удаётся, прибегают к алкоголю и наркотикам, чтобы духовно и эмоционально отупеть, забыться в своём отчуждении.
Бегство в себя от себя. Замкнутый круг. Тупик.
Они мечтают об одиночестве и страдают от него.
Потому что они другие, потому что им слишком многое дано.
Но они не хотят этого "многого". Они находят во Вселенной рай, где можно быть одиноким и самому по себе, не страдая.
И бегут туда. На планету Спокойных”.
Конец первой цитаты.
* * *
“Вода прибывала.
Добравшиеся до верхнего ряда, не в силах выбраться через проход, пытались дотянуться до барьера – всего три метра отвесной стены.
Если стать друг другу на плечи…
Но это никому не приходило в голову. Равно как и у стоящих по ту сторону барьера – намерения помочь.
Каждый спасал себя. Каждый, оказавшись в безопасности, превращался в любопытствующего зрителя”...
Тогда, в начале семидесятых, я нарисовала некую модель глобального общества. Грядущего и предсказанного в Апокалипсисе царства Зверя. Которое и в 2003-м, когда я пишу эти строки, ещё не наступило, хотя некоторые сбывшиеся приметы уже присутствуют в повести.
Каждый имеет порядковый компьютерный номер и личную карту, служащую пропуском в собственные жилища, отели, пункты питания и развлечения, без которого ни шагу.
То есть вся твоя жизнь под постоянным колпаком у власти.
А власть – это ВП. Верховная Пирамида.
Верховный Правитель и его клонированная “Семья”, генетически хранящие качества ревностных слуг тьмы под маской “спасителей человечества”.
Клонирование, о котором в семидесятые ещё слыхом не слыхивали.
“Семья”!.. Даже это сокращённое “ ВП"...
Количество странных предвидений убедило меня в актуальности повести именно сейчас, в начале миллениума, и я начала готовить её к печати.
Кстати, “В.П.” сбылось позже, а тогда ещё правил “Б.Е.”.
Мотаться по издательствам не было ни времени, ни сил, ни нервов. Поэтому я решила рискнуть и доверилась всё той же Наташе из “Палеи”, которая как раз собиралась оформить соответствующую лицензию и “отпочковаться”.
Получилось не слишком дорого. Обложку сделал Вася Проханов, старший сын Александра Андреевича.
И всё бы ничего, если б не одна оплошность. Следствие моего длительного “затвора”.
Дело в том, что Наташа пожелала напечатать на обложке несколько слов об авторе и чей-либо впечатляющий отзыв о повести.
А самым “впечатляющим” было давнее письмо Евтушенко своему влиятельному другу Володе (кажется, “Сякину”):
“На мой взгляд, это замечательная книга, и вообще она, Юлия Иванова, может стать одним из лучших русских писателей”.
Откуда было мне, после двадцатилетнего “затвора”, знать про идеологическую и имущественную “Сталинградскую битву” в литературном мире в октябре 93-го?
В результате которой в оппозиционном стане фамилию Евтушенко даже произносить стало опасно, не то чтоб печатать его отзывы.
До сих пор загадка, почему Василий, автор обложки, промолчал. Он-то наверняка знал эти тонкости!
А может, вообще не прочёл?
Короче, обложка так и вышла: рисунок Проханова, слова Евтушенко.
Бальзам-ополаскиватель и кондиционер в одном флаконе.
Александр Андреевич, которому я подарила экземпляр, долго негодовал по этому поводу.
Напрасно я оправдывалась, что тот Евгений времён “Братской ГЭС” и нынешний Евгений Александрович – две большие разницы...
Моя оплошность очень повредила, как теперь сказали бы, “маркетингу”.
Рекламировать повесть “Завтра” не стало, в “патриотическом” киоске продавать отказались.
Правда, потом предложили компромисс – вымарать “Евтушенко” специальным чёрным фломастером, который раздобыл по этому случаю всё тот же Вася.
Несколько экземпляров я изуродовала. Потом устыдилась и усмотрела в запрете перст Божий – не торговать "словом".
Зарабатывать надо цветами, трудясь на земле. А книги – дарить.
* * *
“Я хочу взорвать ваш рай, вашу сонность, ваше мёртвое спокойствие. Ценой жизни Ингрид Кейн.
Что меня заставляет?
Не ненависть, не презрение, не злоба.
Да, как ни странно, я их любила.
Не их настоящее, а будущее, в котором меня уже не будет.
Но в котором я всё-таки останусь.
Я не умру, покуда живо человечество. Те, кто помог людям стать лучше, кто учил человека быть Человеком.
Как всё просто – ощутить себя частью, звеном великого целого.
Бетяне умирают, люди остаются.
Фиолетовое облако поднимается и тает над скалами. Небо становится чёрным, и над Землёй-бета проносится вихрь.
Всего несколько секунд”.
Фиолетовый – цвет Изании!
Сплав алого и синего цветов. Крови и неба.
Опять совпадение?
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Дверь в потолке. Часть I
- Просмотров: 492
Александром, Игорем Игнатовым и Андреем
Кордонский: - “Формальная и неформальная экономика”.
Деньги Изании в банке пропадут, когда банк лопнет, а собственный изанский банк лопнет при очередном государственном кризисе.
Юлия:
- Вот потому-то мы и перешли на иуе, котирующиеся только во внутренних расчётах.
Нал мы иногда будем использовать, но лишь для удовлетворения текущих заявок (приобретение стройматериалов, различного оборудования, на оплату учёбы, лечения, на покупку автозапчастей и т.д.).
У нас планируется не совсем банк (никакой наличности в рост, всё в работе), а касса Взаимопомощи – с двумя встречными потоками заявок, которые будут взаимно погашаться по мере очерёдности и возможности.
У нас нечему будет “лопаться”.
После апробирования эффективности первой ступени (хлеб насущный), мы перейдём с продвинутыми и проверенными изанами ко второй ступени (“Долги наши”), и касса взаимопомощи станет инвестиционной с последовательной реализацией проектов друг друга.
Каждый приносит туда свободные деньги, которые лишь фиксируются на его счёте в иуе и тут же перечисляются на оплату первоочередных проектов.
Таким образом, наши деньги не лежат без пользы ни в жестяной банке, ни у частников, подпитывая Вампирию.
В заключение хотелось бы попросить Вас хотя бы теоретически помочь Изании в лавировании между “формальным” и “неформальным” существованием, чтобы с водой не выплеснуть ребёнка.
Поделитесь Вашими соображениями, проявите альтруизм, хоть я и не очень понимаю, что это такое.
2002-01-14
Искатель:
- А ещё вопрос, как начислять эти самые иуе?
Юлия:
- Каждый определяет цену своих услуг и работ сам.
Допустим, у нас в картотеке базы данных есть десять водителей с автомашинами.
Доступ к картотеке в нашей службе Инета – только с паролем.
На каждой карточке – цена километра проезда, районы обслуживания и отзывы о работе водителя.
Ты выбираешь кандидатуру и просишь направить тебе машину в такое-то время по такому-то адресу.
После исполнения заказа водитель и пассажир проставляют в членских книжках друг друга стоимость работы в иуе (дебит-кредит) и заверяют личной печатью – с любым девизом или даже отпечатком пальца в порядке бреда.
Затем необходимо сообщить эти новые данные на счетах исполнителя и заказчика в нашу Инетовскую службу – на случай утери карточки и т. д.
Можно также объявить благодарность водителю, тем самым повысив его рейтинг. Или, наоборот, замечание.
Таким образом, возникает своеобразная внутренняя конкуренция – рвачи и халявщики отсеиваются.
Искатель:
- А если кто-то, побыв в Изании, решит выйти из неё и захочет получить свои иуе?
Ю.И:
- Условия выхода из Изании должны быть определены уставом.
Если человек нам задолжал – тут всё ясно, он получит что-то вроде “бегунка”.
Развод следует оформить юридически.
Следует также предусмотреть срок, в течение которого Изания обязана рассчитаться с человеком в случае выхода из неё.
Если ему не нужны услуги, мы перечислим ему в виде исключения поступивший нал из кассы взаимопомощи, оформив как срочную заявку.
А вообще на всякие крупные суммы и проекты будем заключать договора, выполнять работы в кредит под залог.
Наша цель – отсечь Вампирию, а не изобретать велосипед.
Искатель:
- Практическим вопросам нет конца...
Юлия:
- Вот и давайте разбираться методом “мозговых атак” – для того и форум. Лучше семь раз отмерить.
Искатель:
- Но параллельная система будет лучше той, что есть, если в неё войдут лучшие люди.
А как вы отличите этих лучших?
Я имею в виду, не придут ли на роль лидера те, кто захочет эксплуатировать в свою пользу добрые намерения остальных.
Ну серьёзно, как вы будете отличать искренних “изанцев” - по успехам в труде? – а это как раз не связано, можно быть отличным мастером, но корыстным человеком.
Юлия:
- “Нэт у меня для вас других писателей”, - сказал товарищ Сталин.
Отличительная черта Изании прежде всего не в том, что в неё войдут “хорошие люди” - в каждом человеке есть тёмная и светлая стороны.
Наша задача - усилить именно светлую сторону, на практике убедив участников, что самореализация гораздо эффективнее и удобнее не за счёт других, а во взаимовостребованности, взаимосогласии и взаимопомощи друг с другом.
Что заповедь: “Возлюби другого как самого себя” – не просто нравоучение, а данный свыше Закон успешной Жизни единого организма, каковым и является человечество.
Потому что если ты в этом организме – ухо, но лишаешь питания лёгкие или глаза, оттягивая одеяло на себя, то рано или поздно ослепнешь, задохнёшься и вместе со всем организмом свалишься в канаву.
Наша цель – чтоб люди это осознали и работали качественно, с полной отдачей, соблюдая нормы Изании просто потому, что так выгодней.
То есть работу, которую ты не умеешь или не любишь делать, так же добросовестно исполнит для тебя другой.
Изания укрепит связи между отдельными людьми, дав им возможность поддержать финансово проекты друг друга, восстановит разорванные связи бывшего Союза, наладит их с “нашими” по всему миру.
Особенно это актуально перед лицом угрозы глобализма.
Изания на первой ступени – это не сообщество “хороших людей”, а, скорее, прагматиков, “разумных эгоистов”, понявших, что быть вампиром, рвачом и халявщиком просто невыгодно.
А не поймут – отпадут сами собой.
Таких надо, разумеется, отсеивать, и хорошо продумать средства защиты системы.
Впрочем, если кто-нибудь просто честно зарабатывает себе в Изании на дорогостоящее лечение - никаких дополнительных характеристик не потребуется.
Вот на второй и особенно третьей ступени (восстановление страны, взаимное финансирование научных и творческих проектов друг друга, духовное восхождение в связке) - нам действительно понадобятся “хорошие люди”.
Но, думаю, мы для того и собрались, чтобы сделать друг друга лучше.
Это – процесс долгий и трудный.
А пока – “парня в горы тяни, рискни”...
2002-01-14
* * *
Юстас: “Человек без бумажки”.
- К вопросу о формальностях. Без устава, описывающего все возможные ситуации, безусловно, ничего не выйдет.
Юлия:
- Кто бы спорил.
Вы у нас давно не были, поэтому буду признательна, если проглядите заинтересовавшие вас высказывания по поводу будущего устава и выскажетесь.
Юстас:
- Допустим, есть некий член союза Изания, который наработал себе шитьём платьев или вязанием жакетов столько-то этих самых иуе (нехорошее это какое-то сокращение, ассоциирующееся с другим словом из трёх букв)...
Юлия:
- Ну, уе ещё хуже, однако повсюду употребляется.
Впрочем, согласна на замену, если придумается.
Юстас:
- Допустим также, что он испытал потребность навесить у себя в квартире полок…и обратится в Изанию, чтобы за часть имеющихся иуе получить услугу...Как будет оформлена эта процедура? В частности, как будут оформлены моменты выполнения услуг и перечисления средств?
Юлия:
- Я уже отвечала на подобный вопрос Искателю.
После некоторого испытательного срока каждому выдаётся членская книжка с вкладышем и личная печать (с любым индивидуальным знаком, символом или даже отпечатком пальца в порядке бреда).
В нашей компьютерной базе данных найду среди мастеров, которые умеют вешать полки, того, кто возьмёт с меня подешевле (расценки мастер указывает сам), у кого хорошие отзывы и кто живёт поближе, и подаю заявку на такое-то число.
Когда мастер исполнит свою работу, мы проставляем во вкладыше друг друга её стоимость (дебит-кредит) в этих самых иуе, пока вы не придумали поблагозвучнее, - и передаём соответствующее сообщение в нашу инетовскую службу – (обязательно со всеми современными средствами защиты), для подстраховки и контроля.
Юстас: “Трехсторонний договор”.
- Предложение интересное, его можно использовать в каком-либо варианте Изании.
Кстати, “переключателю” тоже можно платить иуе и нашими услугами.
Но хотелось бы, чтобы в роли “переключателя” выступала касса взаимопомощи Изании.
Главное у нас – чтобы наличка не лежала, а фиксировалась на личных счетах и сразу же перечислялась на оплату текущих заявок, где требуется нал.
Может, печати всем изанам понаделать и зарегистрировать всех как ПБОЮЛ? (Предприниматель без Образования Юридического Лица – Юлия).
Юлия:
- Может, и так. Давайте обсуждать.
Юстас:
- Прелесть этого в том, что “переключателю” всё равно, кому передать искомое. Он делает это за плату и заинтересован сделать не в пользу кого-то, а сделать правильно.
Юлия:
- Но ведь ему можно дать взятку!
2002-01-14
* * *
Александр:
- Если человек катится в омут, жалко его. Если есть возможность, неплохо бы руку помощи протянуть. Ближний всё-таки.
Юлия:
- Так ведь и я о том же.
Богач, который пирует, когда неподалёку сидит голодный нищий, с точки зрения Евангелия, которое Вы так любите цитировать, “катится в омут”.
Вот и давайте подадим ему руку, организовав жизнь так, чтобы он не мог отбирать у бездомных и детей последний кусок.
А не будем отмахиваться – мол, пусть себе, зато в ад попадёт.
“Ближний всё-таки”!
2002-01-14
Юлия - Игорю Игнатову:
"Со всеми Вас январскими праздниками, зелёной улицы в благих делах и милости Божьей!
Дело у нас понемногу движется. Пока теоретически, но я не форсирую – занята с книгой.
Живу всё время на даче – в большие морозы холодновато, но в минус 35 и в Москве – не сахар.
Сижу за компьютером в свитере и шапке с опущенными ушами, спим под двумя одеялами.
Но всё равно каждое утро ходим с мужем и овчаркой в лес и делаем гимнастику.
Желаю и вам “побольше веры”.
Прежде всего – в дело Христа, в замысел Творца.
В то, как надо строить жизнь, независимо от того, будет ли награда за гробом.
Конечно, Царствие – прекрасно, но даже если бы мне шепнули, что никакого “неба в алмазах” не будет, я всё равно дралась бы за свою веру – в Закон Жизни”.
2002-01-14
* * *
Андрей:
- Разговоры о том, что будут накоплены какие-то глобальные средства, которые потребуют своего банка или хотя бы составят большой вклад, предлагаю оставить как загоризонтные.
Юлия:
- Ну почему, же, обсуждать можно и нужно, чтобы видеть конечную цель.
Тем более, что всё может свершиться гораздо раньше, чем мы предполагаем, если история даст “загогулину”.
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Последний эксперимент
- Просмотров: 609

Она должна прийти сегодня.
День начинается как обычно. Я отлично выспалась. Специальный комплекс физических упражнений, массаж, тонизирующий душ, протирания. Чуткие механические руки Жака помогают одеться. Жак у меня уже более тридцати лет - еще Бернард был жив, когда мы его приобрели. Недавно Жак вернулся из ремонта и выполняет свои обязанности особенно ревностно. Будто признателен, что его не отдали в переплавку.
Я привыкла к Жаку. Терпеть не могу эти усовершенствованные модели - развязанные, болтливые, льстецы. То ли дело Жак - в нем какое-то врожденное достоинство.
- Мадам не возражает против серо-голубого? Сегодня оно вам к лицу: мадам выглядит посвежевшей.
Знаю, что он не врет. Соглашаюсь даже на голубой, в тон платью, парик, хотя терпеть не могу париков, и Жак ежедневно пытается соорудить из остатков растительности на моей голове жалкое подобие прически.
- Немного косметики, мадам?
Сегодня она должна прийти...
Жак что-то делает с моими глазами. Щиплет веки.
- Беспокоит? Сейчас пройдет, мадам.
Зеркало. В зеркале я. Полная, респектабельная дама. Пожалуй, выгляжу ничего. Если учесть, что через несколько дней мне исполниться сто двадцать семь лет. Или не исполниться?..
Ведь она должна прийти сегодня.
Или не придет? Передумает?
Что осталось от подлинной Ингрид Кейн, этого, пожалуй, я сама не смогла бы сказать с точностью. Кое-где подремонтированный, подправленный скелет, мышцы, железы, глаза. А остальное все чужое, пересаженное, вживленное. Или искусственное, синтетика. Пусть самого лучшего качества, но не надежнее, чем, к примеру, у Жака. Я уже не человек, но еще не робот. Неусовершенствованный робот. Смешно. Что-нибудь неожиданно откажет. Сломается... Я не успею даже вызвать Дока.
Или Док опоздает. Или у него самого что-нибудь сломается в конструкции.
Не сработает гипотермия, отключится сознание...
Простая цепь случайностей - и конец. Так было с Бернардом. Так рано или поздно будет со мной, Ингрид Кейн.
Придет или не придет?
И все-таки я - это я. Покуда при мне мой мозг, вернее, информация, накопленная в мозгу за все 127 лет.
Я - информация. Забавно.
- Меню, мадам? Цыпленок в желе, зеленый горошек, протертые овощи... Есть отличные ананасы.
- Давай ананасы. И еще бифштекс. С кровью, Жак. И, пожалуй, пудинг.
- Но, мадам...
- Плевать, Жак. Мой синтетический желудок требует натурального мяса. А диета будет завтра. Если завтра вообще будет.
Бифштекс превосходен, но первый же кусок давит изнутри непривычной тяжестью. Отодвигаю тарелку и принимаюсь за пюре.
Я хочу, чтоб она пришла.
Звонок. Пришла? Но почему так рано? Я же назначила к двенадцати... Я должна еще подумать...
- Девушка, Жак? Веди ее сюда.
- Нет, мадам, старики. Двое.
Ах, эти... совсем забыла. Но они же знают, что я открываю с десяти. Не дадут позавтракать.
- Пусть подождут, - говорю я Жаку и принимаюсь за ананас. Но аппетита больше нет. Проклятый бифштекс. Придется принять таблетку.
Они терпеливо ждут внизу. Он и она. Супруги. Оба седенькие, чинные, благообразные. И оба моложе меня.
- Документы при вас?
- Конечно, мадам, - старичок поспешно раскладывает на столе разрешение на смерть, выписку с места жительства, завещание и опись имущества.
Все в порядке. Остаются формальности.
- Вы твердо решили уйти из жизни?
- Да, мадам, - синхронно кивают они.
- Но почему? Ведь жизнь так прекрасна!
Эта ритуальная фраза каждый раз звучит у меня фальшиво. Хотя я ничего вроде против нее не имею. Какая-то нелепая фраза.
- Видите ли, мадам, - это отвечает она, - мы просто устали.
"Просто устали", "Стало скучно", "Надоело"... стандартный ответ. Все так отвечают.
- Мы ведь очень стары, - будто оправдываясь, говорит она, - Все уже было, все.
- Я старше вас.
- Вы - другое дело, мадам. Вас удерживает любопытство. Ведь вы та самая Ингрид Кейн, не так ли?
Странно, меня еще помнят. Сорок лет как я перестала легально заниматься наукой.
- Мой брат был вашим учеником, мадам Кейн. Он останется теперь один, он не пошел с нами. Он разводит каких-то жуков с пятью лапками. Он просил передать вам привет.
- А я действительно получу перед смертью то, что захочу? - подозрительно спросил старик, - Или это просто рекламный трюк?
Ну нет, изобретения госпожи Кейн не нуждались в рекламном обмане.
Когда с полвека назад я нашла способ концентрировать все мысли, ощущения и энергию умирающего определенным образом, вызывая у него перед смертью яркое, выбранное им самим сновидение, я, разумеется, не думала, что этот фокус превратится из средства облегчить смерть в приманку, помогающую государству бороться с перенаселением за счет "долгожителей".
"Дома последнего желания" - стали таким же обычным делом, как и любые другие государственные учреждения.
И еще меньше я думала, что стану хозяйкой одного из них.
Я провела их в усыпальницу - огромное помещение, напоминающее оранжерею. Вокруг - пальмы, бананы, апельсиновые и лимонные деревья, гигантские кактусы и множество экзотических цветов. Кричали павлины и попугаи. С потолка из разноцветного пластика падали, причудливо пересекаясь, зеленые, оранжевые и голубые полосы света. Тихо звучала музыка, одурманивала, укачивала, и так же одурманивающие сладко пахли цветы.
Я уложила их на диваны, покрытые мягкими пушистыми коврами, надела на голову каждому "волшебный шлем" - так его окрестила реклама. С виду просто ночной чепец с лентами, в которые незаметно вмонтированы провода.
- Какой ты сейчас смешной, Вилли!
Но он уже весь был "там", в последнем своем желании, глазки его нетерпеливо поблескивали.
- Нельзя ли побыстрей, мадам?
Мне самой хотелось побыстрей - здесь меня всегда мутило.
Я включила "священника". Зазвучала молитва в сопровождении органа.
- Теперь можете попрощаться.
- Прощай, Вилли.
- Прощай, Марта.
- Прощайте, мадам Кейн.
Они даже не смотрели друг не друга.
- Закройте глаза. Расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании.
Они затихли.
Я включила "шлемы", загнала всех павлинов и попугаев в изолированный, безопасный отсек, откуда обычно наблюдала за происходящим в усыпальнице, вошла сама и нажала кнопку.
На пульте вспыхнуло! "Не входить! Смертельно!" Это означало, что в комнату хлынул газ "вечного успокоения".
Через час все будет кончено. Роботы уберут трупы, проветрят помещение, и оно будет готово к приему следующих посетителей.
0 чем они сейчас думают? Я имела возможность это установить и первое время из любопытства "подсоединялась" к своим клиентам. Но это оказывалось, в основном, всегда одно и то же и всегда невероятно скучно. Если не красотка и не чемпион, то разнузданная вечеринка с обилием яств и напитков. Вакханалия. Примитивный пир плоти.
А как хотелось мне сегодня за завтраком натуральный бифштекс с кровью!
Каково было бы твое последнее желание, Ингрид Кейн?
В парке было прохладно, и я включила на платье терморегулятор.
Да, мою нынешнюю работу нельзя назвать приятной, но благодаря ей у меня лаборатория. И я смогу провести намеченный эксперимент.
Но придет ли она?
И чего я, собственно говоря, хочу? Начать жизнь сначала? Ну, нет. Я тоже устала, как и мои клиенты. Провести эксперимент, удовлетворить в последний раз свое любопытство и поставить точку? Пожалуй, так. Если все пройдет удачно, я завтра тоже явлюсь в дом "последнего желания", и мне наденут "волшебный шлем".
И все-таки, что мне тогда захотеть? Может, юного Бернарда? Или бифштекс с кровью?
До двенадцати оставалось сорок семь минут. В случае неудачи Ингрид Кейн будет сегодня мертва. Надо успеть замести следы. Моя последняя работа касается только меня. Я отдала ей сорок лет жизни.
Удача или поражение? То, что в конце концов стало у меня выходить с животными, могло обернуться полным фиаско, когда дело коснется людей. Мозг шимпанзе и мозг человека... И все же то и другое - мозг. Скорей бы уж!
Ты слишком любопытна, Ингрид.
Я чересчур быстро шла и долго не могла отдышаться у дверей лаборатории. Кружилась голова, сердце покалывало. Не умереть бы до опыта, вот так, примитивно и вульгарно, на травке собственного парка, под развесистым дубом...
Кажется, отпустило. Ты всегда была везучей, Ингрид.
Я набрала номер шифра, и дверь бесшумно открылась. Обезьянки Уна и Ред с радостным визгом бросились ко мне, и я дала им по грозди бананов. Единственные животные, которых я сохранила. Наиболее удачные. Уна была прежде старым, подслеповатым существом, отягощенным всевозможными болячками. Я подарила ей тело годовалой Эммы, и она упивалась своей второй молодостью.
Уна изо всех сил добивалась благосклонности Реда, но у того ситуация была посложнее. В прошлом своем существовании он был самкой, неоднократно рожавшей, и никак не мог приноровиться к своему новому естеству.
Первым делом я собрала все материалы с записями опытов и разложила прямо на полу костер. Примитивный, но верный способ. Пепел убрала пылесосом. Расправиться с приборами было еще легче, хотя вряд ли кто-либо смог бы догадаться об их назначении. Затем я выпустила на волю Уну и Реда - животные умеют хранить тайну.
Теперь - главное. В потайном сейфе в стене хранился мой ДИК - душа Ингрид Кейн, как я его назвал в шутку.
Впрочем, он и был предназначен запрограммировать мою душу и перенести ее в тело той незнакомой девушки.
- Информация о материале
- Юлия Иванова
- Категория: Лунные часы
- Просмотров: 546
Про то, как Петрова разбудила меня после восхождения, и что из этого вышло. Про похищенную Тайну и дыру во времени.
- Слышишь? - вдруг толкнула меня Петрова, высунувшись из спального мешка, который я ей с таким трудом застегнул.
Я ничего не слышал и вообще уже спал. И ребята спали - вся наша "великолепная семёрка", не считая инструктора Малики и примкнувшей к нам, то есть ко мне, Петровой. У нас был трудный день - сегодня мы совершили первое в жизни восхождение. Гора была, конечно, не Эверест, но настоящая, откуда видно и "потоков рожденье", и "обвалов движенье", и даже свирепый Терек. И снега выше облаков, и ослепительное солнце, позолотившее наши имена на скале. Даже Петрова дотянулась и расписалась, забравшись мне на спину, будто на табуретку.
Но не в табуретке дело, а в том, что из-за неё, Петровой, всё и случилось. Если б она к нам, то есть ко мне, не примкнула и не разбудила среди ночи, - кто знает...
"Мы" - это ребята со всего Союза, премированные тем летом 72-го путёвками в Крым и на Кавказ "за высокие достижения в области детского творчества", как было написано на путёвках. Достижения эти были у каждого свои. К примеру, я, Олег Качалкин из Москвы и Янис из Даугавпилса разделили первое место на соревновании управляемых авиамоделей. Мы с Янисом сразу подружились и попросились в один срок по одному маршруту, туристскому, а не в оздоровительный лагерь. И нисколько об этом не жалели, так как вдоволь наговорились, обменялись идеями и опытом и даже решили поступать в МАИ после школы, чтобы потом вместе работать в над проектом истребителя-невидимки, который практически невозможно обнаружить и сбить.
Олесь из Гомеля и Кристина из Львова победили на математической Олимпиаде, Тимур из Душанбе - на конкурсе скрипачей, а Василь с Карпат - на выставке юных фотографов. Василь даже спал с фотоаппаратом и собирался послать на следующую выставку репортаж "Семеро смелых" - про наше путешествие. Шестнадцатилетний Керим из Казахстана, самый старший в группе, прославился тем, что их студенческий отряд строил город где-то за Полярным Кругом. Стройотряд поехал в Болгарию на Золотые пески, а Керим оказался с "мелюзгой" из-за красавицы Малики, в которую влюбился ещё в прошлом году в Домбае, когда приезжал кататься на горных лыжах.
Мы об этом знали, но помалкивали. Мы все были влюблены в Малику, такая она была красивая, бесстрашная и весёлая. Она учила нас преодолевать любые препятствия и трудности, никогда не теряться, не хныкать и держаться друг за друга, что бы ни случилось. И когда плетёшься с рюкзаком по шоссе, а мимо курортники проносятся, машут из окон автобуса - привет, мол, орлятам-ишачатам! И в горах на ночёвке, когда от холода зуб на зуб не попадает, а днём от страха трясёшься, что не сумеешь через ледниковую трещину перепрыгнуть. И на узкой крутой тропе вверх, где срываются из-под ног камни, попадаются змеи и скорпионы, а вниз вообще глядеть запрещено.
Малика любила повторять, что не только она за нас отвечает, но и мы друг за друга, и за природу вокруг, даже за этих кусачих змей и скорпионов, хоть они и гады. Потому что горы - их дом, а мы как бы у этих гадов в гостях и должны их уважать.
В общем, у нас была замечательная группа и двенадцать незабываемых дней, а на тринадцатый, преодолев трудности и личные недостатки, все ледники, турбазы и исторические достопримечательности, мы наконец-то вышли к морю. Разбили две палатки на живописной площадке в скольких-то там километрах над уровнем моря, которое волшебно и таинственно плескалось внизу, отражая всё явственней и дорожку восходящей луны, и звёзды, и огни раскинувшегося внизу города, и фары прогулочных катеров у берега. Мы разожгли костёр по всем правилам бывалого туриста, доели остатки каши с тушонкой, допили чай с сушками и сгущёнкой, допели оставшиеся песни...
Впереди была замечательная неделя там внизу, у моря - уже настоящего заслуженного отдыха среди этих лунных дорожек, волн и прогулочных катеров. С экскурсиями, южными базарами, абрикосами-персиками. И никаких "надо"! И я был бы совершенно счастлив, если б не примкнувшая ко мне Петрова.
Петрову из 86-й квартиры навязали мне давным-давно - как только мы переехали в новый дом и наши "предки", выпускники горного института, поселились на одной лестничной площадке. Дружили они с первого курса, жили в одном общежитии. Мамы наши были москвичками, а папы - иногородними, жили в одном общежитии, ходили к нашим мамам обедать, писали на всех четверых шпаргалки, вместе ездили на практику, потом по экспедициям. Потом поженились.
Потом между экспедициями родился я, а через несколько месяцев - Петрова. Предки получили по квартире в новом доме и тут же снова отбыли в экспедицию, оставив нас бабушкам. Бабушки поначалу очень тосковали по старым комнатам в коммуналках, которые пришлось сдать государству, но потом пообвыкли и тоже сплотились на ниве машинной вязки. Купили одну японскую машинку на двоих и стали одевать весь дом, а потом и район в первоклассные свитера, костюмы и спортивные шапочки.
В общем, все были при деле, все заняты, а мне, сколько себя помню, всё время навязывали Петрову - то играй с ней, то гуляй, то помоги задачку решить...Во-первых, мол, ты старше, а во вторых - мальчик, мужчина. И до того меня доставали с Петровой, что я стал с горя удирать в Дом Пионеров в кружок авиамоделей. Петрову к нам, слава Богу, не приняли, свободные места были только в ансамбле Народного танца, куда никто не шёл. Так она мне назло записалась в этот ансамбль и каждый вечер топала над головой свои "бульбы" и "гопаки", а мне ничего не оставалось, как подняться к ней и засесть вместе за её задачки. А бабушки внизу стрекотали вязальной машинкой и наслаждались тишиной.
Но, в конце концов, Петрова до того дотопалась, что её бабушка тоже сбежала к какому-то чужому дедушке в связанном ею свитере, а маме Петровой пришлось устраиваться на работу в Москве и самой её воспитывать.
Но без бродячей жизни и петровского папы она стала тосковать, психовать, а моя бабушка сказала, что нечего заводить детей, если не собираешься их воспитывать, что она тоже могла бы сбежать к какому-либо дедушке, если б не было нашего. Что им с дедушкой тоже пора отдохнуть от нас и съездить хотя бы на родину, на Кубань. А я обиделся и сказал - ну и скатертью дорожка, только не навязывайте мне Петрову.
Тут и лето наступило, и победа на соревнованиях, и эта путёвка на Кавказ. А бабушка с дедушкой уже и телеграмму на свою Кубань отправили - встречайте, мол, вагон такой-то...Но тут позвонила моя мама из экспедиции и сказала, что мама Петровой должна немедленно ехать туда к ним и спасать семью, что я уже большой мальчик и обязан понять, что поскольку Петрову не с кем оставить в Москве , мне надо взять её с собой. Что хотя Петрова далеко не отличница и не общественница, но из Дома Пионеров ей согласны выдать справку, и тогда можно будет выхлопотать вторую путёвку за наличные.
Я вообще-то реву редко, но тут заревел бы обязательно, однако не успел, потому что в дверь позвонила мама Петровой, сказав. что внизу её ждёт такси, что вот выписанная на Петрову путёвка и деньги на дорогу в конверте, что я не должен отпускать от себя Петрову ни на шаг, не разрешать ей сидеть на холодной земле, торчать в море больше пятнадцати минут , заплывать за буйки, есть немытые фрукты и больше трёх пачек мороженого зараз. Что квартиру она заперла, цветы и кота пристроила, а нам желает счастливого пути.
Из-за её спины выглядывала торжествующая Петрова с видом царевны-Лягушки, на которой я, реви-не реви, обязан жениться.
Мама Петровой расцеловала нас и умчалась "спасать семью".
- Алик, алло!..Что же ты молчишь? - кричала в телефон моя мама. Надо же - из тайги, из глуши, а слышно, будто рядом. Петрова вырвала у меня трубку.
- Здравствуйте, тётя Тоня. Не беспокойтесь, я за Аликом присмотрю...
Я тогда подумал, что кранты, жизнь кончена. Но даже Петровой не удалось испортить наше путешествие, хотя и приходилось тащить всю дорогу то рюкзак Петровой, то саму Петрову, то ей гриву расчёсывать, которая стала от походной жизни как шерсть у овец, что нам попадались в горах.
Насчёт "овечьей шерсти" Петрова обиделась, схватила ножницы и оттяпала себе полкосы.
- Ну, доволен?
- Теперь как пугало огородное, - сказал я.
Петрова стянула волосы на затылке аптечной резинкой и стала вылитый Чипполино. Тогда она захныкала, чтоб я ей немедленно купил шляпу, как у Утёсова из "Весёлых ребят". В утёсовской шляпе Петрова стала похожа на солнечное затмение - в центре нечто круглое, дочерна загорелое, а вокруг - корона из лохматого белого войлока.
Зеркало у нас имелось одно на всех - у Малики, да и то просто пустая пудреница. Петрова в утёсовской шляпе в нём не помещалась, но то, что помещалось, так ей понравилось, что она эту шляпу больше не снимала, даже спала в ней. Спальный мешок застёгнут до подбородка, а снаружи - голова в шляпе.
- Слышишь? - Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и поворачивалась туда-сюда, будто локатор.
Слух у Петровой был феноменальный - подсказки она слышала с последней парты.
Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали цикады.
- Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!
Обычно это действовало безотказно.
- Труба, - шепнула Петрова, - Слышишь? Нас кто-то зовёт.
- Почему нас?
Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать её руку к своей, (что я иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов), Петровой и след простыл.
Сияла полная луна, сияли крупные южные звёзды, снежные склоны и ледники, откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до горизонта...
Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то совсем неподалёку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она зовёт на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина. Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.
Вслед за Петровой я пошёл на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали, потом почти полетели - так мне показалось, пока не очутились перед чёрной круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных карманных часов.
Петрова попятилась, дрожа от страха и любопытства. Глаза её из-под утёсовской шляпы аж светились, как у кошки.
- Лезь первый, ты же м-мальчик, - выдавила она, заикаясь, -Н-не б-бойся, я с тобой.
Вообще-то я трусом не был, но лезть в это подземелье-часы совсем не хотелось. К крышке была привязана то ли верёвочная лестница, то ли цепь - толстая и, вроде бы, серебряная. Она свисала вниз, как бы приглашая - ну же, скорей! Снова из чёрной дыры прозвучала труба. Эх, была - не была! Я стал спускаться, следом - Петрова, едва не наступая мне на макушку.
Под нами и впрямь был циферблат. Лунные часы - старинные светящиеся римские цифры и два серебряных лунных луча вместо стрелок. Луч короче и луч длиннее. Оба подползали к двенадцати.
- Они отсчитывают тьму, - услыхали мы ломкий мальчишеский голос, - Солнечные показывают свет, а эти - тьму. Ваше солнечное время заканчивается, грядёт лунное...Ночь и хаос. Кончилась эра светлых годов, товарищи!
Я сразу узнал этого сурового мальчика-воина из гайдаровской сказки - в шинели до пят, с винтовкой через плечо и в будённовке. Но дул он совсем не в горн и не в трубу, а в небольшую то ли флейту, то ли дудку, которая в лунном луче сверкала и переливалась, будто хрустальная.
Я решил, что всё это мне снится, и ущипнул себя за руку. Больно. Тут же меня ущипнула Петрова, ещё больнее. Я наступил ей на ногу. Петрова взвизгнула и брыкнулась.
- Да не снюсь я, всё и вправду хуже некуда, - вздохнул Кибальчиш, - Вот слушал ваш разговор у костра, кто о чём мечтает, - и про самолёт-невидимку, и про город-сад в заполярье, и про элексир вечной молодости, который надумала изобрести эта барышня...
Петрова заявила, что никому и никогда про этот элексир не рассказывала, хоть и мечтала про себя.
- Рассказывала-не рассказывала - какая разница, всё равно уже ничего не сбудется. Ни страны нашей больше не будет, ни дружбы народов, ни "человек проходит, как хозяин", ни пионерлагерей, ни самих пионеров...И белый город у моря, и эти горы содрогнутся от взрывов и покраснеют от крови. И снова проклятые буржуины всех одолеют, предадут, всё прожрут и пустят по ветру...Щипайся-не щипайся, Качалкин, - никакой это не сон.
Тут Кибальчиш так больно наступил мне сапогом на ногу, что я заорал, что ладно, пусть не сон, только что же теперь делать?
Мальчиш сказал, что когда подслушал у костра наши мечты и планы, то подумал: вот настоящие ребята, готовые на подвиг, которые могут попытаться спасти великое дело борьбы за освобождение человечества. Что он долго звал, играл нам побудку, но все дрыхли.
- Лишь ты, Качалкин...
- Он тоже дрых, это я услыхала, - перебила Петрова. - Только нет у нас и в помине никаких буржуинов, всё-то ты врёшь, Мальчиш. А если б и были, то никак не сумели бы нас победить, потому что страна наша - самая сильная, могучая и несокрушимая в мире, которую даже фашистские полчища не одолели.
Мальчиш печально сказал, что полчища не одолели, а горстка буржуинов одолеют, потому что вся наша сила была в Тайне, которую знали даже дети. Но проклятый Плохиш всё же изловчился и похитил Тайну, чтобы продать буржуинам за бочку варенья и корзину печенья. А без тайны мы против них бессильны. И уже движется на нас снова со всех сторон рать невидимая, выглядывает "из-за спины РСДРП мурло мещанина", прячутся пока что изменники за высокими заборами да кремлёвскими стенами, но вот-вот пробьёт их час. Час тьмы...
Петрова заявила, что не верит ни одному его слову, что он псих и паникёр, и вообще, если б не его героическая биография, надо бы заявить куда следует. Я же сказал, что не может быть психом и паникёром павший смертью храбрых. А Мальчиш добавил, что и вруном никогда не был. Просто он всё видел своими глазами, потому что сам тоже из сказочного измерения, куда утащил проклятый Плохиш нашу Тайну. Что он, Мальчиш, бросился в погоню и уже почти догнал жирного Плохиша, но ворюга из гайдаровской сказки смылся к Чёрту на Кулички. А эти Чёртовы Кулички - самое страшное и опасное место в сказочном измерении, там собран весь отрицательный опыт человечества, коварные ловушки на каждом шагу.
- О, если б я мог туда попасть! - воскликнул он, - Но у меня нет главного - времени. Моё время кончилось. Ни минуты не осталось, ни секундочки...А ты богач, Качалкин, у тебя вся жизнь впереди. Ты ещё можешь всех спасти...Ровно в полночь в полнолуние седьмого месяца седьмого дня тот, у кого вся жизнь впереди, может войти в пролом во времени и попасть на эти самые Кулички.
Сколько их побывало в этих местах, всевозможных туристов и отдыхающих! Одни дрыхли, не слышали, другим лень было вставать...То трусили, то не верили. Или были слишком стары...Времени всё меньше, Качалкин, буржуины приближаются - глаза завидущие, руки загребущие...Точат зубы на народное добро. Видишь зарево за морем? Это они. И если ты тот самый герой...
- Да! Алик - "тот самый", - перебила Петрова, - Но ни на какие Кулички ему нельзя. Я тёте Вале обещала...
- Скоро полночь, - Мальчиш обращался только ко мне, - Ровно в двенадцать сомкнутся два лунных луча и на несколько секунд расступится время. И пока часы будут бить полночь, ты сможешь пролезть в чёрную дыру во времени. За час ты должен разыскать и добыть Тайну и успеть вернуться. Не успеешь - останешься в сказочном измерении навсегда.
- За ча-ас! - ахнула Петрова, - Да за час только до палаток сбегать туда-сюда...
Мальчиш пояснил, что у них в сказочном измерении земная минута равна году. То есть час - это шестьдесят лет.
- Не пущу-у! - заревела Петрова, - Он что же, стариком вернётся? А я как же? Или вообще не вернётся...Женится там у вас на какой-нибудь Василисе Прекрасной!
- Василиса Прекрасная давно замужем за Иванушкой, - сказал Мальчиш. - Кстати, тебя ведь тоже Василисой зовут, да? Вернётся непременно твой Алик и станешь Василисой Качалкиной - кое-что я умею предсказывать.
У меня от такой перспективы аж в глазах позеленело. Я сказал, что согласен на какие угодно Кулички, хоть ни во что подобное, разумеется, не верю. А про себя подумал - вдруг и вправду этот мальчик псих или шпион? Но скорее всего, решил я, всё-таки это сон такой чудной после восхождения. То ли цветов каких надышался, а может, скорпион укусил - чего не бывает в горах! Ну и пусть, хоть во сне отдохну от Петровой.
Ни во что-то я, дурень, тогда не врубился. Насколько всё серьёзно. И наверное, до сих пор ничего не понимаю...
- Ты и вправду готов, Качалкин? - Луч луны упал на лицо Мальчиша, и я увидел его пронзительные суровые глаза. Как у красноармейца на плакате тех лет: "ТЫ - записался добровольцем?"
- А чего тут...Надо, так надо.
- Знаю, ты не трус, не дурак, с тобой можно пойти в разведку, но если дрейфишь - лучше ступай назад спать. Только нет у нас времени дрыхнуть - враг всё ближе. Не вернёшься с Тайной во-время - всё пропало. Одолеют страну буржуины, а ты навсегда останешься в сказочном измерении.
- Зачем он им там нужен? - всхлипнула Петрова, - Алик ведь не какой-нибудь мальчик-с-пальчик! Кем он там будет?
- Качалкиным, который так и не сумел раздобыть Тайну. Попадёт в какую-либо соответствующую сказку или пословицу про бедолагу или растяпу с благими намерениями - мало ли их народ насочинял! А может, новую сказку про него сложат. Вроде как про стойкого оловянного солдатика. И про его Василису, что ждала-не дождалась, да и выскочила за Змея-Горыныча...
- Не-ет! - снова заревела, вцепившись в меня Петрова, - Не пущу-у!
- Это всё сон, Петрова, - я безуспешно старался её отодрать от себя, - Просто нам снится одинаковый сон, это бывает в горах, может, маков нанюхались...Мальчиш отведёт тебя в палатку, утром проснёшься спокойненько...
- А тебя не-ет, - ревела Петрова, - Не хочу-у!
Тут длинный лунный луч коснулся короткого, послышался хрустский звук, будто льдина раскололась. Из образовавшейся под ногами чёрной дыры потянуло погребом.
- Ой, мамочки, - сказала Петрова и села на пол прямо на римское "три". "Потрясный сон", - уговаривал я себя, чтобы не дрожать. Лицо Мальчиша было совсем близко, и я подумал, что ему лет десять, не больше. Звезда на его будённовке была прострелена, на щеке запеклась струйка крови.
- Возьми, товарищ, это дудка-побудка, она зовёт в дорогу, не даёт порасти мхом. Слишком много вы привыкли спать, вот и Тайну проспали, а на Куличках останавливаться нельзя, понял? В случае чего - дуди во всю мочь, мёртвого подымет. Только учти - использовать её можно лишь трижды. И вот тебе часы - я их перевёл на час назад. Когда на них будет двенадцать, твоё время кончится. Прыгай! Будешь вниз лететь - старайся не дышать - там пыль веков... Скорее, пролом закрывается!
- Прощай, Мальчиш, - мы обнялись, - Прощай, Петрова! Петрова, ты где?
- Небось, спряталась со страху. Я о ней позабочусь, товарищ. Возвращайся с победой!
Чёрная дыра быстро сужалась. Я сделал ещё шаг, и тут меня втянуло в неё, будто в пылесос, завертело, закрутило...Потом я шлёпнулся на что-то мягкое, ничего не различая в тёмносерой мгле и стараясь не чихать, хоть в носу нестерпимо щекотало. Я боялся разбудить ребят, по-прежнему уверенный, что сейчас проснусь.
Подкатегории
Дремучие двери
Роман-мистерия Юлии Ивановой "Дpемучие двеpи" стал сенсацией в литеpатуpном миpе еще в pукописном ваpианте, пpивлекая пpежде всего нетpадиционным осмыслением с pелигиозно-духовных позиций - pоли Иосифа Сталина в отечественной и миpовой истоpии.
Не был ли Иосиф Гpозный, "тиpан всех вpемен и наpодов", напpавляющим и спасительным "жезлом железным" в pуке Твоpца? Адвокат Иосифа, его Ангел-Хранитель, собирает свидетельства, готовясь защищать "тирана всех времён и народов" на Высшем Суде. Сюда, в Преддверие, попадает и Иоанна, ценой собственной жизни спасающая от киллеров Лидера, противостоящего Новому Мировому Порядку грядущего Антихриста. Здесь, на грани жизни и смерти, она получает шанс вернуться в прошлое, повторив путь от детства до седин, переоценить не только личную судьбу, но и постичь глубину трагедии своей страны, совершивший величайший в истории человечества прорыв из тисков цивилизации потребления, а ныне вновь задыхающейся в мире, "знающем цену всему, но не видящем ни в чём ценности"...
Книга Юлии Ивановой пpивлечет не только интеpесующихся личностью Сталина, одной из самых таинственных в миpовой истоpии, не только любителей остpых сюжетных повоpотов, любовных коллизий и мистики - все это сеть в pомане. Но написан он пpежде всего для тех, кто, как и геpои книги, напpяженно ищет Истину, пытаясь выбpаться из лабиpинта "дpемучих двеpей" бессмысленного суетного бытия.
Скачать роман в формате электронной книги fb2: Том I Том II
Дверь в потолке. Часть I
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Дверь в потолке. Часть II
Книга "Дверь в потолке" - история жизни русской советской писательницы Юлии Ивановой, а также – обсуждение ее романа-мистерии "Дремучие двери" в Интернете.
Авторские монологи чередуются с диалогами между участниками Форума о книге "Дремучие двери", уже изданной в бумажном варианте и размещенной на сайте, а так же о союзе взаимопомощи "Изания" и путях его создания
О себе автор пишет, выворачивая душу наизнанку. Роман охватывает всю жизнь героини от рождения до момента сдачи рукописи в печать. Юлия Иванова ничего не утаивает от читателя. Это: "ошибки молодости", увлечение "светской советской жизнью", вещизмом, антиквариатом, азартными играми, проблемы с близкими, сотрудниками по работе и соседями, метания в поисках Истины, бегство из Москвы и труд на земле, хождение по мукам с мистерией "Дремучие двери" к политическим и общественным деятелям. И так далее…
Единственное, что по-прежнему остается табу для Юлии, - это "государственные тайны", связанные с определенной стороной ее деятельности. А также интимная жизнь известных людей, с которыми ее сталкивала судьба.
Личность героини резко противостоит окружающему миру. Причина этого – страх не реализоваться, не исполнить Предназначения. В результате родилась пронзительная по искренности книга о поиске смысла жизни, Павке Корчагине в юбке, который жертвует собой ради других.
Последний эксперимент
Экстренный выпуск!
Сенсационное сообщение из Космического центра! Наконец-то удалось установить связь со звездолетом "Ахиллес-087", который уже считался погибшим. Капитан корабля Барри Ф. Кеннан сообщил, что экипаж находится на неизвестной планете, не только пригодной для жизни, но и как две капли воды похожей на нашу Землю. И что они там прекрасно себя чувствуют.
А МОЖЕТ, ВПРАВДУ НАЙДЕН РАЙ?
Скачать повесть в формате электронной книги fb2
Скачать архив аудиокниги
Верни Тайну!
* * *
Получена срочная депеша:
«Тревога! Украдена наша Тайна!»
Не какая-нибудь там сверхсекретная и недоступная – но близкая каждому сердцу – даже дети её знали, хранили,
и с ней наша страна всегда побеждала врагов.
Однако предателю Плохишу удалось похитить святыню и продать за бочку варенья и корзину печенья в сказочное царство Тьмы, где злые силы спрятали Её за семью печатями.
Теперь всей стране грозит опасность.
Тайну надо найти и вернуть. Но как?
Ведь царство Тьмы находится в сказочном измерении.
На Куличках у того самого, кого и поминать нельзя.
Отважный Мальчиш-Кибальчиш разведал, что высоко в горах есть таинственные Лунные часы, отсчитывающие минуты ночного мрака. Когда они бьют, образуется пролом во времени, через который можно попасть в подземное царство.
Сам погибший Мальчиш бессилен – его время давно кончилось. Но...
Слышите звук трубы?
Это его боевая Дудка-Побудка зовёт добровольцев спуститься в подземелье и вернуть нашу Тайну.
Волшебная Дудка пробуждает в человеке чувство дороги, не давая остановиться и порасти мхом. Но и она поможет в пути лишь несколько раз.
Торопитесь – пролом во времени закрывается!..