К нам обернулась бездной высь.

- Союз перестал существовать!
- Союза больше нет!
 Откровенно ликующие вопли наших и зарубежных СМИ напоминали шабаш ведьм.
 Эта вселенская мистерия, катастрофа с её Родиной казалась настолько невероятной, что разум не хотел верить.
Казалось, вот-вот они опомнятся, что-то случится, кого-то объявят врагом народа...

Кт-то ведь должен был остановить это безумие, от которого она испытывала незнакомое, почти физическое страдание - смесь боли с яростью. Когда хотелось немедленно записаться добровольцем. И на коне в доспехах, как Орлеанская дева, именем которой когда-то нарёк её отец, сокрушить врага.
 Но враг был везде - не только эти то ли придурки, то ли оборотни в Кремле, не только обалдевшие от неожиданной добычи забугорные стервятники, но и этот самый народ.

 Простые бывшие советские люди, взирающие на происходящий апокалипсис с тупым равнодушным любопытством олигофрена, у ног которого крутится граната.

"Родина моя, ты сошла с ума!" - пел Тальков, пока его не убили.

"Бойся равнодушных! - предупреждал Бруно-Ясенский, - С их молчаливого согласия делаются все злодейства на земле".
 Но вокруг были не просто равнодушные, это были зомби. Они смотрели "Санта Барбару", жрали сникерсы и чизбургеры, радовались дешевым папуасским тряпкам и читали бульварную прессу.

 Что-то с ними сделалось. Это был уже не народ, а тупой, неорганизованный и трусливый табун, то ли не замечающий, что конюшня горит, то ли не желающий замечать.

 "А в остальном, прекрасная маркиза"...
Всё хорошо, лишь б не коммуняки. Пусть всё пропадёт и сгорит, лишь бы не коммуняки... СССР, Россия, мы сами, весь мир - пусть всё сгорит, лишь бы коммуняки не вернулись...

В этой ненависти тоже прозревалось что-то мистическое, сродни гонению на христиан.

 "Меня гнали, и вас будут гнать"...

 Мир любит своё. Не дадут грешить, заставят работать, будут всё на всех делить...

Если живущим мирно народам предложат заново всё поделить - непременно начнутся войны.

 Если верному мужу каждый день показывать голых баб, он неизбежно начнёт шляться.

Вам надо что-то сказать миру? - Говорите! Но держу пари, вам нечего сказать!

Глаза у собственников стекленели. Глас вопиющего в пустыне.

 Иоанна ловила себя на том, что защищает Союз и советскую власть с религиозных позиций. Власть, в общем-то, не давала грешить! - не в этом ли ещё одна причина, о которой никто не говорил - ненависти к ней?
Вернётся и загонит в стойло заповедей...

- Ты что, коммунистка? - злобно спрашивали Иоанну во время этих споров.

 - Я - христианка, - отвечала она с вызовом.


Чем более трескалось здание, тем яснее проступал зловеще-мистический смысл происходящего.
Когда Господь хочет наказать, отнимает разум.

Красный флаг опустили воровски, ночью.
Давно, на сценарных курсах, им показали документальные кадры взрыва храма Христа Спасителя. Его взорвали красные, но такой же запредельный ужас она испытала, глядя ночью в Лужине, одна с Анчаром, по ящику, кадры спуска красного знамени. "Их" знамени.

 Нет, это было наше знамя! Её знамя, как и её храм. Иоанна не могла ещё в точности сформулировать понятие "наше", но "земля содрогнулась и завеса разодралась надвое"...

 Будто вырванное, истекающее кровью сердце миллионов нас, живших когда-то, беспомощной красной тряпкой дрогнуло в агонии и мёртво повисло.

Вот оно, знамение на темени последнего секретаря!.. Прелюдия большой крови и бедствий.

 Собственная реакция на увиденное тоже ошеломила. В таком состоянии, наверное, поджигают, взрывают, нажимают на кнопки и курки...
- Что же вы, иуды, делаете?! - казалось, молча кричала застывшая, как перед казнью, декабрьская Красная Площадь.

"Широко ты, Русь, по лицу земли в красе царственной развернулася..."
"Цепи гор стоят великанами..."
 "Чуден Днепр при тихой погоде..."
 "Ташкент - город хлебный...".
"Поднимает грудь море синее, и горами лёд ходит по морю..." - пульсировало в ней нестерпимой яростной болью.

"Нет, не помогут им усилья подземных и крамольных сил.
Зри: над тобой, простерши крылья, парит Архангел Михаил!"

"Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От Финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля до стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая, не встанет Русская земля?"

Народ безмолвствовал. Будто не было великой веры, великой истории, великой культуры и крови великих мучеников тысячелетней Православной цивилизации...

 Они смотрели по другой программе "Рабыню Изауру".

"Есть лишь одна страна, граничащая с Богом - Россия".

Земля, где каждая пядь полита слезами, потом и кровью собравших её.
 Отстоявших целостность и великое право не жиреть за счёт других.
Осознавших жизнь лежащего во зле мира как недостойную, ведущую в вечную погибель.
 И защитивших, казалось, навеки свои великие просторы.

Где человек человеку "друг, товарищ и брат", где "хлеба горбушку, и ту пополам" где "все за одного, один за всех", где "умри, но не давай поцелуя без любви"...

 Где верили, что человек приходит в мир не получать, а отдавать, послужить другим, а не чтоб ему служили.
 И что свобода не в бесконечном удовлетворении эгоистических и плотских желаний, а в освобождении от них во имя высокого предназначения человека.

Пусть назвали свои мечты "светлым будущим", "счастьем человечества" - разве не для поиска путей к этому самому "счастью" призвал нас Господь?

Пусть заблудились, пусть не раз принимали за свет в конце тоннеля прожектор встречного поезда, который крушил многих из нас... Пусть было в нас мало веры, или не было вовсе, пусть мы ещё не нашли "спасенья узкий путь и тесные врата".

 Но и "широкий путь погибели", куда нас сейчас так неистово тянули... узаконенная страна Вампирия, Вожделения, Сребролюбия - эта ВВС не для нас.
 И если сказано, что нельзя одновременно служить Богу и Маммоне, то мы, по крайней мере, не служили Золотому Тельцу.
 Мы строили города и заводы, возделывали землю, учили детей, лечили больных, защищали Родину, писали книги и верили, каждый по-своему, в Небо.

Мы победили хищников и угнетателей, но не разглядели их оскал в нас самих.

 Падшее человечество перманентно беременно вампиризмом. О, как мы теперь это хорошо поняли, когда взлелеянные и призванные беречь нас охранники нас же стали пожирать, заражая "святую Русь" "болезнью к смерти".

Ну и что же теперь? Приятного им аппетита?.. "Вампиры всех стран, объединяйтесь?"

Большинство, как известно, идёт широким путём погибели. "Демократическим путём" был приговорён к распятию безвинный Иисус.
Народ в массе своей предпочитает земные дары небесным и распинает Истину...

Вдохновение, Воздержание, Восхождение. Против Вампирии, Вожделении и Вакханалии.

Что-то глобально изменилось в мире, как после убийства старухи-процентщицы для Раскольникова.
Иоанна не убивала свою страну, но после уничтожения Союза, даже не территориального, нет, - а будто душу вынули у Родины - что-то зловеще изменилось в мире.
 Всё вокруг стало мертвым, катастрофически распадающимся, всё гнило и тлело, всё пахло мертвечиной. И её мучил страшный комплекс вины, как, наверное, их, стоявших когда-то в бездействии у распятия.

Данная Богом земля-мать, Святая Русь - где душа твоя? Воскреснешь ли на третий день?
 Или так и будешь на коленях вымаливать зарплату, заглатывать мыльные сериалы и рыть себе могилу, требуя лишь, чтоб выдали поострей лопату. Да накормили перед тем, как туда спрыгнуть...

Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил?
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?

"Не обманывайтесь, братие: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники царства Божия не наследуют".

"Ни хищники, ни воры, ни блудники, ни лихоимцы"...

Нам были дарованы Небом просторы, чтобы враг ими подавился, не смог проглотить.

Знамя цвета крови...

 Куликово поле, Бородино, Севастополь, Прохоровка, Сталинград... Дмитрий Донской и Александр Невский. Сусанин, 3оя, Матросов, Гастелло.  Неизвестный солдат и ещё миллионы неизвестных.

"Мы просвистели наш простор, проматерили дух"... Где душа твоя, Русь?

Великая богоизбранная земля "от потрясённого Кремля до стен недвижного Китая" умирала, истекая кровью, становясь просто "территорией".
 Не покорившаяся врагам, но распятая собственными детьми.
 Страна смотрела "Изауру". И красно-зелёные экраны телевизоров - миллионами вампирьих глаз наблюдали за величайшей агонией всех времён и народов.
 Вынести это было невозможно.

Гибни, Отечество, стадо покорное!
Свалка народов сгорит и сгниёт,
Знамя советское, знамя народное,
Вождь наш на рынке продаст и пропьёт...

*   *   *

Пытаясь разобраться в происходящем, Иоанна теперь часто ездила в ганин храм, где в свободное от занятий время в помещении воскресной школы происходили настоящие баталии по проклятым русским вопросам:
 "Что делать?", "Кто виноват?", "Был ли мальчик?" "Русь, куда же несёшься ты?.."

 Как когда-то в Лужине обсуждались нескончаемо и горячо вопросы чисто духовные, так теперь ганина паства дружно повернулась к политике.
 Ганя то присутствовал, то уходил венчать, крестить, уезжал причащать больных, снова возвращался, разрешая возникшие в его отсутствие споры. Послушница поила всех чаем с конфетами, сушками и прочими приношениями, дискуссия разгоралась с новой силой.

 Потом их просили освободить для детей помещение, и они продолжали спорить на платформе, в электричке, в машине Иоанны, куда набивалось пять-шесть человек. Иоанна везла их до ближайшего метро, опасаясь, что хрупкий металлический коробок салона разорвёт от эмоций. Праведных и неправедных...

Церковному начальству политизация прихожан не нравилась, но отец Андрей возражал, что если православная церковь не будет заниматься "проклятыми вопросами", то паствой займутся и уже занимаются наши и зарубежные секты.
 Однако более всего, видимо, верха пугало активное неприятие отцом Андреем "свежего ветра перемен".
 Считающего, конечно, плюсом что открываются храмы, но когда на каждый открывшийся храм приходится с десяток открывшихся кабаков, борделей, казино и колдовских центров - радостного мало.
И что из того, что теперь можно открывать рты, если при этом закрываются совесть, сердце и разум?

Похоже, разделилось и церковное начальство, появились всякие новомодные батюшки, сторонники экуменизма, консерваторы и обновленцы, проповедующие пользу обогащения как паствы, так и самой церкви.
 Толковали о "правах человека", "несвободе совести", заседали в парламенте, освящали банки, фирмы, заморские колесницы.
Присутствовали на всевозможных презентациях, хотя отец Андрей и его единомышленники ссылались на постановления вселенских соборов, предавших анафеме нетрудовой и грабительский капитал и запретивших давать деньги в рост.

Так Ганя из диссидента стал "краснокоричневым батюшкой".
 Часть паствы, желающая послужить одновременно "Богу и Маммоне" и кивающая при этом на ценный американский опыт, от отца Андрея откололась.

Ганя всё это переживал, говорил о "последних временах", всемирном правительстве, о нынешних и грядущих катастрофах и о возможном объединении церквей под знаменем "отца лжи и всемирного оборотня".
 О предвестниках антихриста, который "близ при дверях", и других признаках надвигающегося апокалипсиса, о чём ему поведал один прозорливый старец.

Но странно - отец Андрей, да и многие из его духовных чад спорили о грядущем конце с каким-то странным восторгом.

"А он, мятежный, просит бури"... "Пусть сильнее грянет буря!"...

Историческое время - болезнь, ведущая к неизбежной смерти. Поэтому его конец, наверное, для всякого верующего - освобождение.
 Мы жаждем подлинного, настоящего, которого в этой жизни нет. Лишь прошлое - иллюзия консерватизма и будущее - иллюзия прогресса.

Остановись, мгновенье!.. Мы жаждем встречи с Богом и одновременно страшимся её.

 Особенно в "минуты роковые", когда всё вокруг взывает о помощи, о спасении, когда рушится бытие, льётся кровь. И Господь, кажется, совсем отворачивается от обезумевшего мира.
 Когда время возвращать "долги наши". И ещё не испита до дна горькая чаша, и надо нести свой крест. И не только перед лицом Господа придётся предстать, но и перед сонмом великих, собравших, защищавших и возвеличивших богохранимое православное Отечество, которое мы позволили расчленить и осквернить рабам тьмы.

И прах наш с строгостью судьи и гражданина
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

Будут ли они вообще, потомки у погибающей Руси? Будут ли писать стихи или их читать?
 Или вообще уметь читать и писать?
 Да и будет ли она, великая Святая Русь?
 Или останется просто "территория", а великий народ превратится в "убывающее население"?

"...И духовно навеки почил?.."

Кто виноват?.. Что делать? Куда несёмся?..
 Не даёт ответа.
 Боже, спаси нас, как Сам знаешь.
 "Пусть сильнее грянет буря!"
 Последняя революция. Твой апокалипсис, Господи!..

"И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет: ибо прежнее прошло.
И сказал мне: свершилось! Я есьм Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой;
Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном;
Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов - участь в озере, горящем огнём и серою; это - смерть вторая".

 /От. 21:1, 4, 6-8/

Не мы ли "боязливые и неверные"?

*   *   *

Какой нас дьявол ввёл в соблазн
И мы-то кто при нём?
Но в мире нет её пространств
И нет её времён.

Что больше нет её, понять
Живому не дано:
Ведь родина - она как мать,
Она и мы - одно...

Она глумилась надо мной,
Но, как вела любовь,
Я приезжал к себе домой
В её конец любой.

В ней были думами близки
Баку и Ереван,
Где я вверял свои виски
Пахучим деревам.

Из века в век, из рода род
Венцы её племён
Бог собирал в один народ,
Но Божий враг силён.

И чьи мы дочки и сыны
Во тьме глухих годин,
Того народа, той страны
Не стало в миг один.

При нас космический костёр
Беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
Проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
И меркнет Божий свет...
Мы в той отчизне родились,
Которой больше нет.

/Борис Чичибабин, "Плач по утраченной родине",1992г/

Joomla templates by a4joomla